Ольга Степнова - Брачный контракт с мадонной

Хорошие отношения с Петровичем постепенно переросли в дружбу, частенько подкрепляемую во внерабочее время бутылочкой конька или водки. Виталий часто не мог заплатить в срок арендную плату, но Петрович махал рукой, сопровождая жест всегда одной и той же фразой: «Будут деньги, отдашь».

Так Гранкин приобщился к многочисленной братии частных предпринимателей. Бизнес шёл так себе и особых денег не приносил. Желающих тащить своих домашних животных на окраину города было немного. И тогда Гранкин снизил цены на свои услуги в два раза, относительно средних по городу, о чём и сообщил в рекламных объявлениях, на которые бухнул все оставшиеся у него от ремонта комнатёнки деньги. Ручеёк клиентов потёк веселее, завелось немного деньжат, Гранкин смог расплатиться с долгами и даже нанял себе помощницу. Вечерние посиделки с Петровичем сократились, но не сошли на нет. Теперь обычно субботними вечерами, когда у Виталия клиентов уже не предвиделось, а типографский цех шумел, проделывая свою круглосуточную, монотонную работу, они с Петровичем распивали коньячок, сопровождая это действие уже ставшей любимой поговоркой: «Сначала фуфырик, потом сделка». Поговорка работала безотказно: наутро в понедельник к Гранкину приходила куча народа с больными котами и занемогшими собаками, а к Петровичу заявлялся заказчик, которому понадобился большой тираж этикеток.

Дела постепенно налаживались, но у них — этих дел, существовал ощутимый, ясно видимый «потолок», выше которого прыгнуть было никак нельзя. Цены на лекарства росли, налоги нужно было платить, помощница ежемесячно требовала зарплату, Галка вот-вот должна была родить…

Гранкин уволил помощницу и немного поднял цены на услуги. В конце концов, постоянными клиентами он уже обзавёлся и слава о нём, как о хорошем ветеринарном враче разнеслась по городу.

Крысёнок хорошо перенёс операцию, быстро очухался от наркоза, и первым делом решил снова хорошенько умыться.

— Заходите! — крикнул Гранкин девушке, и она зашла, снова наполнив каморку запахом свежих булочек.

— Ну, вот и всё, — сказал Гранкин. — Всего-то самый кончик отрезали! Будет у вас замечательно здоровый крыс! Кстати, вы ошиблись, это не девочка, а мальчик. Его нужно переименовать, не может пацан Лизой быть.

— Лиза! — проигнорировала девчонка его слова и щекой прижалась к крысёнку. — Ей не больно?

— Я не делаю больно животным, — отрезал Гранкин и поинтересовался:

— А что это у вас за духи такие?!

— Ванилин это, а не духи, — пояснила девушка. — Мы с бабулей сейчас на даче живём, так там мошкары тучи! Вот, ванилин водой разводим и мажемся. Ни одна мошка близко не подлетает.

— Да ну? — удивился Гранкин. — А я-то думаю, куда ванилин из магазинов подевался? Меня жена его часто просит купить, а нету.

— У вас, наверное, нет дачи, — даже это девица умудрилась сказать язвительно.

— Да. Дачи у меня нет, — согласился Гранкин.

— Сколько с меня? — спросила девица, открыв кошелёк.

За подобную операцию Гранкин брал четыреста рублей.

— Тысяча, — не моргнув, сообщил он. — Операция стоит тысячу рублей.

Девушка вылупила глаза, и Виталию показалось, что они у неё такие же рыжие как веснушки.

— Мне рекомендовали вас как хорошего недорогого врача, — растерянно сказала она.

— Я и есть хороший и недорогой врач, — пряча глаза, парировал Гранкин.

— От вас, наверное, ушла жена, — прошипела девица, и глаза её превратились в щелочки.

— С чего вы взяли? — ошарашено спросил Виталий.

— А у вас галстук незавязанный верёвкой висит! Вам алименты, наверное, платить надо, вот вы цены и задрали! Да?!

Всё-таки несносная это была девица. Абсолютно несносная. Достанется же кому-то такая в жёны! Гранкин решил проявить твёрдость и выбил на кассовом аппарате чек в тысячу рублей.

— Вот, — протянул он его девице. — И передайте тем, кто меня рекомендовал, что хорошие врачи дешёвыми не бывают. И ещё — галстуки сейчас именно так и носят, вы отстали от жизни на своей даче со своей бабушкой и мошкарой, а жена от меня никогда никуда не уйдёт! Здоровья вам и вашему крысу Лизе. Вот здесь я написал, как ухаживать за хвостом.

Из узких щелочек глаза девушки опять превратились в две большие веснушки, она покорно отдала тысячу рублей, поцеловала в нос свою крысу и ушла, с почтительной осторожностью прикрыв дверь.

