Дарья Калинина - Игры любвеобильных фей

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился дядя Коля.

– Прости, Коля, – потупилась тетя Маша, – я должна была раньше тебе об этом сказать. Но понимаешь, мне казалось, что это все как-то не важно, а важно только то, что есть между нами, между тобой и мной. Но потом ты уехал, и я подумала, что должна была быть с тобой более откровенна. Хочу исправить эту ошибку сейчас, хотя и признаю, что здорово подзадержалась со своим признанием.

– И в чем ты хочешь признаться? Ты тоже потомок Ильи Спиридоновича? Ты моя сестра?

В голосе дяди Коли слышалась такая тоска и даже ужас, что тетя Маша поспешила тут же его успокоить:

– Нет, нет, что ты! Разве я бы стала… Нет, дело в другом. Многие приписывали Илье Спиридоновичу колдовской дар. Дескать, умел он золотую жилу и рудную породу, богатую самоцветами, сквозь землю видеть. А ведь обман это был. Не обладал Морозов таким даром. Один дар у него был – пугать и заставлять быть себе послушным. Но зато имел он друга и компаньона, который как раз и умел видеть под землей и на расстоянии такие вещи – золото, богатую жилу, самоцветы. И вот он-то, этот человек, как раз и был моим предком.

Все пораженно молчали.

– Выходит, твой предок был колдун, Маша?

Глаза тетки Настасьи нехорошо блеснули из-за стекол ее профессорских очков. Она сняла их, протерла и явно приготовилась к небольшой, но внушительной лекции, но во избежание ссоры Кира быстро перебила тетку:

– Таких людей нынче называют экстрасенсами.

– А в ту пору моего деда звали лозоходцем, – откликнулась тетя Маша. – С помощью лозы, а еще более при помощи своих паранормальных способностей он умел находить как воду, так и драгоценные металлы. Ни на что большее его дара не хватало. Вещи двигать он не умел. Сквозь стены проходить тоже не был способен. Внушать или читать мысли никогда не пробовал. Но зато в том, что он умел делать, равных ему уже не было.

Илья Спиридонович сразу же понял всю выгоду от совместной работы с таким человеком. До встречи с Михаилом – дедом тети Маши, Морозову, как промышленнику, не очень-то везло. Он копал наудачу и частенько оставался с носом. Но после заключения договора с Михаилом о совместных правах на все прииски и рудники дела у Морозова резко пошли в гору. Морозов был поистине гениальным манипулятором. Он умел использовать с толком все то, что давала ему судьба. А именно в этом и есть секрет всякого успеха. Теперь Морозову не приходилось понапрасну растрачивать деньги, время и силы на никчемные бедные месторождения. Он копал только там, где точно были богатые залежи золота, а также имелась платина или самоцветные камни. Не всегда находилось именно то, что было предсказано. Случались и проколы, но в девяти случаях из десяти компаньоны натыкались на богатое месторождение и принимались его разрабатывать.

– Трудно сказать, насколько полезен был мой дед Морозову, но тот его ценил необычайно, чуть ли не на руках носил. Но когда мой дед умер, Морозов не захотел верить, что его благополучию пришел конец.

У Михаила была единственная дочь – мать тети Маши, и Морозов взял чужого ребенка к себе в дом вовсе не из чадолюбия. Он и своих-то детей с трудом переносил, что уж говорить про чужого.

– Нет, Морозов сделал это с одной-единственной целью. Он рассчитывал, что, когда девочка вырастет, она сможет быть ему так же полезна, как был полезен в свое время ее отец.

– Но этого не произошло?

– Способностей у моей матери почти никаких не было. А если и были, то очень слабые. Она ими пользовалась лишь для того, чтобы найти в квартире ту или иную забытую вещь. Это у нее получалось неплохо. Стоило ей «прижмуриться», как она видела над тем местом, где лежал забытый предмет, слабенькое сияние. Шла туда и неизменно находила потеряшку.

– А вы?

– Что?

– Вы обладаете даром своих предков?

– Никогда им доселе не пользовалась, – призналась тетя Маша. – Так что вряд ли мне удастся вызвать его к жизни. Слишком стара я уже для таких штук. Как прожила свой век, так и дальше как-нибудь дотяну. Без волшебства.

– А людей лечить пробовали?

– Нет, не доводилось.

– А-а-а… Жаль.

Теперь тетка Настасья выглядела заметно разочарованной. Кажется, идея обзавестись собственным семейным экстрасенсом после размышлений показалась ей не такой уж и дикой. Это раньше таких людей называли ведьмами и колдунами и гнали прочь, а то и сжигали на кострах. Нынче их кличут экстрасенсами. И иметь в числе друзей или родных такого человека становится почетно.

