Дональд Уэстлейк - Утонувшие надежды

Дортмундер посмотрел ему в глаза:

— Неужели ты действительно готов это сделать? Неужели ты и впрямь готов убить сотни людей из-за трехсот пятидесяти тысяч долларов?

— Я перебил бы их и по доллару за голову, — ответил Том, — если бы это помогло мне уехать отсюда и обосноваться в милой моему сердцу Мексике.

— Том, ты, похоже, слишком долго просидел за решеткой. Для тебя убить сотню людей — что ногти подстричь.

— Ничего подобного, Эл, — ответил Том. — В этом и состоит главное затруднение. Будь это чем-то вроде стрижки ногтей, я бы подстриг их сам и забрал все семьсот кусков. Если я чему-то и научился в тюрьме, так это тому, что мне больше нельзя действовать в одиночку. Ты знаешь, я всю жизнь был одиноким волком — за исключением тех времен, когда рядом были Бэби, Дилли и вся их команда. Вот почему я так много болтал, когда тебя подсадили ко мне в камеру. Помнишь, как я болтал без умолку?

— Чего тут помнить, — ответил Дортмундер. — Я и сейчас слушаю твою непрерывную болтовню.

Впрочем, он отлично помнил, как изумляла его в те старые добрые тюремные времена неуемная словоохотливость человека, который, во-первых, был знаменитым одиночкой и, во-вторых, умудрялся издавать огромное количество звуков, не шевеля при этом губами.

— Причина моей болтливости, — продолжал Джимсон, — как раз в том и заключается, что я всю жизнь был одинок. Поэтому всякий раз, когда рядом оказывался слушатель, меня словно прорывало. Видишь ли, Эл, — продолжал он, махнув рукой в сторону живописной долины, — все эти люди — не настоящие. Не такие, как я или даже ты.

— Неужели?

— Да. Если я голодаю три-четыре дня, ни один из них даже не почешется. Но в одну прекрасную ночь придет вода — и они захлебнутся, а я — нет. Я буду выкапывать свои денежки.

— Нет, Том, — сказал Дортмундер. — Мне плевать, болтай что хочешь, но плотину ты не взорвешь. Я и сам не очень законопослушный гражданин, но ты заходишь слишком далеко.

— Я лишь следую логике, Эл.

— А я — нет. Я не стану заниматься этим делом. Я не могу сам, своими руками, утопить сотни спящих людей. Не могу.

Том выслушал тираду Дортмундера, смерил его взглядом, помолчал и, пожав плечами, сказал:

— Что ж, тогда забудем об этом.

Дортмундер моргнул:

— Забудем?

— Ну конечно, — ответил Том. — Ты ведь у нас парень сердобольный, все эти годы ты читал какой-нибудь «Ридерз дайджест», а может быть, даже вступил в благочестивое братство. Беда в том, что я не слишком хорошо разбираюсь в людях...

— Тут ты прав, — согласился Дортмундер.

— Беда в том, что вы все какие-то ненастоящие, — продолжал Том. — Какие-то скользкие, вас не ухватишь и не рассмотришь как следует. Короче, я ошибся в тебе и зря потратил два дня. Извини, Эл, я ведь и твое время зря потратил.

— Ничего страшного, — отмахнулся Дортмундер, хотя в душе у него оставался неприятный осадок: Том явно чего-то недоговаривал.

— Тогда поехали домой, — сказал Том. — Ты готов?

— Конечно, — ответил Дортмундер. — Ты уж извини, Том, но я не могу.

— Не беда, — сказал Том, переходя дорогу. Дортмундер шел следом.

Они сели в машину, и Дортмундер спросил:

— Так я разворачиваюсь?

— Нет, — ответил Том, — езжай по плотине, потом сверни налево. Мы спустимся в долину и выскочим на Сквозное.

— Отлично.

Они ехали по плотине, и Дотмундер никак не мог отделаться от неприятного ощущения, которое вызывал у него сидящий рядом серолицый молчаливый хладнокровный маньяк. У дальнего конца плотины виднелось маленькое кирпичное здание — вероятно, вход во внутренние помещения. Дортмундер притормозил, окинул здание взглядом и увидел латунную табличку с надписью:

"НЬЮ-ЙОРК. УПРАВЛЕНИЕ ВОДОПРОВОДОВ.

ГОРОДСКАЯ СОБСТВЕННОСТЬ,

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН".

— Городская собственность? — спросил Дортмундер. — Так значит, это — часть города?

— Конечно, — ответил Том. — Все городские водоемы принадлежат городу.

Рядом с домиком стояли три машины, на одной из них были опознавательные знаки патрульной службы городского управления полиции.

— Значит, их охраняет городская полиция?

— Сдается мне, — отозвался Том, — что самых умных и шустрых сюда не посылают. Впрочем, пусть тебя это не беспокоит, Эл. Ты захотел уволиться — и я тебя уволил. Оставь городских полицейских другому парню.

У Дортмундера засосало под ложечкой.

— Другому парню?

