Наталья Александрова - Капкан для маньяка

В таком нездоровом и совершенно несоответствующем званию настроении майор Барабанов шел как-то со своей службы. Улица была пустынна, и майору стало на редкость неуютно и даже, прямо скажем, страшно. Начали ему мерещиться прежние призрачные шаги… Боязливо обернувшись, Барабанов, конечно, никого позади не увидел, зато впереди появилась группа подростков. Причем показалось майору, что подростки эти как будто из-под земли вынырнули: только что никого не было – и вот они. Конечно, было их появлению вполне житейское объяснение: вышли они, допустим, из подъезда или, может быть, из-под арки ближнего двора, где они разговаривали и негромко перебирали гитарные струны… Однако нервы майора Барабанова настолько были напряжены последними событиями и всеми призрачными явлениями, что он испугался донельзя и бросился бы бежать, если бы ноги его вдруг не ослабели и не отказались ему повиноваться.

Подростки тем временем поравнялись с майором и попросили у него закурить. Барабанову приходилось слышать, что так обычно начинают злобные уличные хулиганы свое нападение на одинокого беззащитного человека. «Вот и все, – подумал майор, – сейчас они нападут на меня, станут бить ногами, я упаду и никогда уже не встану…

Однако, – вспомнил майор, – я хотя и одинок, но не беззащитен!»

Он имел в виду свое табельное оружие, пистолет Макарова, который в последнее время по причине своих страхов стал, в нарушение инструкции, носить с собой в портфеле, вместо того чтобы запирать на ночь в служебном сейфе.

Вспомнив о пистолете, майор обрадовался и расстегнул портфель, сказав подросткам:

– Закурить? Дам я вам сейчас закурить!

Подростки с удивлением наблюдали за его суетливыми движениями. Найдя наконец среди ненужных бумаг пистолет, майор трясущейся рукой вытащил его и направил на ближайшего из подростков, приговаривая:

– Вот я вам дам закурить!

Некоторые из тинейджеров испугались и уже приготовились бежать, но тот самый, кто ближе стоял к майору и его верному «макарову», на беду, занимался в свободное от безделья время восточными единоборствами в юношеском военно-патриотическом клубе «Добрыня». Увидев направленный на него пистолет, подросток вспомнил, чему его учил в клубе тренер, и ударил ногой по руке майора. Пистолет выпал из ослабевшей руки и откатился в сторону, а ловкий добрынинец, придя в восторг от своего точного удара, еще раз стукнул майора – на этот раз в живот. Майор некрасиво хрюкнул и согнулся пополам от неожиданной боли. Тем временем другие подростки – те, кто, испугавшись пистолета, собрались бежать, – от стыда за свой испуг и от желания этот испуг скрыть, увидев, что враг безоружен, набросились на Барабанова и принялись его избивать.

Майор с трудом выпрямился и отступил к стене. Он видел, что не ошибся, что действительно судьба столкнула его с жестокими хулиганами, и попытался их урезонить, но из горла его вырывались только нечленораздельные звуки

– Что же вы… ведь я же… военный я… а вы…

Подростки ничего не поняли из его сбивчивой речи, но почему-то их она еще больше разозлила. На несчастного майора посыпались новые удары. Он рухнул на асфальт, и вконец разъярившееся юное поколение начало бить его ногами. Кто-то тяжелым ботинком заехал в висок, и тонкая височная кость с хрустом переломилась…

Тяжело дыша, подростки били беспомощное, несопротивляющееся тело.

Майор Барабанов перестал чувствовать боль от ударов, глаза его застила смертная темнота, и в этот последний момент он снова увидел Марию Кондратьевну Никандрову. Женщина смотрела на него строго. «Юрочку-то я увидела, – сказала она, – но с тобой мы на том свете не встретимся, дороги разные». И добавила еще что-то про собаку и ее смерть.

«При чем тут собака?» – хотел спросить ее Барабанов, но не успел.

Подростки еще какое-то время пинали тело, но скоро это стало им неинтересно, и злость прошла. Они разглядели, что перед ними бездыханный труп.

– Смываемся, пацаны! – крикнул самый сообразительный, и через минуту на улице опять не было ни души.

Надежда потягивала коктейль и чувствовала себя героиней американского фильма. Кафе было дорогое, но малоизвестное. На этом настоял Алексей, который уступил Лениной просьбе и пригласил их посидеть и попрощаться. Надежда согласилась исключительно назло мужу, потому что он по-прежнему приходил домой после двенадцати. И теперь она испытывала сложное чувство.

Она поглядывала на сидящих напротив Лену и Алексея и помалкивала. Ленин вид ее радовал, Лена вообще ей нравилась. Из глаз ее исчезло выражение тоски и беспомощности, она стала гораздо спокойнее и увереннее в себе. Алексей тоже выглядел неплохо, он даже улыбнулся и сказал Надежде дежурный комплимент.

