Фаина Раевская - Методика очарования

Вдоль левого и правого бортов большого грузового самолета стояли кресла-качалки в количестве… я пересчитала — восьми штук. По левому борту в креслах сидели Катька, Никита, Игорь Юльевич и Михаил Игоревич Саламатины и наш заокеанский гость, товарищ Макферсон; по правому борту — какие-то совсем незнакомые, пардон, рожи.

— Кто такие? — обратилась я к Саламатину-старшему.

— Пиротехники, — вскочив со скамьи, уверенно ответил он. — Они летят с нами.

— Минуточку! — возмущенно заголосил один из пиротехников, усатый мужик с кровавой ссадиной на щеке. — Мы, конечно, с вами летим, но нас-то кто спрашивал? Засунули в самолет, ни слова не говоря, и все — здравствуй, новая жизнь?! Мы не согласны, правда, мужики?

Мужики согласно загудели, а потом «хором» затопали ногами, производя ужасный шум…

Как ни странно, но даже после того, как я открыла глаза, шум не прекратился.

— Настырные, однако, — сонно пробормотала я, намереваясь продолжить выполнение ответственной, но загадочной миссии. Однако продолжения не последовало — сознание в отличие от меня уже включилось и дало знать, что стучат все-таки в дверь.

— … Ты цела?! Не ранена? Где болит? — набросился на меня Александров, едва я впустила гостей в квартиру Саламатина. Вместе с Сашкой, как, собственно, и предполагалось, прибыли Костров и Громозека Палыч, причем последние смотрели недобро и выглядели крайне озабоченными.

— Я в порядке, — вяло отозвалась я, впрочем, не особо в это веря. Сашка, должно быть, тоже не поверил, оттого и принялся внимательно меня осматривать и ощупывать. Его активные действия вызвали кривую ухмылку на лицах мужчин. Вероятно, кто-нибудь из них позволил бы себе даже отпустить двусмысленную шутку, но Александров, к счастью, перестал меня тискать.

— Ну, теперь, когда мы убедились, что гражданка Александрова жива-здорова, во всяком случае, физически, можем приступить к более обстоятельной беседе, — предложил Костров и по-хозяйски проследовал прямиком в кабинет Игоря Юльевича. Мне не понравился его намек на мое душевное нездоровье, но уточнять, что конкретно имел он в виду, я пока не стала — время покажет, у кого проблемы с психикой!

В просторном кабинете Академика все мы разместились без труда. Громозека после того, как тщательно обследовал окно и прилегающие к нему окрестности, затворил рамы и облокотился о подоконник, всем своим видом демонстрируя, что позицию эту занял он неспроста и надолго; Александров пристроился рядом, храня гордое молчание мумии фараона, а Николай Николаевич с комфортом устроился за хозяйским столом. Мне ничего не оставалось делать, как примоститься в кресле-качалке, где совсем недавно сидел Саламатин-старший и каялся в своих неблаговидных делишках. Мне почему-то сделалось немного неловко, поэтому я зябко ежилась и никак не могла сосредоточиться на предстоящей беседе. Мужчины сурово молчали, буравя меня пронзительными взглядами. Что ни говорите, а три пары мужских глаз, направленных в сторону одной женщины, — явление редкостное, а оттого волнительное… необыкновенно! Мало кому удавалось справиться с подобными соблазнами, а уж мне, отнюдь не избалованной вниманием противоположного пола, сделалось и вовсе нехорошо. По этой причине я поспешила первой начать трудный разговор.

— Его уже увезли? — кивнув в сторону окна, робко поинтересовалась я.

Костров едва заметно кивнул. Начало беседы меня порадовало, потому я рискнула задать еще один вопрос:

— А Катька? Катьку нашли?

На этот раз ответ последовал отрицательный. Я уж совсем было собралась пригорюниться, но Громозека Палыч не дал мне времени предаться унынию. Буравя меня пристальным взором, он коротко бросил:

— Итак?

Начать печальную историю помешал грохот, внезапно раздавшийся сверху. Все подняли головы к потолку, а я поспешила объяснить источник шума:

— У соседей сын подрастает. Хулиган необыкновенный! Теперь, наверное, в Гарри Поттера играет…

— Какой такой Гарри Поттер? Какой сосед?! — одернул меня Костров. — Наверху — квартира Михаила Саламатина! Я лично недавно ее опечатал! Там никого не может быть просто потому, что такого не может быть никогда!

— Привидение! — ахнула я.

