Александра Антонова - Продавец фокусов

Но, к сожалению, с наступлением эры перестройки наша лаборатория оказалась обузой для науки. Бюджет урезали, сотрудники разбежались. Хотя, должен сказать, что энтузиастами я бы своих коллег не назвал. Чаще всего, в экспериментальные лаборатории ссылаются люди неугодные начальству, лентяи и тугодумы. Пожалуй, только один сотрудник был у меня выдающимся изобретателем – Петя, да и тот спился…

Георг замолчал, задумчиво собирая на столе пряничные крошки в аккуратную кучку. Я обратила внимание на его руки: аристократическая кисть с музыкальными пальцами, вытянутые ногти потомственного научного работника. Мы с Ильей тихо сидели, боясь спугнуть его воспоминания. Какая-то мысль порхала в моем подсознании невесомой бабочкой. Почему-то вспомнился Лаврентий Палыч с его многозначительными высказываниями по поводу оптических иллюзий, госпожи Фортуны и интуиции. Боцман нахохлился на жердочке, его глаза были прикрыты, хохол опущен в положение «вольно», возможно, он спал.

Тишину нарушило тихое бульканье со стороны водопроводного крана, которое внезапно переросло в свист, храп и рев простывшего монстра. Георг вскочил с несолидной поспешностью, опрокинув свой табурет.

– Пассатижи! – крикнул он, бросаясь к мойке.

Мы не успели отреагировать на его возглас, как водопроводный кран издал всхлип, вентиль холодной воды сорвало, и из трубы рванула ледяная струя.

Илья бросился на помощь Георгу. Они вдвоем пытались закрутить гайку на трубе под мойкой, орали что-то неразборчивое, забравшись по пояс в шкафчик. Боцман проснулся и хлопал крыльями, выкрикивая команды, соответствующие сложности момента: "Задраить переборки, шлюпки на воду, полундра, свистать всех наверх!". Я металась по кухне в поисках полотенец или чего-нибудь подходящего, чтобы заткнуть пробоину и прекратить доступ воды в помещение.

Ветошь нашлась в ящике возле холодильника. Я навалилась на кран, борясь с холодный гейзером, и моментально вымокла с ног до головы.

– Илья, беги вниз, в первую квартиру, буди Романыча, пусть перекроет весь стояк! – принял на себя команду хозяин.

Илья бросился за подмогой, а мы с Георгом попытались задушить струю кроличьей шапкой-ушанкой, которая случайно оказалась на кухонном подоконнике, и почти справились с этим, но тут рванул кран горячей воды, окатив нас кипятком. Два фонтана ревели Ниагарами, заливая пол кухни. Георг, жонглируя двумя кастрюлями, ловил потоки воды, а я схватила эмалированную кружку и принялась вычерпывать то, что плескалось под нашими ногами.

– Маша, отрезай доступ в коридор! – донеслась до меня команда капитана тонущего корабля.

Вода уже подбиралась к порожку, который отделял кухню от остальной части квартиры. Я опять заметалась в поисках подходящих тряпок. На глаза попалось детское байковое одеялко, по какой-то надобности укрывавшее холодильник сверху. На одеялке стояла корзина с яблоками. Я резко рванула одеяло, плетеная корзина закачалась и соскользнула с холодильника.

– Не трогай! Заряжено! – проревел, перекрывая гул водопадов, Георг.

Но было уже поздно. Яблоки посыпались на меня, я инстинктивно скорчилась и прикрыла голову руками.

Ничего не случилось. Яблоки благополучно рассыпались по кухне и зелеными лодочками покачивались на волнах кухонного озера. Они выглядели точной копией того фрукта, которым целился в охранников Доктор. Корзина валялась рядом со столом вверх дном. Я медленно выпрямилась и уставилась на Георга широко открытыми глазами, кажется, и нижняя челюсть у меня отвисла до самой груди. Что-то случилось со слухом, мне показалось, что в квартире повисла ватная тишина, гейзеры рвались из обезглавленных труб совершенно бесшумно. Вот она, большая розовая свинья, которую мне подложила госпожа Фортуна!

Я догадалась…

Георг стоял возле мойки весь мокрый, с его носа и сосулек седых волос капала вода. Он держал в руках по кастрюле и даже не пытался вернуться к спасательным работам. По черным всполохам, мелькнувшим в его глазах, я поняла, что он догадался о том, что я догадалась.

Немая сцена длилась не меньше суток.

– Вы – Продавец фокусов? – просипела я, когда столбняк миновал, слух вернулся, и гейзеры заревели на полную громкость.

Георг вздрогнул и тоже очнулся. Он разом осунулся и постарел. Морщинки возле носа и у переносицы обозначились резкими линиями. Старик сунул мне в руки одну кастрюлю, и мы накрыли трубы, изо всех сил навалившись на импровизированные отражатели. Мощные струи били в днища кастрюль, норовя вырвать их из наших рук. Вода живым существом билась в предсмертной агонии, укрощенные гейзеры нехотя сливались в мойку. Боцман хлопал крыльями, и что-то резко кричал на тарабарском языке морского волка.