— Естественно. — Том пожал плечами. — Ты не единственный кандидат в моем списке, — равнодушно пояснил он. — Первый, но не единственный. Теперь мне остается лишь найти парня, в жилах которого побольше крови и поменьше молока.

Дортмундер убрал ногу с педали газа.

— Значит, ты так и не отказался от своей затеи?

Том удивленно развел руками:

— А разве я уже получил свои триста пятьдесят тысяч? Или, быть может, что-то изменилось, а мне и невдомек?

— Том, ты не можешь утопить всех этих людей.

— Я-то могу, — ответил Том. — А вот ты — не можешь. Правильно?

Миновав здание, Дортмундер затормозил и остановил машину на обочине. Где-то позади едва виднелось водохранилище, а дорогу вновь обступили деревья.

— Том, ты не можешь так поступить.

Том нахмурился и сказал, не шевеля губами:

— Надеюсь, ты не станешь указывать мне, что я могу и чего не могу.

— Я не это имел в виду, Том, — сказал Дортмундер, сознавая, что он имел в виду именно это, и понимая, что уговоры бесполезны. — Я только... — добавил он, с отвращением прислушиваясь к собственным словам, — ...я лишь хочу сказать, что ты не можешь так поступить.

— Могу, — ответил Том еще более холодным тоном. — И я это сделаю. — Его костлявый палец нацелился Дортмундеру прямо в нос. — И не вздумай сорвать мне операцию, Эл. Не вздумай никому звонить и предупреждать, чтобы люди не спали ночью, если они хотят выйти сухими из воды. Поверь мне, Эл... если только я увижу хоть малейший признак того, что ты пытаешься мне помешать...

— Нет, нет, Том, — ответил Дортмундер. — Я не собираюсь тебя закладывать, ты же меня знаешь.

— А ты знаешь меня. — Том выглянул в окошко, рассматривая окружающий дорогу лес, и добавил: — Чего мы стоим? Давай-ка вернемся в город, да побыстрее. Мне нужно позвонить следующему парню из списка.

— Стоим мы потому, — ответил Дортмундер, облизывая губы и оглядываясь назад, где в лучах солнца мирно поблескивала спокойная вода, вода-убийца. — Потому, что мы сделаем все это иначе.

Том посмотрел на Дортмундера:

— Ты сказал — «мы»?

— Я твой друг, Том, — ответил Дортмундер. — Я был твоим другом раньше и остаюсь им теперь. Мы достанем твои деньги. Но не будем никого топить, хорошо? Мы придумаем другой способ.

— Какой другой способ?

— Пока не знаю, — признался Дортмундер. — Но я ведь только начинаю понимать, о чем идет речь. Дай мне время оценить положение. Скажем, пару недель. Согласен?

Том окинул его недоверчивым взглядом.

— И как ты себе это представляешь? — спросил он. — Нырять с лопатой и копать, пока хватает воздуха?

— Еще не знаю, Том. Дай мне помозговать на досуге.

Том задумался.

— Чем тише мы все сделаем, тем лучше, — согласился он. — Конечно, если это вообще возможно. Потом будет меньше беготни и меньше вероятности угодить в облаву.

— Точно, — сказал Дортмундер.

Том посмотрел в сторону водохранилища:

— Там пятьдесят футов воды, не забывай.

— Помню, помню, — сказал Дортмундер. — Ты только дай мне немного времени, чтобы пораскинуть мозгами.

Серые глаза Тома забегали.

— Уж не знаю, захочется ли мне две недели валяться на вашем диване, — сказал он.

«О черт!» — подумал Дортмундер, но мысль о сотнях человеческих жизней пересилила все прочие соображения.

— Чем тебе не нравится наш диван? — спросил он, с трудом проталкивая слова сквозь не желавшую подчиняться ему гортань.

Том глубоко вздохнул; его губы заметно шевельнулись, но тут же вновь вытянулись в жесткую линию.

— Хорошо, Эл. Я знаю, что ты неплохо разбираешься в таких делах, именно потому я и пришел к тебе в первую очередь. Хочешь найти другой способ извлечь тайник — ищи, я не возражаю.

— Спасибо, Том, — сказал Дортмундер, и его руки, лежавшие на руле, задрожали от нахлынувшего облегчения.

— Не за что.

— А пока — никакого динамита, договорились?

— До поры до времени, — согласился Том.

Почтальон Джо, насвистывая, шагал по залитой ярким солнцем Миртл-стрит, и его беззаботная трель перекликалась с птичьими руладами, плеском дождевальных фонтанчиков и далеким стрекотом газонокосилки.

— Миртл! — крикнула Эдна Стрит, отрываясь от своего излюбленного окна в спальне во втором этаже. — Почтальон пришел.

— Иду, мама! — отозвалась Миртл, вприпрыжку спускаясь к парадной двери по надраенным до блеска ступеням красного дерева. Двадцатипятилетняя красавица — уже не девочка, но еще и не совсем женщина, — Миртл большую часть своей жизни провела в милом старом домике в Дадсон-Сентр, едва ли задумываясь над странным совпадением своего имени и названия улицы, на которой стоял ее дом. В сумке почтальона Джо лежало по крайней мере несколько писем, на которых значилось: