Иоанна Хмелевская - Чисто конкретное убийство

— Да не за что, — буркнула я и принялась от души расспрашивать Марленку.

И тут же узнала все в подробностях.

Пани Хавчик буйной фантазией не грешила. Она упрямо повторяла по кругу одно и то же, противореча самой себе в каждой фразе и не обращая на эти противоречия ни малейшего внимания. Даже Рептилло не пропустила: он, дескать, наверняка там был, но она его не видела, поэтому его точно там не было, потому что если бы он там был, она бы его наверняка видела. От этих видений пана Рептилло Возняк окончательно потерял терпение, и у него вырвалось ехидное замечание, вдохновленное Марленкой:

— Я вот все удивляюсь, что вы так покарали возлюбленного, а не свою многолетнюю соперницу. Не лучше ли было бы избавиться от нее?

Упрямо закаменевшая пани Хавчик еще секунду сидела неподвижно и молча, а потом словно страшная дрожь исказила ее черты. Возняку вспомнился кошмарный трепет зыбучих песков. И тут произошел форменный взрыв.

— Да! Надо было! И давно! Раньше! Когда еще она!.. Когда он у нее!.. А когда она его бросила… Когда он ее бросил, так еще и пожалел! В глаза мне это сказал!!! А тогда уже мой-то сдох, я свободна была, и он меня не хотел, о ней пожалел, у меня в глазах темно сделалось, и все… пропало!.. Ее надо было, ее, а не его!!!

Котел эмоций пани Хавчик не выдержал давления и с грохотом взорвался. Возняк с ужасом смотрел, как в истерике убийца бьется головой о письменный стол и заливает слезами мебель и пол вокруг. Да! Да! Она это сделала! Это само случилось! Она не знает как, не знает, что держала в руке, оно само прыгнуло, это не она, это все та проклятая лопата!!! Она не хотела! Не хотела!!! Не хотела!!!

Возняк не успел вызвать медпомощь, хотя такая мысль у него мелькала, потому что пани Хавчик внезапно успокоилась. Она и стартовала без разгона, и притормозила как вкопанная. Подняла голову, вытащила из сушей большой полотняный платок, вытерла нос и глаза, всхлипнула еще раз и сказала:

— Я его в эффекте убила.

— В чем-чем? — вырвалось у Возняка.

— В эффекте. Говорят, что, если в эффекте, то суд меньше дает. Ну, если без умысла. Я от нервоза на него маханула. Никакого злого замысла у меня не было.

Она произнесла это с таким достоинством, что просто ошеломила Возняка, но он мгновенно взял себя в руки. Видимо, красотка Хелюся отказалась от монотонной несознанки и начала защищаться по науке. Действительно, зерно истины в ее словах было. Ведь преступление в состоянии аффекта содержит в себе смягчающие обстоятельства, кроме того, вполне возможно, что виновата лопата.

Если бы пани Хавчик опиралась на что-нибудь более хрупкое, наверняка она не так радикально поразила бы предмет своего обожания. Он вывел ее из себя… мало, что ли, Возняк наслушался о том, что покойник был просто исключительно талантлив в этой области… и она «от нервоза» на него и «маханула». А видно, что баба сильная, как першерон.

Честь и слава Марленке за то, что подсказала такую гениальную мысль!

Со старательно просмотренными картами я поехала к Баське. Она красила ногти кроваво-красным лаком с мелкими золотыми блестками.

— Я приняла решение настоящего мужчины и еду к Феликсу, — заявила она, не дав мне сказать ни слова, и помахала у меня перед носом сохнущим маникюром — Я только жду Патрика, потому что городским транспортом мне что-то решительно не хочется ехать. Мне нужны деньги на вторую машину, одна на двоих — это маловато. Возьму-ка я трость.

Я бросила карты на стол и оглянулась на Баську. Из угла за дверью она выволокла свою трость с колесиками и прислонила ее к спинке кресла.

— И за каким чертом тебе эта штука?

— Не знаю. Может, понадобится пробудить в нем жалость. Если раздумаю — спрячу трость в прихожей, там ведь должна быть прихожая. А что ты принесла?

— Доделай другую руку и помаши, а то лак размажется. Потом посмотришь.

— Этот лак быстро сохнет. А на что я должна смотреть? На твою добычу? Ты ее у них все-таки вырвала?

— Гурский даже перестал подозревать меня в коварных трюках, потому что поймали убийцу.

— Валькирия! — догадалась Баська и левой рукой вынула из буфета стакан для меня. Как это часто бывало, чай стоял в термосе на столе, и я налила себе сама, чтобы у нее высох маникюр.

Кровавый лак дико искрился.

— Ну да, она в конце концов призналась. Погубили его бабы.

— Должно быть, он ее здорово достал. Наверное, признаться ей помогли.

