Людмила Милевская - Мужской гарем

— Точно. Лиза обещала послать пять мужиков из своей охраны.

Далила не поверила своим ушам:

— Лиза?! Ты к Елизавете обратилась за помощью?! Тогда все дело пропало!

Галина обиделась:

— Ничего не пропало. Лизка сказала, что сама с ними поедет.

— Зато мне туда теперь страшно ехать, — призналась Далила и предположила:

— Возможно, сам бог меня спас, поломав мой новенький «Форд». Ладно, не хотела племянника загружать, но придется Женьке звонить. Не ночевать же мне на дороге.

Евгений быстро приехал с другом. Они взяли на буксир ее «Форд» и оттащили его в гараж. Когда Далила, усталая и расстроенная, поднялась в свою квартиру, ей позвонила Елизавета и глухо спросила:

— Ты где?

— Я в прихожей сдираю с себя сапоги, — призналась Далила. — А ты где?

— А я у Максидома. Здесь случилась беда. Вета Соболева погибла.

— Что?! Вета погибла?! Как?!

— Ее застрелили. Дырка во лбу. На земле она, еще теплая. Милиции здесь полно. Ее отец рядом со мной. Он хочет с тобой поговорить. Трубку ему передаю.

Ошеломленная, Далила не успела возразить, как раздался дрожащий голос Соболева.

— Далила Максимовна, как вы узнали, что Вета встречается с Настей у Максидома?

— Мне Вета сказала. Она просила меня с ней пойти.

— Почему вы не пошли?

— Я не верила, что Настя — убийца, — виновато призналась Далила. — Я и теперь не верю.

Голос Соболева сорвался на крик:

— Не смейте это мне говорить! Настя убила мою дочь! А вы врете мне!

— Что я вам вру?

— Вета и мне говорила о встрече с Настей. Я убеждал ее не ходить, но встречаться собирались они не у Максидома, а на Приморской. Милиция считает, что тело моей дочери привезли на машине. Вету убили совсем в другом месте. Понимаете?

Далилу бросило в жар.

— Понимаю, — пролепетала она. — Настя пыталась меня заманить к Максидому. Она хотела все так представить, что Вету убила я. Так вышло бы, но сломалась моя машина. А кто вызвал милицию?

— В том-то и дело, что это загадка. Когда ваша подруга приехала, тело Веты уже лежало. И почти сразу примчалась милиция. Мне, кстати, тоже звонили и обещали у Максидома сюрприз. — Соболев взвыл:

— Я убью эту гадину! Теперь она не отвертится! Она браслет свой потеряла…

Далила воскликнула:

— Змейку?

— Да, этот браслет я ей дарил, чувствовал, видимо, ее сущность. Застежка барахлила на том браслете, антикварный он. Зато теперь я знаю, какая гадина эта Настя. Сама тело Веты тащила. Браслет недалеко от тела нашли. Скажите, вы знаете, почему Вета выбрала вас? И почему Настя выбрала вас? Вы ведь знаете?

— Знаю, — еле слышно прошептала Далила. — Но сказать вам не могу.

— Миронову будут искать! Вас будут допрашивать! Ваш бизнес, клянусь, прикроют! Вы пойдете с Мироновой как соучастница! — начал шантажировать Соболев и неожиданно сник:

— Простите, я не в себе. Несу всякую чушь. Вы все, что могли, сделали для моей дочери. Никто вас не потревожит. Я о вас никому не скажу. Миронову найдут и без вас. Не хотите, не говорите.

Нестерпимо стыдно стало Далиле за свою ошибку, за подозрения, за то, что Вету не уберегла.

— Я скажу, — прошептала она. — У меня был любовник. Имени его называть не стану, но Вета и Настя его тоже любили. Я — их соперница.

Соболев уточнил:

— Счастливая соперница?

— Уже нет, мы расстались. Думаю, благодаря Насте.

— Она сумасшедшая, — вздохнул Соболев. — Боюсь, ее придется не судить, а лечить.

Этот ужасный день измочалил Далилу. Заглотнув приличную дозу снотворного, она в прямом смысле «отрубила» себя. Утром Матвей еле ее разбудил.

— Что происходит? — с добродушной улыбкой спросил он. — На банкет ты не пришла, теперь решила прогулять и работу?

— Работу я решила проспать, — с трудом продирая глаза, призналась Далила. — А банкеты нормальные люди устраивают по выходным, а не посередине недели.

— Это ненормальные люди так делают. А я праздную в тот день, когда у меня праздник, а не тогда, когда выходной подоспеет.

Матвей чмокнул в щеку жену и озорно сообщил:

— Ладно, прогульщица, я не сержусь. И подарок твой мне очень понравился. И не только мне, все были в восторге. Настоящий сюприз.

— О чем ты говоришь? — удивилась Далила, усаживаясь на подушку.

— О Левицкой Ирине Сергеевне. Разве не это был твой подарок? Другого я не получал.

