Дарья Калинина - Королевские цацки

– А что потом было? Видели вы, как Витязь этот уехал?

– Нет, – с сожалением призналась женщина. – Чего нет, того нет. Врать не стану. Когда я Фильку из поводка выпутала и на ноги паршивца этакого поставила, то Витязя вашего уже во дворе не было.

– А машина?

– Машина? Машина вроде бы была. Не могу точно сказать, но кажется, что была.

И немного подумав, она воскликнула:

– Да! Вспомнила! Точно была его машина на месте! Потому что Митрич из семнадцатой квартиры матюгами водителей, которые все свободные места во дворе заняли, обложил. Он из супермаркета со своей каргой вернулся, а тачку-то, чтобы покупки выгрузить, и некуда во дворе поставить. Все места заняты. А кабы красавец на своей тачке укатил, так Митрич бы запросто свою колымагу поставил, так ведь?

Это было так. Но подруги точно помнили, что когда менты нашли тело Витязя в подвале и поняли, что он в доме Георга не живет, то они в первую очередь задумались, как и на чем сюда приехал потерпевший. И выяснив, что у покойного была хорошая иномарка – свежего года выпуска «Мазда», заинтересовались, где же его отнюдь не дешевая машина находится сейчас.

Но никакой машины Витязя во дворе уже к этому времени не было. Ведь если бы она стояла там, то ментам бы не пришлось вести такие долгие ее поиски.

И что это означало? А означало это лишь то, что убийца, прикончив Витязя, зачем-то решил убрать из двора его машину. Зачем? Трудно сказать. Но зачем-то он это сделал. Возможно, просто решил угнать ее? Возможно, все преступление построено вокруг этой машины? Банальный угон, а Добрыню убили, чтобы не мешал угонщикам сделать свое дело?

Кира буквально изнывала от любопытства. И не удержалась, позвонила Наточке. Уж если кто и может знать об имуществе покойного, то это именно она.

– Машина Добрынюшки? – притворно ласковым голосом спросила хитрая проныра, явно пребывающая в прекрасном настроении. – Ну что вы! Разве мне это интересно! О какой вообще машине может идти речь, если нашего дорогого папочки больше нету с нами!

– Наталья, прекрати юродствовать! – зашипела в трубку Кира. – Я прекрасно знаю, какие отношения были у тебя с Добрыней! Он плевать хотел и на тебя, и на дочку! Так что если не хочешь, чтобы я прямо сейчас заявилась к его отцу с матерью и рассказала им, что ты из себя на самом деле представляешь, то быстро узнай, где машина. Кстати, это в твоих же собственных интересах. Чем быстрей найдется машина, тем быстрей ты сможешь наложить на нее свою лапу! Новая «Мазда» стоит совсем не дешево! Неужели ты упустишь такой жирный кусок?

Последний аргумент возымел решающее действие. Наточка переместилась в другое помещение, где и заговорила вдали от любопытных ушей своим естественным тоном.

– Значит, так, – деловито начала она. – Про машину можно смело забыть. Менты нашли ее на городской свалке. А туда ее привезли с улицы. Кто-то на ней основательно погонял, а потом, не справившись с управлением, разбил ее в хлам! Машина восстановлению не подлежит. Даже на запчасти там продавать почти нечего.

– А кровь? В машине была кровь?

– Похоже, хулиган не пострадал.

– А картины?

– Какие еще картины?

– Украденные Добрыней картины. Они должны были лежать в багажнике в специальной папке.

– Не было там никаких картин. Во всяком случае, мне менты ничего такого не сказали.

Закончив разговор с Наточкой, Кира лишь с досадой покачала головой. Значит, версию того, что на Добрыню напали профессиональные угонщики, положившие глаз на его дорогую машину, придется отбросить. Машину взяли какие-то пацаны, которые ее разбили и бросили.

Странное дело, зачем хулиганам понадобилось брать именно машину Добрыни? Вычислили, что он тут чужак, и свистнули? Но ведь машина была новая, дорогая и наверняка снабженная отличной противоугонной системой. И что? И главное, куда в таком случае делись картины?

И тут в голову Киры пришла мысль, от которой она вся похолодела и ахнула:

– Получается, что машину забрал убийца. И он же украл полотна Георга! И кто это был? Могу предположить, что Витязь работал не сам на себя. У него имелся заказчик, которому он и передавал украденные полотна. А в последний раз заказчик то ли решил сэкономить, то ли просто деньги закончились, а полотна были нужны ему позарез, только он решил не платить Добрыне. Вместо этого он убил сообщника, а картины забрал себе.

– Или Добрыня пожадничал и поднял цену.