— Вот так-то! — сказал Гранкин самому себе и ещё кому-то, кто, как ему казалось, за ним наблюдал. Он похлопал ладонью по тысяче с ощущением маленькой победы.

«Мы понимаем, что понадобится некоторое время, чтобы собрать такую сумму наличных денег, поэтому на решение этой проблемы даём Вам десять дней».

Десять дней!

Может, всё-таки обратиться в милицию?! Что в таких случаях нужно делать? Писать заявление? Звонить?

«Лю-ди! — провыл про себя отчаянно Гранкин. — Что делать? Что?!!»

Десять дней и сущая ерунда — триста пятьдесят тысяч долларов! Да он квартиру за это время не успеет продать!

Нет, конечно же, он не пойдёт ни в какую милицию.

Он добудет деньги, чего бы это ему ни стоило.

За день он принял двенадцать клиентов. Провёл три операции, поставил шесть прививок и три капельницы. К концу рабочего дня пачка денег на столе заметно припухла. У клиентов сегодня округлялись глаза, когда он озвучивал свои новые цены, но Виталя уже освоился с имиджем дорогого врача и даже язвительно приговаривал: «Дёшево только людей в поликлиниках лечат!» Народ послушно раскошеливался и обещал обязательно появиться ещё раз для повторной консультации.

Гранкин пересчитал купюры — десять тысяч пятьсот восемьдесят рублей. В любой другой день он пришёл бы в восторг от такой выручки и даже устроил бы себе на следующий день выходной — сгонял на озеро на рыбалочку, — если бы не новые обстоятельства.

От этих «новых обстоятельств» хотелось соорудить из малинового галстука петлю, и повесится прямо здесь, на рабочем месте. Виталий попытался перевести заработанные рубли в баксы, но не смог — не знал точного курса.

Оставалось дождаться двенадцати часов ночи, написать записку, в которой упросить похитителей дать ему чуть больше времени на поиски денег, а также вымолить снисхождения к кормящей матери и получше её кормить. Потом предстояло добраться до старого парка, отыскать там заброшенную танцплощадку, два переплетённых между собою дерева и опустить в дупло записку.

Странный способ общения выбрали похитители. Насколько Виталя знал, те, кто промышлял этим гнусным делом, всегда звонили по телефону, а не посылали писульки, пусть и выведенные на принтере. Почему на вкус послание отдавало изысканными духами?! Почему это случилось именно с ним, бедным ветеринарным врачом, недельный доход которого не составлял и трёх тысяч рублей?! Они даже фамилию его переврали — Ганкин! Дилетанты! Глупые, напыщенные уроды!

«Многоуважаемый во всех отношениях В.С.!»

Он мог без запинки повторить текст письмеца.

«Искренне ваши Доброжелатели».

Сколько их — двое, трое, четверо? Может, подкараулить одного их них у дупла, оглушить дубиной, взять в заложники, а потом обменять на Галку с младенцем? Гранкин сильно сжал виски пальцами. За весь день он не съел ни крошки, хотя обычно всегда обедал в типографской столовой.

Виски заломило, пальцы тоже заломило, всё тело заболело, засвербило в носу, глаза стало резать, и слёзы вдруг полились ручьём. Так полились, что деньги на столе намокли. Виталий вдруг понял, что это был правильный и единственно верный выход — заплакать. Что это нужно было сделать сразу, как только он понял, что произошло, и тогда бы он не грохнулся в обморок, и сердце бы так не саднило, и голова бы работала лучше, и он придумал бы что-нибудь пооригинальнее, чем продавать квартиру, занимать у друзей и задирать цены на свои услуги. Он придумал бы что-нибудь получше — например, грабануть инкассаторскую машину.

В дверь осторожно постучали.

— Приём закончен! — крикнул Виталий сорвавшимся голосом, но дверь приоткрылась и в щель просунулась голова Петровича.

— Добрый доктор Айболит допоздна у нас сидит, — схохмил Петрович. Он всегда плоско, но от души шутил. — А как насчёт «по маленькой»?!

— Никак, — пробормотал Гранкин и быстро, сначала кулаками, потом подолом халата, утёр лицо от слёз. Но от Петровича было трудно что-нибудь скрыть. Он носил очки с толстыми линзами в роговой оправе и очень гордился тем, что всё всегда замечает.

— Э-э-э! — протянул Петрович. — Ты что здесь, лук шинкуешь? — опять пошутил он. — Кролика на операции зарезал? Птичку жалко? Сопли, слёзы, ты чего?..

Петрович пошёл на Виталия, широко раскинув руки, округлив под очками глаза и, всем своим видом демонстрируя глубочайшее изумление.