– Догадалась, значит… – задумчиво пожевал он нижнюю губу. – Когда-нибудь это должно было случиться… Старый дурак, разоткровенничался, на лирику потянуло!.. Вот и получай!..

– Но почему?.. – все никак не могла я прийти в себя.

– А что прикажешь делать, – резко дернул Георг головой. – Если годы труда вылились в жалкую грамоту победителя соцсоревнования?! Мои знания, опыт, даже не побоюсь этого слова – гениальность, оказались никому не нужны!

Что останется на Земле после моей смерти? Кучка пепла, увядшие венки, пара монографий и насмешливый шепот завистливых участников поминок?! Кому интересны ученые, которые работали не ради премиальных выплат, а ради исследовательского азарта? Неужели обо мне вспомнят те, кто сидит у кормушки власти, те, кто прорвался к ней за счет моих изобретений? Как бы не так! Они использовали мой гений как фундамент для своих загородных дворцов. Нынче ценится только один талант: умение делать деньги. Но я им этого не прощу!

Если хочешь знать, я исполняю роль волка – санитара леса. Волки нападают только на больных и увечных животных, лишних в природе. Те, кто покупают мои фокусы, используют их против таких же, как они, особей с отклонениями. Они просто уничтожают друг друга и сохраняют равновесие в человеческом стаде.

– Но ведь это безнравственно, – возразила я. – Вы даете людям в руки оружие…

– Ложь! – сердито оборвал меня Георг. – Жена бьет мужа-буяна чугунной сковородой по голове и убивает его наповал. Что – сковорода безнравственна?

Любое орудие убийства всего лишь вещь, оно не несет в себе никакого нравственного потенциала. Люди – вот кто является носителем добра и зла. Мои изделия попадают в руки лишь тех, кто уже готов к преступлению. Я помогаю Провидению вершить правосудие. И теперь никто не посмеет сказать, что я – неудачник!

– Вы хотите сказать, что убийство фотографа было актом правосудия? – осмелилась спросить я.

Он посмотрел на меня совершенно безумными глазами. Что в них горело: изумление, ужас или нечто другое, я не поняла. От водяных паров в кухне стоял тропический туман. Георг казался мне расплывчатой фигурой в мареве, он немного колыхался, подобно джину из волшебной лампы Алладдина.

– Так это ты вошла в мастерскую? – проговорил он, и кастрюля чуть не вырвалась из его рук, потерявших бдительность. – А ведь я чуть не убил тебя… Боже мой!.. Я даже не знаю, что меня удержало… А фотограф был поганым человечком. Шантажист. Он выследил меня и потребовал свою долю.

Жалкий, мелкий, трусливый вымогатель. Такие особи не достойны называться людьми.

– Вы взяли у него Грааль? – спросила я.

– Грааль? Какой Грааль? – удивленно вздернул Георг брови. – Я забрал лишь фотографии и негативы… Конечно, можно мне приписать синдром Раскольникова, но обвинять в безнравственности – нельзя. Спасение человечества – дело рук самого человечества… А сейчас я стою на пороге величайшего открытия! С его помощью я смогу стать невидимым! Вот то, о чем мечтал Герберт Уэллс! Я знаю, как сделать человека оптической иллюзией! Ах, как мне не хватает Пети, его пьяных мозгов и алкогольного таланта…

– А ведь Вы, Георг, украли у Петра Силантьевича его изобретения. Он из-за Вас спился, – сказала я, подчиняясь какому-то внутреннему импульсу.

Кастрюля все-таки вырвалась из его рук и улетела на середину кухни.

Фонтан кипятка окатил нас раскаленными каплями. Мы этого не заметили.

– Врешь! Это не правда! – прохрипел он севшим голосом, схватил кастрюлю и опять навалился на гейзер. – Да, Петя был гений, да, многие идеи принадлежали ему, но у него не было даже законченного среднего образования!

Наука – это каста со своими жесткими условиями существования. Нельзя нарушать правила игры. Времена Ломоносовых канули в Лету. Никто не виноват в его смерти, кроме него самого. Он был слаб, в нем не было стержня!

– Ну, хорошо, Петр Силантьевич был спившимся самоучкой, но после его смерти остались не только кучка пепла в колумбарии, но и те работы, которые Вы не успели присвоить себе. Вы прекрасно знаете, Георг, что все Ваши фокусы – это лишь жалкие переделки его изобретений. Вам никогда не сделать великое открытие! Даже тайну индийского каната Вам не удалось разгадать! А у нас дома в кладовке лежит ремень коровьей кожи, который принимает вертикальное положение до третьего этажа!