Михаил Серегин - Особенности национальной милиции

Венька всю ночь не спал, перебирая в голове неприятные мысли.

И, главное, ведь так близко подходили к нему. Если бы не этот пруд, был бы сейчас нарушитель закона у Кулапудова в руках и ждал бы справедливого возмездия за совершенные преступления. Бессонная ночь привела командира временной опергруппы к нелегкому решению: как ни крути, а тактику курсанты выбрали неправильную. Нет, живец-Зубоскалин сработал как нельзя лучше. Ведь клюнул-таки на него дурковед. Клюнул же! В чем ошибка? А ошибка в прикрытии.

Прав был капитан Мочилов, когда говорил о внешнем виде ребят.

Работник правопорядка должен уметь правильно одеваться, а именно, строго и аккуратно. Как же выглядели они? Отвратительно выглядели.

А халатность в одежде приводит к халатности в отношении к делу.

Наутро Венька объявил всем о своем решении, озадачив и без того загруженных неприятными мыслями однокурсников. Парни серьезно призадумались о своем внешнем виде. И было над чем. Лехе пришлось часа два измываться над собственными штанами, осваивая хитрую технику художественной штопки. Утконесовы украшали оранжевые жилеты стильными замочками, накладными карманами и контрастной отстрочкой. Но больше всех расстарался Венька. Как командир группы и сочинитель ночной идеи он просто обязан был выглядеть как дворник от Диора. И Кулапудов это сделал. Расчесав собачью шапку-ушанку мелким гребешком, Венька напомадил ее и забрызгал гелем. Получилось как натуральная нутрия.

Фартук с самого утра был отстиран в «Ариэле», смешанном с «Асом», накрахмален и идеально отутюжен. Метлу пришлось выкинуть за ненадобностью, а у дяди Сани на складе попросить новую, не использованную еще щетку.

Когда курсанты подкорректировали свой внешний вид и предстали перед Кулапудовым, парень остался довольным.

– А теперь – на дело, – скомандовал он и повел ребят на улицы города.

Не спал этой ночью не только Кулапудов, но и еще один молодой человек, мучимый приятными мыслями. В отличие от курсанта, не работа ему мешала сомкнуть глаза, до самого утра заставляя ворочаться в постели, а предметы более тонкие и возвышенные. Володю томила любовь. Поднявшись с утра пораньше, лейтенант достал свой выходной костюм, одиноко висевший в платяном шкафу, и, любуясь, разложил его на кровати. Скудный гардероб Смурного, исчисляемый только формой и вот этим костюмом, объяснялся очень просто: Володя не хотел брать денег у матери на какие-то свои покупки, убежденно считая, что он вырос из того возраста, когда можно сидеть у родителей на шее. Как ни старалась мама хоть что-то вручить сыну перед отъездом на службу, мальчик был тверд, уехав из родного города с одним чемоданом, основную часть которого занимали книги.

Но ничего, вот получит он первую свою зарплату и обязательно купит что-нибудь молодежное.

Стряхнув прилепившиеся к ткани ворсинки, Володя с благоговением влез в костюм и посмотрел на себя в зеркало. Наряд был немного старомоден, он согласен, зато в нем лейтенант выглядел гораздо старше, а из-за больших подплечников не так бросалась в глаза его узкая фигура. В таком виде лейтенанта смело можно было называть Владимир Эммануилович.

В общем, он остался доволен.

Томимый прекрасным чувством любви, лейтенант решил времени даром не терять, мучаясь в разлуке с Людочкой, а отправиться прямо сегодня к больнице и дождаться ее. Если, конечно, тот родственник, к которому она приходила за истекшие сутки, не выписался из больницы и не вернулся домой. Тогда ситуация усложнялась. Найти хоть в небольшом, но все-таки городе девушку, о которой знаешь только имя, дело нелегкое.

Володя гнал подальше эту мысль, успокаивая себя тем, что перед выходными больных обычно не выписывают.

Около семи лейтенант стоял уже на ступенях, до боли знакомых, высматривая у горизонта милые черты. Спешащие на работу врачи и медсестры вежливо интересовались здоровьем, спрашивали, почему Володя не взял с собой второго пикетчика, и неизменно задавали вопрос:

– Вы решили возобновить забастовку? Нет? Как жаль.

С забастовкой было веселее.

Потом они уходили, оставляя Смурного в покое, а лейтенант продолжал ждать. Он не покидал поста ни на минуту. Лишь только вдалеке появлялся женский силуэт, влюбленное сердце Володи начинало чаще биться, а ноги становились как ватные. Однако все было напрасно. Девушка не появлялась.