Далила схватилась за голову:

— Ой, прости! У меня вчера был…

— Знаю, знаю, ужасный день. Чувствуется, и сегодня твой день будет не лучше. Как хорошо, что я не психолог, — порадовался Матвей. — Жил бы сейчас чужими кошмарами. Зато мои дни один другого счастливей. Сплошные студентки — лапочки, цыпочки. Если бы они еще и алгебру хотели учить…

— Ты бы умер от счастья, — заключила Далила и попросила:

— Ради меня, хоть немного еще поживи. Пусть не учат, ну ее, алгебру.

— Да, ну ее, пусть не учат, — согласился Матвей. — Без меня ты совсем пропадешь.

Он взял с журнального столика поднос с кофе и бутербродами и поставил его на колени Далилы:

— Быстро лопай и собирайся. Даша уже звонила твоя. Пациенты ее ругают, она отбивается. В офисе сущий ад.

— И ты торопишься меня в ад запихнуть?

— А что делать? В раю жить ты отказалась. Говорил же тебе, дома сиди, дома.

— Дома сядем, но только вдвоем, — пригрозила Далила, жадно откусывая от бутерброда.

— Правильно, — рассмеялся Матвей. — Мечта горожан сбылась. Заработали по машине и хватит. Освободим рабочие места тем, которые еще мечтают.

— Ладно, давай отойдем от темы. Лучше расскажи, как там Левицкая? Чем она тебя потрясла?

— И не только меня. Всех.

— Вот видишь, как хорошо, что я не пришла, — сделав глоток кофе, усмехнулась Далила. — Я не сулила тебе потрясений.

— И она не сулила, она потрясала. Пела романсы, блюзы и рок. Плясала лезгинку, шейк… Да что она только не плясала. Читала стихи. А как она на рояле играла! — восхитился Матвей.

— Только глаза, пожалуйста, не закатывай от восторга. Я поверю и так.

— Тогда поверь и в то, что я ошибся. Она не фригидная.

— Даже так! Ты и это о ней уже знаешь! Да, мой подарок явно тебе понравился. Теперь и я это вижу.

— Ты злишься? Я ее проводил домой, не более. Она мне так помогла. Даже официанты от нее прибалдели. Но я не прибалдел. Я всего лишь ее проводил, чтобы не заблудилась.

Далила отставила поднос в сторону и сообщила:

— А вот теперь я действительно злюсь. С проводами ты переборщил. Левицкая будет думать, что мой муж ловелас.

Матвей изумился:

— Я? Ловелас? Всего-то разик ее поцеловал!

— Иди ты к черту! — рассмеялась Далила. — Знал бы ты, какой ужасный день я вчера пережила…

В горле у нее запершило.

— Вчера из-за меня погибла девочка, — прошептала она, из последних сил сдерживая слезы. — А я выгораживала убийцу. Да еще перед кем, прямо перед ошалевшим от горя отцом. Какой я после этой ошибки психолог?

Матвей сочувственно предложил:

— А ты мне все расскажи, легче станет.

— Нет, нельзя. Разрыдаюсь.

— Тогда не рассказывай, правильно, — согласился Матвей. — Потом как-нибудь, когда все уляжется.

Взглянув на часы, он заспешил:

— Извини, мне пора. Посуду в раковину отправишь?

— Отправлю, — кивнула Далила. — И передавай привет своим дурам-студенткам.

— Среди моих студенток дур нет! — крикнул Матвей, уже убегая.

— Зато твоя жена настоящая дура, — со вздохом заключила Далила, но муж ее уже не услышал.

Спустя несколько дней ее трагический вывод опять подтвердился. В кабинет Далилы неожиданно ввалилась Елизавета и выложила на стол газету:

— Почитай, какие ужасы творятся в нашей стране. Только не вздумай расстраиваться.

Совет хороший, но к нему нужен еще совет, как им воспользоваться. В статье пересказывалась история Веты Соболевой с неожиданным для Далилы концом. Убийца Миронова Анастасия признала свою вину и выбросилась из окна.

В ушах Далилы зазвучали слова Андрея Петровича Соболева: «Она сумасшедшая. Боюсь, ее придется не судить, а лечить».

Елизавета спросила:

— О чем призадумалась?

— Да как-то бессмысленно это. Убивала всех, убивала, а потом из окна сиганула.

— Думаешь, папашка Веты помог Насте из окна выпорхнуть?

— Нет, Соболев вряд ли на это способен, — возразила Далила. — А как Настя признала свою вину? В статье об этом ни слова.

Елизавета пожала плечами:

— Точно не знаю, но вроде письмо Настя оставила.

— И что в том письме?

— Письма я не видела, но Соболев мне сказал, что она написала: «Я во всем виновата». Он очень был зол на «журналюг». Негодовал, как посмели его семейное горе превращать в дешевое шоу. Собрался судиться с газетой.

— Ты с ним общаешься? — удивилась Далила.

— Нет, он сам позвонил, сказал про письмо, жаловался на газету. Это было так странно. Я сама удивилась. Мне казалось, что я ему не понравилась.