— Если и привидение, то очень уж шумное. Они обычно так себя не ведут, — заметил Громозека Палыч, проворно (что удивительно при его комплекции) устремляясь к выходу. Невесть откуда в его руках оказался пистолет. Точно такие же извлекли Костров и Сашка. У меня, как назло, оружия при себе не имелось, но я все равно рванула к двери вместе со всеми.

— А ты куда собралась? — рыкнул Сашка.

— Ту-уда…

— Вот я тебе покажу! — продемонстрировал кулак Александров. — Сиди здесь и жди!

Интонация, с которой было отдано приказание, и взгляд, его сопровождавший, возражений не предполагали, и я, подобно хорошо воспитанной служебной собаке, включила задний ход. Снова оказавшись в кабинете Саламатина, я проворно вскарабкалась на стремянку, чтобы лучше слышать, что будет происходить наверху, и замерла на верхней ступеньке. Однако ни выстрелов, ни звуков неравной борьбы (конечно, неравной! Кто ж устоит против трех пистолетов?!) слышно не было. То ли в старых домах потрясающая звукоизоляция, то ли в квартире Михаила Саламатина ничего не происходило — судить не берусь. Я упрямо торчала на стремянке, как курица на насесте, и изнывала от неизвестности в надежде уловить хоть какие-нибудь подозрительные звуки.

— Высоко взлетела, больно падать будет! — послышался в другом конце кабинета хорошо знакомый голос. Если бы я не знала, что Академик хладнокровно расправился с моей Катериной, то наверняка решила бы, что это она, а так я просто приняла этот голос за слуховые галлюцинации. Но на всякий случай оглянулась.

— Катька!!!

Насчет «больно падать» подружка оказалась права, да еще стремянка сверху навалилась! Но что значит десяток синяков по сравнению с радостью от обретения моей Катерины!.

— Где ты была, вражина?! — заливаясь счастливыми слезами, повисла я на шее у подруги.

— Там, — ткнула она пальцем в потолок, точно так же, как парой часов ранее сделал это Игорь Юльевич. Только тогда я истолковала этот жест неверно, решив, что Академик убил Катьку. На самом же деле он просто запер ее в квартире сына. Что ж, мудрое решение, лучший схрон трудно придумать!

— Академик привязал меня к стулу, а главное, в качестве кляпа засунул в рот свой носовой платок, — взахлеб описывала Катерина свои злоключения. При упоминании о платке она брезгливо сморщилась. — Я знала, что ты у папаши-Саламатина, и пыталась привлечь твое внимание, барабаня ногами по полу…

— Я слышала, Кать, но Академик уверял, что это соседский сынишка озорует.

Катька покачала головой и глубокомысленно изрекла:

— Мудрость не всегда приходит с возрастом.

Бывает, возраст приходит один. Древняя латинская мудрость, — пояснила Катерина в ответ на недоуменные взгляды присутствующих здесь мужчин. После ее объяснения они заметно успокоились. — Н-да, так вот, Санчо, это как раз твой случай. Какой сынишка? Какие соседи? Сверху — квартира Мишки Саламатина, а он, как известно, давно и прочно мертв.

Я не обиделась на язву-подругу — все-таки ей довелось столько перенести! Однако кое-какие пояснения я все же сочла необходимым дать:

— Просто я плохо соображала в тот момент, потому что находилась под влиянием стресса. Думаешь, легко пережить сперва сеанс уринотерапии от псевдоодноклассницы, а потом — известие о безвременной кончине любимой подруги?!

— Санчо! — молвила Катька, страстно выпячивая в волнении свой бюст шестого размера. — Я тебя тоже люблю! Когда ты заорала, прости, как кот, которому защемили дверью его мужские достоинства, я решила — все, конец тебе пришел. Не поверишь, но я даже всплакнула по этому поводу…

— Спасибо! — прошептала я, тронутая до глубины души.

— Простите, что прерываю столь мелодраматическую, но, безусловно, высокохудожественную сцену, но нам, как представителям внутренних и внешних правоохранительных органов, хотелось бы все же кое-что прояснить, — напомнил о своем существовании Костров.

— Конечно, — обреченно вздохнула я.

Следующие полтора часа пришлось посвятить обстоятельному рассказу о недавних событиях. Катерина, само собой, сопровождала повествование ехидными комментариями и красочными, порой слегка преувеличенными, подробностями. Костров с Громозекой вначале были настроены скептически — наша с Катькой история их почему-то не впечатляла, зато потом, когда они прослушали диктофонную запись и просмотрели документы, оставленные Академиком, Громозека даже снизошел до комплимента, правда, несколько двусмысленного:

— Надо же, у женщин, оказывается, тоже есть ум! — Громозека Палыч, казалось, был крайне удивлен этим обстоятельством.