Ближе к полудню лейтенант почувствовал острое желание отлучиться ненадолго со ступенек больницы. Что поделать, коль любовь не избавляет нас от обычных жизненных потребностей, которые не столь возвышенны, но требуют к себе внимания постоянного. Уходить даже на минуту не хотелось, но Володя подумал, что много не пропустит, если его не будет на месте около пяти минут.

И все же он ее упустил! Смурной понял это не сразу, по истечении некоторого времени, когда он уже вернулся и прохаживался от одной колонны к другой. Дверь, ведущая в стены больницы, открылась, и из нее вышел перепачканный зеленкой мавр в больничном халате, а следом она. Люда. Девушка что-то рассказывала, они вместе смеялись, смотрели друг на друга такими глазами... Лейтенант закусил губу, чтобы не вскрикнуть. Так не смотрят родственники. Вот хоть режьте Володю, а не смотрят.

Держась за руки, мулат и девушка прошли мимо. Она сделала вид, что не узнает лейтенанта. Даже не бросила в его сторону взгляда.

Володя почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он был обманут.

Обманут коварной, хладнокровной женщиной, притворявшейся тонко чувствующей искусство. А он ей свои стихи читал! Какой же он дурак! Сердце разбито.

Жизни нет. Все до банальности глупо и жестоко. Володя этого не вынесет.

Ах, какой эскорт был сегодня у Зубоскалина! Одного взгляда достаточно было для того, чтобы понять: ребята серьезно подошли к своему делу, и халатность, наблюдавшаяся ранее в их отношении к заданию, новым имиджем задушена была на корню. Проходившие мимо девушки с любопытством поглядывали на бомжа от Кардена, оценивающе окидывали взглядами дворника от Диора, а работникам дорожного строительства просто беззастенчиво строили глазки.

Парни были горды внезапно свалившейся популярностью. Пристальное внимание противоположного пола немного мешало работе. Так, Пешкодралов под перекрестным огнем стреляющих глазок искренне стеснялся подбирать с дороги бутылки. Утконесовы совершенно несознательно отвлекались от непосредственной цели всего маскарада, с прохладцей временами бросая дежурные взгляды на Зубоскалина. Пожалуй, только Санек отдувался в это воскресенье один за всех. Вероятнее всего, из-за того, что симпатичные девушки внимания на него не обращали. Парень эффектно вышагивал, повиливая соблазнительными узкими бедрами. Он крепко вцепился в самый важный предмет своего гардероба, сумочку, чтобы не отдать ее в руки преступнику во второй раз, и гордо смотрел впереди себя, порою перекашивая лицо от боли.

Время шло медленно. А натертые еще вчера ноги ныли не переставая. Конечно, Санек залепил, где надо, волдыри пластырем, однако помогало это мало. Проще сказать, вообще не помогало. Променад проходил без эксцессов битую половину дня. Дирол начинал уставать от отсутствия событий. Внимание, сконцентрированное на сумочке, все чаще переключалось на отвлеченные, нисколько не относящиеся к делу, мысли от мировых проблем до мелкособственнических, личных. К тому же на горизонте замаячил неплохой экземплярчик женского полу в обтягивающих, по фигуре брюках и – какое счастливое совпадение! – с белой сумочкой через плечо. Ноги сами собой направились в сторону привлекательного объекта.

Девушка определенно куда-то спешила. Она шла торопясь, часто посматривая на часы. В походке чувствовалась решительность. Санек старался не отставать. Он никогда не отличался медлительностью. Были бы на ногах его любимые кроссовки, парень без труда смог бы догнать понравившуюся особу. Но вся загвоздка заключалась в том, что обут он сегодня никак не в кроссовки.

За три дня немного пообвыкнув к модельным туфлям с подрывным материалом в них, точнее, с подорванным уставом школы, Дирол все-таки чувствовал себя не совсем уверенно на высоких каблуках. А сейчас, с растертыми пятками, развивать космические скорости вообще не мог.

Кое-как ковыляя вслед намеченной цели, Санек понимал, что безнадежно отстает, упуская девушку из поля зрения. Это курсанта расстраивало.

Но не сильно. Главным образом из-за того, что благодаря знающим преподавателям, готовившим из него следователя, в Зубоскалине был раскрыт и развит до феноменальных возможностей пресловутый дедуктивный метод. Девушка направлялась в сторону арки, над которой грязными буквами было написано:

«Крытый рынок». Подключив к данному событию логику, Дирол абсолютно точно догадался, что объект внимания направляется за покупками.

Поэтому, когда девушка скрылась из поля зрения парня, он сильно этому не расстроился, а смело похромал – не забывая повиливать бедрами – в сторону арки.