«Интересно, – размышляла Надежда, – что думают люди, глядя на нас? Они – пара, а я кто? Кем я им прихожусь?»

Она подумала еще немножко и с грустью констатировала, что окружающие, скорей всего, примут Лену за ее дочь. Девушка привела любимого мужчину знакомиться с будущей тещей. Все так, и ничего с этим не сделаешь.

«Может быть, именно поэтому, что я для них как бы другое поколение, хотя с Алексеем у нас разница лет десять, не больше, я и не смогу до конца их понять? Если бы Лена была моей дочерью, отпустила бы я ее с ним? Боже упаси! – испугалась Надежда. – Но сейчас она так радуется и глядит на него влюбленными глазами. И ей совершенно неважно, что этой рукой, которой он обнимает ее за плечи, он всадил нож в того гориллообразного убийцу. Да и не в него одного, такая уж у Алексея работа. И вправе ли я сейчас испортить всем настроение, а Лене, может быть, и всю дальнейшую жизнь, если начну выяснять отношения?»

– О чем задумались, Надежда Николаевна? – окликнул ее Алексей.

– Хочу кое-что прояснить, – медленно ответила Надежда.

– Давайте. – Глаза его потемнели, он почувствовал неладное.

– Возможно, я кажусь вам ископаемым, – осторожно начала Надежда, – но я тоже женщина. И по-женски, и по-хорошему я желаю тебе, девочка, счастья. Не усмехайтесь, Алексей, Лена меня поймет. На этом вступительная часть заканчивается. – Надежда перевела дух и заговорила скороговоркой: – Не сочтите, что мне больше всех надо, но такой уж у меня характер. Вся история насчет выгнавшей вас жены – липа. Кстати, Лена, он тебе про это рассказывал? Про жену и про увольнение с работы?

– Зачем? – Лена пожала плечами. – Он сказал, что на самом деле его зовут по-другому. И там, за границей, он скажет, как. А паспорта у нас – и у него, и у меня – тоже все равно на другие фамилии.

– Значит, «Алексей Бодров» – для вас просто случайное сочетание имени и фамилии?

– Выходит, так. – Лена не понимала, к чему Надежда клонит.

– Дело в том, – Надежда сделала над собой усилие и поглядела на Алексея как можно тверже, – что этот человек, Алексей Константинович Бодров, существует реально, вернее, существовал до недавнего времени. У него была семья: жена, дочка и теща, квартира и работа. Точнее, с работы его уволили. Уволили его, а не вас, – Надежда поглядела на Алексея еще строже, – я была в «Росниипроекте» и видела фотографию. И жена с тещей действительно выгнали его, а не вас. В общем, пять месяцев назад, в марте, он ушел из дома и не вернулся, а эти сволочи его даже не ищут.

Лена сделала было движение, намереваясь заговорить.

– Постойте, я не закончила. Вы, Алексей, позвольте мне пока вас так называть, не считайте меня чистоплюйкой. Очевидно, ваша работа очень нужная и важная. Дело вы сделали большое. И, разумеется, нужно было убить того гориллообразного, мир только выиграл от этого. И я не одобряю тех людей, которые сами хотят остаться чистенькими, а грязную работу предпочитают делать чужими руками. Но… поймите меня правильно.

Никому не нужный маленький человек, типичный неудачник – таким был, судя по всему, Бодров. От того, что он умер, никому, что называется, ни жарко ни холодно. Если они не хватились его пять месяцев, то и не хватятся. Неужели вы рассудили так же? – Надежда смотрела пристально в глаза мужчины, сидевшего напротив. – Неужели вы посчитали, что ради вашего очень важного дела можно пожертвовать жизнью одного бесполезного человека?

Он смял в руках коктейльную соломинку.

– Когда я приехал сюда в марте, у меня был только один канал связи. И еще кое-что на случай провала. Доверять в таком деле никому было нельзя. В первую квартиру я позвонил по телефону, но никого там не застал. Я не пошел туда, и правильно сделал. По второму адресу человек успел договориться со мной о встрече. Он успел только сказать про дом в деревне Лисино, потому что квартиры оказались уже засвечены. Очевидно, за ним следили, у этих националов дело было поставлено на широкую ногу. В общем, началась свистопляска, я уходил с трудом. Я плохо знаю город, случайно подставился, и меня сбила машина, посторонняя. Сгоряча я поднялся и побежал, а водитель не стал меня останавливать, не враг же он себе. Оружие я потерял, но сумел оторваться от преследователей на некоторое время и заполз в подвал отлежаться.