Дарья Донцова - Шопинг в воздушном замке

На сей раз выслушивать очередную хвалебную оду незнакомой бабе не захотела уже я, поэтому решительно остановила клиента:

– Давайте говорить о конкретных делах!

Нина кашлянула, а Григорий как ни в чем не бывало поскакал дальше:

– Исидор гений, это признают даже в России. В советские годы Ринг работал на оборону, и с ним постоянно ходили два охранника. Математик был обласкан властями, ему дали шикарную квартиру – наверное, четыреста квадратных метров. Понимаете, как относилась советская власть к Исидору, если его семье из трех человек выделили такое жилье? Жена Ринга давно умерла, дочь Ксюшу он воспитывал один. Когда та скончалась, Павел остался жить с тестем. Вернее, Брыкин и его супруга все время обитали в квартире математика, но Паша не ушел от старика и после смерти Ксении, остается с ним до сих пор. А в ближайших соседях у Ринга Матвей Ромашин, старый друг Исидора, тоже гений, только физик.

– Значит, у Брыкина нет своего дома? – уточнила Нина.

Григорий кивнул:

– Именно так.

– Похоже, его дела идут не очень хорошо, – предположила Косарь.

Селезнев замахал руками:

– Фирма процветает!

– Но почему тогда Павел до сих пор ютится с бывшим тестем? – не успокаивалась Нина.

– Ютится! – закатил глаза Григорий. – В тех хоромах стаду слонов легко заблудиться. Павел любит Исидора, считает его своим отцом или дедом. Старик не может жить один, перевезти его в другое место нельзя, он, как белка, обжился в родном гнезде. Как-то раз Паша захотел побаловать Исидора и отправил его в лучший отель в Карловых Варах. А Сидя – так Исидора свои зовут – там и трех дней не выдержал! Ему нужно находиться в любимом кабинете среди книг, и чтобы Матвей по вечерам заходил. Понимаете?

– Думаю, да, – сказала я.

– Павлик не осмеливается даже ремонт сделать, – засмеялся Селезнев, – в квартире до сих пор наружная электропроводка.

– Провода тянутся прямо по стене, намотанные на маленькие фарфоровые ролики? – уточнила Нина.

– Верно, – согласился Селезнев. – Чтобы сделать реконструкцию жилья, понадобится около года. А куда Исидора девать? Паша хотел отремонтировать квартиру, позвал специалистов, а те ему и наговорили: плитку в ванной месяц срубать придется – ее при Сталине клали, а тогда халтурить боялись, да еще кухня вся в кафеле до потолка. Вот Брыкин и плюнул. Раньше у Павла жила домработница Олимпиада. Она недавно скончалась. Ничего криминального, бабуле было за восемьдесят, даже ближе к девяноста. Паше некогда заниматься поиском прислуги, поэтому он попросил мою Клару о помощи.

– Понятно... – Нина оперлась локтями о стол. – Лампа, изображать поломойку будешь ты!

– Почему я?

– Наверное, там и готовить надо? – прищурилась Нина.

– Конечно, – подтвердил Григорий.

– Стирать, гладить, убирать? – не успокаивалась Нина.

– Естественно, – пожал плечами Селезнев.

– Мои кулинарные способности дальше яичницы и заварки «бомж-пакета» с лапшой быстрого приготовления не идут, – захихикала Косарь, – при виде утюга у меня начинаются судороги, а на стиральный порошок давно аллергия. Одним словом, если я буду заниматься хозяйством, меня вытолкают взашей через день. А Лампа у нас – гений домашнего очага.

– Ага, – ехидно протянула я, – всегда удачно подавляю судороги при виде утюга. Кстати, ты не пыталась приготовить борщ? Это простое дело, могу научить.

– Нет, спасибо, – живо отказалась Нина. – К тому же надо жить у них в доме, а куда я своих пацанов дену? Кто их из садика заберет? Дед Мороз?

– Значит, договорились! – потер руки Селезнев. – Завтра к полудню приезжайте в агентство, я вас доставлю к Исидору, познакомлю с ним, и начинайте работу. Двенадцатого у Павла день рождения, тогда всех и увидите.

И вот я стою в нашем офисе, держа в руках небольшой саквояж. С минуты на минуту должен подъехать Григорий, чтобы отвезти меня к месту службы.

– Помни, никто не должен знать, кто ты на самом деле, – поучала меня Нина. – Ни у одного человека, включая самого Брыкина, не должно зародиться подозрений.

– Знаю, – ответила я.

– Очень неразумно внедряться в семью под своей фамилией.

– Может быть, и так, – согласилась я.

– Насторожишь кого-нибудь! Имя Евлампия слишком необычное.

Я решила не спорить с Косарь.

– Поэтому держи документ, – довольно улыбнулась Нина. – Оцени мою ментовскую предусмотрительность и оперативность – за пару часов ксиву раздобыла. Кстати, она подлинная, никакой джинсы. Любуйся!