— Все правильно. Я лично вошла в состав помощников. Даже Марленка поучаствовала: она, сама того не ведая, помогла Возняку ее спровоцировать.

Я коротко пересказала все, что сама узнала о том драматическом допросе. Баська проявила полное понимание.

— Ну естественно: ты исчезла с горизонта, муж почил в бозе, влюбленные из Вероны свободны, как пташки в небе, а он, оказывается, ее не хочет. Тут и булыжник бы разъярился.

— Ну, и эта лопата под рукой…

— Посмотри-ка, ведь это на самом деле оказалась лопата. А я сначала думала, что все дурака валяют, с нами обеими во главе. Орудие убийства. И ведь он сам на себя ее наточил — судьба. Так что у тебя тут?

Мы наконец занялись картами. Я решила больше не скрывать тайну и объяснила ей, в чем дело, только сбивчиво, потому что сама не была ни в чем уверена.

— Бартоша ты знала, тебе не надо ничего объяснять. Это были какие-то тонкие намеки на толстые обстоятельства, неясные и туманные загадки: мол, ах, он кое-что знает, но никому не скажет, хочет только проверить, поэтому я должна ехать по буеракам и колдобинам. Мол, он не одобряет получения наследства от предков и всякое такое…

— А ему какое дело? — рыкнула Баська. — Это его наследство или мое? Пусть отказывается от собственного!

— Ему не от чего было отказываться. Ты вот сюда посмотри. — Я постучала ногтем по карте. — Вот эти закаляки, которые он везде вставлял, имели разное значение, это все, что я смогла из него выдавить. Но я нашла твой охотничий домик и подъезд к нему — вовсе не через мой бурелом, а кружным путем. Вот тут мой атлас с буреломом, присмотрись, а тут кусок его штабной карты, сравни. У меня столетний ствол над водой, а у него домик среди леса.

— Вот это маленькое рогатенькое?

— Все правильно, так он отмечал строения, заслуживающие внимания. И при этом таинственно бормотал, что он знает, а никто больше не знает, а знания — это власть. Он пытался дать мне понять, что речь идет о секретных немецких документах, только я ему не поверила ни на грош.

— Насколько я его помню, ты и так необыкновенно много из него выдоила.

— Но ведь с какими усилиями!.. Я ехала через бурелом, устроила скандал на четыре конфорки, потому что выезжать мне пришлось задом, а боком моя колымага съезжала в воду. Я чудом не утопила машину! Потому что людям табель там точно не грозила бы.

— Там должны были быть пиявки-рекордсменки, — с омерзением заметила Баська.

— Естественно, были. Они тоже участвовали в представлении, потому что я себе вообразила, как они на меня нападают. Но тут я побила собственные рекорды: никогда больше я не вытянула из него столько сведений. Остальное может означать все, что угодно, я сейчас опираюсь только на полунамеки и загадки, он мне их подсовывал и требовал, чтобы я их разгадывала, а я — фигушки.

— Почему?

— Надо было видеть его триумф, когда я ошибалась. А у меня дурной характер, я взбунтовалась: да пусть он повесится на своем триумфе! Вот и осталась у меня от того времени жажда информации, а во-вторых — какие-то такие неясные подозрения. Наверняка он что-то знал!

Баська страшно рассердилась.

— Все что-то знают, но я — меньше всех! Погоди, склепы и гробницы. Про три я точно знаю, это ведь строения, правильно? Давай посмотрим, есть ли они на картах.

Мы обе умели читать какие угодно карты.

Местоположение захоронений Баська знала, нам удалось найти все три, а на них — каракули Бартоша.

— Мои подозрения еще сильнее твоих, — мрачно заявила она. — На черта ему сдалось мое наследство от предков?

— Тайна, — не колеблясь, ответила я. — Он обожал всяческие тайны, жаден был на них до невероятия. Чтобы иметь их для себя. А к этому прекрасно подходит очаровашечка Зельмусь — как я понимаю, твой несостоявшийся жених.

Баська вздрогнула так, что пролила чай на штабную карту Бартоша. Она вытерла его рукавом.

— И что Зельмусь? — подозрительно спросила она.

Я похлопала по картам.

— Это все старое, полувековой давности, посмотри. Некоторые вообще довоенные. Эти карты у него давно, он знал Зельмуся.

— Откуда ты знаешь?

— Не знаю. Наверное, слышала краем уха, когда разговаривала с Феликсом. Мне Феликс нравится, я его специально не избегала, только около него всегда было слишком много Паулины. И Леокадии. Может, это он что-то сказал? Не знаю, не помню, у меня в памяти осталось только то, что Бартош знал этого мерзкого засранца. А! Так ведь сам Бартош когда-то проклинал своего ученика, и я сделала вывод, что Зельмусь и есть этот мерзкий засранец. И ты сама тут вычитала, что это тетя Рыся напакостила.