– Может быть и такое. В любом случае, тот лохматый мужик, который подошел к нему во дворе, отлично вписывается в этот образ.

– Вот уж нет! Нина сказала, что он был одет бедновато. И куртка была рваная!

– Рваные куртки – это сейчас модно. Главное, что обувь у мужика была дорогая и, что еще важней, чистая!

– А почему важней?

– Потому что это означает, он на машине был! Всюду грязь непролазная, лужи. А он в чистых ботинках по двору рассекает. Ясно, что мужик был на колесах!

– «Запорожец» тоже машина.

– Только у вконец опустившегося бомжа денег и на такую машину не найдется. Он все на бутылку спустит. И уж о том, чистые у него ботинки или грязные, он задумается в последнюю очередь!

– Хорошо, и что ты предлагаешь? Где нам искать этого человека?

Кира молчала. Снова опрашивать свидетелей в доме Георга, не видел ли кто бомжеватого угрюмого мужика в чистых сверкающих ботинках? Трудно себе даже представить, куда пошлют их и без того издерганные допросами оперативников жители дома. Только им и дел, что чьи-то ботинки разглядывать!

– Боюсь, что единственный способ выйти на убийцу – это вычислить, где и у кого сейчас находятся украденные Добрыней картины Георга.

Но и тут официальное следствие нанесло планам Киры сокрушающий удар. Ольвия вернулась со свидания со своим братом в таком приподнятом настроении, что даже не обратила внимания на то, что в кухне все переставлено, а вместо одной Валерии там сидит целых четыре девицы – Кира, Леся, Анжелика, – ну и разумеется, сама Валерия собственной персоной.

– Георг выглядит неплохо, – сказала она, порхая по квартире в отличном расположении духа. – Своей вины он, конечно, не признает. И адвокат пообещал, что если не найдется новых улик, то брата скоро выпустят на свободу.

Валерия запрыгала на месте от радости. Ольвия не стала ее упрекать, а вместо этого сказала:

– Есть и еще одна хорошая новость. Нашлись картины, украденные у брата.

– Нашлись? Где?

– Они были на съемной квартире Добрыни. Оперативники обыскали ее. Картины даже не были спрятаны. Так и стояли, прислоненные к стене.

– Все?

– Все за исключением одной. Видимо, ее Добрыня взял последней. И до его дома она не доехала.

– А что за картина?

– Пейзаж, – вздохнула Ольвия. – Хорошо помню эту картину. Брат говорил, возможно, она принадлежит кисти самого Рериха.

– Не может быть!

– Совсем небольшая картинка, – поспешила добавить Ольвия. – По мне, так ничего особенного. Кстати авторство весьма спорно. Возможно, это рисовал кто-то из учеников или подражателей великого художника. Точнее могла бы установить экспертиза. Но брату картина нравилась сама по себе, и он не торопился устанавливать ее истинного автора.

Или не хотел. Куда приятней полагать, что у тебя висит подлинник Рериха, чем точно знать, что это всего лишь кто-то из его учеников.

– Да и приобрел эту картину брат недавно. И вот теперь она единственная, которая пропала бесследно!

– А что за пейзаж? Что там было? Лес? Поле?

– Горы, – проронила Ольвия, – совсем особые горы.

А затем, словно вспомнив с кем имеет дело, оглядела всех четверых своим прежним высокомерным взглядом и проронила:

– Впрочем, вам все равно не понять, что там были за горы!

Подруги даже обиделись на нее. Почему это им не понять? Горы, они и есть горы. Чего тут можно не понять?

На следующий день Анжелике снова предстояло идти на службу. Ох, как не хотелось ей идти в свой Центр психологической поддержки населения. После убийства Добрыни и несчастного случая с Викентием работа стала ей в тягость. Поселилась на душе какая-то смутная тоска, которая мешала исправно выполнять свои обязанности и отдаваться работе целиком и полностью.

Она даже накануне пожаловалась Лесе, сказав ей:

– Не вижу смысла в своей работе. Ну, позвонит мне кто-то, ну, поговорим мы с этим человеком. А потом его убьют, как убили Добрыню!

– Добрыня сам виноват.

– Ох, не знаю. Как-то тяжко мне. И на работу совсем не хочется!

– Это не новость.

– Нет, ты не понимаешь, – с грустью сказала Анжелика. – Для меня моя работа всегда была на первом месте. Я к своему телефону как на праздник шла! А теперь это ощущение счастья пропало!

– У тебя в душе праздник был, потому что ты влюблена была. Тебя там каждую субботу твой «Георг» ждал. А теперь тебя никто, кроме самой работы, не ждет. Вот ты и хандришь. Признайся, небось с Борисом в ресторан пошла без всякой тоски?