Но тетя Маша, не обращая внимания на тетку Настасью, продолжила свой рассказ:

– Когда в семнадцатом году к Морозову в дом постучался небольшой отряд большевиков с приказом о его аресте, он ни на минуту не усомнился: назад из застенков ему уже не выйти. Но он был хитер и знал, что иной раз бесполезно воевать со всей машиной, но вполне возможно найти взаимопонимание с одним конкретным человеком.

Никому не известно, сколько Морозов заплатил, чтобы откупиться. Он всегда был умелым манипулятором, повелевая умами и сердцами окружающих его людей. Он даже сумел внушить местным жителям, что умеет повелевать шаровыми молниями, испокон веку летающими над Черным лесом.

А уж убедить недалеких и жадных до наживы комиссаров в том, что им куда выгоднее будет отпустить его на все четыре стороны, взяв себе богатый выкуп, было для Морозова не так уж трудно. Хорошо подвешенный язык, дар внушения, умение стоять на своем – и вот Морозов уже вновь свободен!

Сколько он заплатил за себя? Никогда этого уже не узнать.

Известно только, что просил он за себя и еще одного своего ребенка. Нет, просил он вовсе не за своих родных детей или молодую жену, которых мог ожидать более чем печальный конец. Он просил за чужую ему девочку, сироту, дочь его старого компаньона. Вот с этим ребенком, превратившимся в ту пору уже в молодую девушку, Морозов и бежал из города, названного его именем, но в одну ночь ставшего ему чужим и враждебным.

– Нетрудно понять, что Морозов надеялся с помощью моей матери отвоевать себе былое могущество. Он, как и многие в те годы, не верил, что большевики – это надолго. Все думали, что очень скоро царское правительство наведет порядок в стране, и этих наглых нищих выскочек загонят туда, где им самое место, – в Сибирь на каторгу.

И когда это произойдет, Морозов должен был быстро вернуть себе утраченные позиции и нарыть еще больше золота и драгоценных камней, чем ему пришлось отдать большевикам в обмен на свою жизнь и жизнь своей воспитанницы.

– А как же его родные дети? На них он наплевал?

– Увы, их судьба очень мало интересовала родителя. Он предоставил их своей собственной участи. И участь эта была для многих весьма горька.

– Но при этом он был обижен на детей, которые поверили в его смерть.

– Да. Моя мать рассказывала, что он неоднократно твердил при ней, что все они предатели и грязные собаки, которые недостойны ни его отцовской любви, ни наследства.

– Это он тоже рассказывал вашей матушке?

Тетя Маша помедлила, но потом все же призналась:

– Не только ей. Это я также знаю и от бабы Наташи. Это ее мать, будучи нянькой в доме Морозова, а потом обслуживая отшельника в лесу, имела с ним долгие разговоры. Мою маму Морозов своими доверительными беседами не баловал. Когда он понял, что вытянул не ту карту, что моя мама не умеет находить сокровища в земных недрах, он ее просто возненавидел. И однажды избил до такой степени, что все думали, что она умрет.

Нянька и лакей, которые любили девочку, сделали все, чтобы убедить Морозова в смерти его воспитанницы. Они унесли ее из Черного леса, а хозяину сказали, что она не прожила и ночи. Морозов боялся выходить из своей избы в большой мир. Девчонка его горько разочаровала, была ему совершенно бесполезна, и он охотно поверил в ее смерть.

– Между тем моя мама не умерла, она выжила, уехала из этих мест, а потом родила меня. Но всю свою жизнь она твердила мне, что единственный родной человек, какой у нас есть – это баба Шура и ее дочка – Наташа.

– Баба Наташа?

– Ну, вам баба, а мне просто Наташа, – грустно усмехнулась тетя Маша. – Она ведь ненамного старше меня, каких-то десять с небольшим лет. Только выглядела она рано постаревшей из-за тяжелой жизни.

Но баба Наташа никуда не уехала из Морозовска. Прожила всю жизнь в тех местах, откуда были родом ее отец и мать. Она знала про прячущегося в Черном лесу злого старика, но, к счастью, он умер и больше не мог тиранить прислуживающих ему мать и дочь.

– Когда я приехала в Морозовск и открылась бабе Наташе, которую всю свою жизнь считала своей названой сестрой, она встретила меня с распростертыми объятиями. Я к тому времени тоже уже овдовела, поэтому купила дом рядом с домом бабы Наташи, и мы зажили вполне спокойно. Если бы не приезд Коли и его семьи, – а они рвались отыскать сокровище своего деда, – то мы бы про Морозова вовсе не вспоминали. Ни у бабы Наташи, ни тем более у меня не было причин, чтобы испытывать к этому человеку теплые чувства. Для нас он всегда был врагом. И даже простая память об этом человеке причиняла нам с моей названой сестрой боль. Она ненавидела старика, потому что считала его виновником гибели своих родителей. А я… ну, моя причина, чтобы ненавидеть Морозова, была тоже весомой. Он пытался использовать мою мать, ее дар в своих целях. А когда это у него не получилось, то мучил ее, едва не убив вовсе.