Наталия Клевалина - Убийственная осень

Они сели на «Святителя Николая» в три ночи. При Вассе был местный ментовской капитан и еще тот самый парень из МЧС, которого капитан взял себе в помощь. Парень возвращался к себе в Бологое. Ему было по пути, и он согласился конвоировать Вассу до Кеми.

Овчарка сказала Вассе, что она приедет в Москву, прихватит там денег, юриста и своего парня и сразу примчится обратно.

— Ты, главное, не лепи там лишнего, пока я не приеду, — инструктировала она подругу, — а что тюрьма, так ничего страшного. Везде люди живут. Если какая-нибудь зэчка начнет прикапываться, дай ей в зубы. Там как сразу себя поставишь, так и будут к тебе относиться.

— Господи, Овчарка, ну ты-то откуда знаешь?!

Ночь выдалась темная — только далеко за поселком светились огни аэродрома. Васса с этими двумя сразу спустилась вниз и не выходила оттуда до самой Кеми. Овчарка снесла свою и Вассину сумку вниз, посидела немного с подругой, а потом поднялась наверх. Она увидела на дебаркадере отца Панкратия, который сделал ей жест, мол, подойди. Овчарка по трапу поднялась на берег.

— Старец тебе велел передать, — сказал он и протянул маленькую деревянную иконку с изображением Феодоры. — На ее мощах освящена, — объяснил он. — И еще на словах передал, чтобы ты крепилась и духом не падала и на будущий год приезжала поговорить с ним.

— Спасибо, — сказала Овчарка.

— Счастливый путь.

Еще Овчарка простилась наскоро с Дерезой. Она ее потрепала по шее и сказала:

— К старухе домой иди. Долгие проводы — лишние слезы. А мне и так всего хватает, так что ступай.

И коза послушно поцокала с причала в поселок.

«Честное слово, — подумала Овчарка, — эта коза умнее иных людей. Жалко, не увижу ее больше. Зато теперь ей есть где жить. Старуха ее взяла, сказала: «Мне молоко не помешает». Как-то тут легче ко всему относятся. Это у нас в Москве месяцами думают, завести хомячка или нет».

И Овчарка пошла обратно на катер. Прежнего матроса на «Святителе Николае» не было. На дебаркадере стояли несколько крепко поддавших парней и развеселых девчонок. Хотя одна из них плакала, наверное, не хотела с кем-то прощаться. Катер стал отходить от берега, и через борт протянулись руки. Кто-то просил звонить, писать, кто-то кричал: «Куда залез, не шлепнись!»

Один уезжал с острова, другой оставался, третий кого-то важного для себя тут встретил, и то, что теперь они расставались, не имело никакого для них значения, они точно знали, что встреча обязательно когда-нибудь будет. Кто-то надеялся на скорый звонок, а кто-то отключал телефон и думал с облегчением: «С глаз долой, из сердца вон».

Но все они тут что-то нашли, а Овчарка потеряла. И это было так больно, что Овчарке хотелось побить кого-нибудь из этих парней и девчонок. Бухой чувак, который чуть не свалился в воду, вдруг крикнул: «Небо напополам!» — и с берега ему дружно закричали то же самое. Так он и орал, пока голоса с причала были слышны. Катер вышел из бухты Благоплучия и поплыл в кромешнюю черноту.

«Хоть бы этот остров сорвало с места и унесло подальше, и ни я, ни кто-нибудь другой никогда больше бы не видел его», — думала Овчарка.

Она спустилась вниз, чтоб немного подремать. Васса сказала ей:

— Не грусти, Овчарка, в твоей жизни будет еще много коз.

Овчарка слабо улыбнулась, потому что улыбаться ей сейчас совсем не хотелось. Васса сразу заснула, положив голову Овчарке на плечо. У Овчарки скоро плечо устало, но она и не подумала будить Вассу. Пусть поспит, денек предстоит трудный. Иногда Овчарка задремывала. Наконец, она заснула, а когда проснулась, то увидела, что везде на лавках спят давешние бухие парни и девчонки. Те, кому места не хватило, лежали на ковре и сопели, подложив под головы сумки.

Кстати, на катере она встретила того матроса. Он был одет цивильно и сказал Овчарке, что Шура все-таки права и ему не стоило идти в монахи. Его девушка прислала письмо, и сегодня она приезжает в Кемь, и он едет ее встречать.

— Я ее по телефону еще раз предупредил. Говорю — охота тебе в такую глушь… А она и слышать ничего не хочет, «Заткнись!» — мне кричит. — И матрос засмеялся.

Овчарке захотелось дать ему в рожу или столкнуть за борт. Он был просто отвратительно счастлив.

Через сорок минут они должны были приехать. Овчарка нехотя разбудила Вассу. Она вытащила их сумки на палубу, переступая через пассажиров, спящих мертвых сном на полу, очень боясь на кого-нибудь наступить. Моросил дождь, небо светлело, но оставалось серым, день будет плохим, сразу видно. Васса с капитаном и эмчеэсовцем сидела на корме, как раз там, где, завернувшись в красный плед, Шура писала свой дневник. Овчарка стояла рядом, потому что места на лавочке ей не хватило, там могли сидеть только трое. Стали выползать помятые похмельные пассажиры.