Я открыла темно-бордовую обложку и увидела собственное фото.

– Ну и ну! – непроизвольно воскликнула я.

– Супер, да? – напыжилась Нина. – Есть, есть еще у меня контакты в нужных местечках! Есть еще порох в пороховницах! Выучи свои имя, отчество, фамилию и место прописки. Хотя, думаю, никто тебе там допроса с пристрастием устраивать не станет.

Мои глаза переместились чуть выше. Обезьянкина Альбина Спиридоновна, год рождения – 1946. Меня будто кипятком окатили.

– Нина!

– Чего? – продолжала довольно улыбаться Косарь.

– Я намного моложе! Неужели выгляжу на шестьдесят?

Подруга скрестила руки на груди.

– Если честно, в последнее время ты не очень хорошо выглядишь – бледная, синяки под глазами в пол-лица.

– Я не похожа на пенсионерку!

Нина опомнилась:

– Конечно, нет.

– Тогда почему паспорт на даму преклонного возраста? – обозлилась я.

– Я торопилась ксиву найти, схватила первую попавшуюся, – застрекотала Косарь. – Не обижайся, зато корочка подлинная. А на год рождения никто не посмотрит!

– Вдруг математик придирчив? Его внимание, скорее всего, и зацепится за цифры!

Косарь стала раздражаться.

– О господи! Если он удивится, скажешь: ботокс и фитнес творят чудеса, я сделала подтяжку, вколола себе стволовые клетки и вообще проповедую раздельное питание, никогда не употребляю селедку вместе с кефиром, отсюда и молодость.

Но я не успокаивалась:

– Фамилия восхитительная. Всю жизнь мечтала быть Обезьянкиной!

– Так ведь это не навсегда.

– Но... – попыталась я продолжить спор и тут же замолчала, потому что в офис вошел Григорий.

Пропустив меня в темную прихожую, где резко пахло кошками, Селезнев заорал:

– Исидор!

Голос его гулко покатился внутрь квартиры и затих, я всматривалась в темноту.

– Сидя! – вновь загремел Григорий. – Подойди сюда, Сидя! Ты опять оставил дверь открытой, Исидор! Ну куда подевался выключатель?

Я сделала шажок вправо, наступила на что-то мягкое, оно судорожно дернулось, мяукнуло, и в ту же секунду под потолком тускло вспыхнула маломощная лампочка. Я застыла от удивления. Стен не было, вместо них от грязного затоптанного пола вздымались бесконечные книжные полки, в углу висела вешалка, под ней громоздилась гора ботинок, чуть поодаль стоял круглый столик из красного дерева, а на нем высился настоящий раритет – черный телефонный аппарат с наборным диском. Когда-то, помнится, такой агрегат стоял в кабинете моего отца.

– Сидя! – вопил Григорий. – Отзовись!

– Мы тут, на кухне, – долетело из коридора.

– Пошли, – приказал Селезнев. – Прямо, налево, направо, прямо! Все, дотопали.

Я вошла в почти тридцатиметровую комнату, увидела круглый стол, несколько венских стульев и двух стариков, одетых, несмотря на относительно теплый сентябрь, в уютные душегрейки из дубленой овчины. Дедушки играли в шахматы.

– Исидор, я привел новую домработницу, – возвестил Селезнев.

– Спасибо, дружок, – сказал один божий одуванчик. – Мотя, ты в опасном положении.

– Нет, Сидя, – бойко пропищал второй дедуля, – я применю защиту Таля, и тебе конец, как шведу под Полтавой.

– Всегда считал, что та победа была для русской армии случайной, – задумчиво протянул Исидор.

– Сидя, это новая прислуга! – надрывался Гриша.

– Здравствуйте, деточка, – опомнился математик, – рад знакомству.

– Я пойду, – обрадовался Селезнев и ретировался.

– Шах! – объявил Мотя. – И мат!

– Не может быть! – подскочил Исидор. – Невероятно! Ты сжульничал!

Матвей захохотал, Сидя обиженно засопел и тут же предложил:

– Еще разок?

– С удовольствием, – ответил компаньон, – мои белые.

– Ты ими уже играл!

– Так я и победил.

– Это нечестно! Хотя ладно, – махнул рукой Исидор. – Мотя, ты жулик! Я еще в сорок втором году был чемпионом нашего НИИ!

– Боюсь, тебя подводит память. Перед войной на турнирах всегда побеждал Никитин из второго отдела, – напомнил его приятель.

– Простите, пожалуйста, – вмешалась я в беседу, – чем прикажете заняться?

Старички уставились на меня.

– А вы кто? – спросил Исидор.

– Новая домработница.

– Куда подевалась Липа? – поинтересовался Мотя.

Преодолев секундную растерянность, я ответила:

– Она заболела.

– Что случилось? – в один голос вопросили божьи одуванчики.

– Аппендицит, – лихо соврала я, не желая сообщать старикам, что моя предшественница скончалась.