Васса попросила попить. Бутылка была в пакете, в Вассиной сумке, которую Овчарка положила на носу рядом со своей. Но Овчарке хотелось подольше побыть с Вассой, и она сказала эмчеэсовцу злобно:

— Ты что, стал плохо слышать?

Тот поглядел на Овчарку, решил, что лучше всего с ней сейчас не связываться, и поплелся на нос. Овчарка села на его место рядом с подругой.

— Сияешь? — спросила Васса.

— Сияю, — еле слышно отозвалась Овчарка.

Васса вдруг потрепала ее по руке и сказала:

— Сияй и дальше, — и прыгнула за борт.

Мент заорал, стоявшая рядом девица завизжала как резаная свинья. Молчала только Овчарка, которая прыгнула сразу следом за Вассой.

Овчарка плавала хорошо. Она сразу всплыла наверх, хотя от удара о воду на секунду потеряла сознание. Она крикнула «Васса!» и думала только о том, что подруга совсем не умеет плавать.

— Что же ты делаешь, Васса, что же ты делаешь, у тебя же Катька!

Овчарка нырнула, а вынырнуть уже не сумела, потому что куртка набухла от воды и потянула ее вниз. Овчарка смогла расстегнуть «молнию» и выбраться из куртки. Но тотчас ботинки, как гири, потащили ее на дно. Ног она своих не чувствовала. Овчарка подумала, что, наверное, придется умереть, и у нее сильно заболело сердце. Ей вдруг стало жарко.

Странно. Вроде как засыпаешь, уже сон начинает сниться, и все равно слышишь, как этажом выше маленький ребенок разорался или как за стеной музыку врубили вовсю, какую-нибудь дурацкую песню. А потом Овчарка очутилась в странном месте.

Она шла по коридору, и вместе с ней шло еще много народу, и никто ни с кем не разговаривал. И все шли только в одну сторону. Овчарка, конечно, тут же попробовала повернуть обратно, но к ней сразу подошли двое здоровенных каких-то, в белом, развернули да еще тычка дали в спину.

«Ну что ж, значит, туда надо, как всем», — подумала Овчарка и двинулась в прежнем направлении. Она задрала голову, но неба не увидела. Земли под ногами тоже не было. Она шла, и тут кто-то схватил ее за локоть. Овчарка увидела, что это Феодора.

— Ты что тут делаешь?

Овчарка хотела сказать, что идет вместе со всеми, потому что обратно нельзя, но слова почему-то не шли с языка. И Феодора повела Овчарку в обратную сторону, и те, здоровенные, и слова им не сказали.

Они все шли и шли, и наконец Овчарка увидела очередь, совсем недлинную. Феодора ее поставила в самый конец и сказала:

— Стой тут, — и ушла.

Овчарка стояла, очередь продвигалась быстро. Какой-то мордоворот, тоже, правда, в белом, спрашивал у каждого, какую он дверь выбирает. Дверей было две. Кто какую выбирал, в ту и входил. Овчарка попробовала заглянуть в обе двери, когда очередной человек входил, но ничего не увидела.

И тут Овчарку снова кто-то взял за локоть. Она обернулась и увидела Шуру. Овчарка решила не пугаться.

«Ведь если я мертвая, и она тоже — так чего мне ее бояться», — подумала она. Шура прошептала ей на ухо:

— Правую выбирай. Иначе окажешься в бессолнечном месте, поняла?

Овчарка кивнула. Шура ей улыбнулась и еще шепнула, прежде чем уйти:

— Спасибо тебе.

Почти уже подошла Овчаркина очередь. Люди все шли мимо, а Овчарка стояла. И тут, когда перед Овчаркой осталась только одна женщина, мимо прошла Васса. Овчарка увидела ее ясно-ясно. Она тотчас побежала за ней, схватила ее за руку и повела к двум дверям. Васса вырывалась.

— Ты что делаешь, Овчарка, мне туда нельзя, мне знаешь что за это будет?

— Ничего тебе не будет.

Однако к ним уже шли двое громил в белом. Откуда ни возьмись появилась Феодора, что-то им сказала, и они так и остановились, не дойдя до подруг. Тут Васса сказала:

— Не упрямься, Овчарка, хоть тут-то не надо. Ты что, не понимаешь, что тебе туда, а мне надо прощения просить еще как минимум лет сто. Чем раньше я начну, тем лучше.

— Никуда я не пойду, — говорила Овчарка, — или вместе сюда, или туда. Выбирай. А мне уже все по барабану. Пошли, я знаю, что надо в правую идти, мне сказали.

Вдруг Васса крепко взяла Овчарку за запястье, подтащила ее, упирающуюся, к правой двери и без лишних слов вытолкнула наружу. И все равно Овчарка успела каким-то образом увидеть, что рядом с Вассой стоит Шура и у обеих одежда сияет.