Людмила Милевская - А я люблю военных…

Моя Капитолина оказалась права — я сошла с ума. Конечно сошла с ума, если не увидела очевидного.

— Постой! — воскликнула я. — Постой, Сережа, постой, а ты какое отношение имеешь к этим героям?

И он, все с той же непонятной гордостью мне сообщил:

— Я не Сережа, а полковник Смелов, потому что на службе состою.

Видимо в моем взгляде было нечто такое, уж не знаю какое, потому что он тут же испуганно попятился и, забыв, что полковник, залепетал:

— Соня, Сонечка, сейчас все, Сонечка, все тебе объясню.

Но я уже не собиралась слушать, я сама говорить хотела, я на него шла!

Грозно!

Не знаю как там принято у них, у героев, но и в моих жилах течет не вода кипяченая, а самая настоящая русская кровь, пусть и смешанная с польской, итальянской, немецкой…

В общем, тот еще коктейль, что только крепости крови моей добавляет. С этой крепостью я и набросилась на полковника.

— Ах ты мерзавец! — закричала я. — Ах ты предатель! Я же верила тебе! Верила тебе! Я думала ты бизнесмен Сережа! А ты! Ты просто Сашка Смелов! Ты! Ты! Ты!

Не знаю, может и убила бы его, но я-то, добрая, в положение как обычно вошла, все же человек при исполнении, не по своей воле меня целовал…

— Эх, — махнула рукой. — Какой был мужчина! Настоящий полковник!

И отправилась на кухню горе свое заедать. Но он-то не знал о моих намерениях, всполошился, за мной побежал, начал оправдываться, уговаривать:

— Соня, Соня…

— Что — Соня? — рявкнула я. — Супостат! Теперь-то ты чего от меня хочешь? Задание выполнил и ступай себе с Богом, Сашка Смелов.

В имя его я, естественно, постаралась вложить побольше презрения, не потому, что презирала, нет, мужик он что надо, а потому, чтобы знал, как говорит Маруся. Он же, уловив презрение, не на шутку испугался, еще пуще оправдываться начал, даже запаниковал, из чего поняла я, что не все он задания выполнил.

“Ах, вот оно что!” — подумала я и, вдохновившись, спросила:

— Ты хоть сам-то знаешь, кто ты? Сашка ты Смелов или бизнесмен Сережа?

Он густо-густо покраснел (какие Там скромные люди, просто радуется душа) и пролепетал:

— Я Сашка Смелов, но страшно завидую бизнесмену Сереже.

Прекрасно знала почему, но для верности все же спросила, и он честно признался:

— Потому что у Сережи была ты, а у меня жена, которую обязан любить до гроба.

— И страшно по этому поводу горюешь? — не могла не поинтересоваться я.

И вот тут-то он мне возразил.

— Нет, с радостью Родине служу! — воскликнул он, на что одно лишь могла я ответить.

— Служи, — посоветовала я и, подумав, добавила: — Общаться с женатым мужчиной — роскошь, которую позволить себе не хочу. Мне некогда тратить время на пустяки, семейную жизнь надо срочно устраивать. Муж мой на подруге женился моей, так что если бы ты был бизнесмен Сережа, возможно, согласилась бы помощь Родине оказать, а так…

И я многозначительно усмехнулась.

Казалось бы, выразила свои чаяния предельно откровенно, куда уж ясней? Все всё уже поняли. А он нет.

— И что теперь делать? — растерялся он.

— Иди, выполняй свой долг.

— А ты?

— А я? — тут взгляд мой упал на тумбочку, на которой уже не первую неделю лежали шторы, так и не подшитые по просьбе Любы. — А я хоть шторы для детской подошью, раз обещала Любе да дочке ее Олесе, все ж польза. Помогая добрым людям, заслуживаешь благодарность, помогая вам, всего лишь избегаешь неприятностей.

Теперь же, когда жизнь наперекосяк, не боюсь уже неприятностей. Женщина перестает жить в тот миг, когда выясняется, что некому ее приласкать.

Смелов (какой умница!) намек мой понял и…

Нет, не подумайте плохого, нет-нет, он не начал в тот же миг своей жене изменять, просто побежал советоваться с начальством. И не побежал даже, а попросил время и место на телефонные переговоры.

Я в комнату сынишки его отвела, а сама отправилась на кухню размышлять как жить дальше. Что там дальше было с моим Сумитомо? Он был забыт сегуном, женился на Хариме и счастливой жизнью зажил, значит и со мной произойдет то же. Но каким образом? Неужели сладится с Сережей? Тьфу! С Сашкой Смеловым! На кой он мне нужен с коммуналкой своей и женой?

Тут уж я не на шутку призадумалась. А что, буду сражаться с ним бок о бок!

В общем-то меня, наверное, и силой могли заставить Родине служить, но я и сама сознательная. Никогда до крайности не довожу; если ум и анализ мои понадобятся, они к услугам любого хорошего человека. Хороший человек этот Сашка Смелов?

Раз жене так сходу не изменяет, значит хороший, сомнений нет и не может быть.

“Ладно, — решила я, — хватит его совращать. Пускай уже идет, скажет чего от меня хочет.”

Только подумала так, как он переговоры закончил, на кухню вернулся и торжественно заявил:

— Соня, уполномочен важную вещь сообщить, вещь, которая перевернет всю твою семейную жизнь заново.

Он подозрительно сильно нервничал.

Я была потрясена: “Неужели жениться на мне ФСБ разрешила?! Бог мой! Что же за это теперь попросят?! Что делать заставят?!”

— Говори, — изрядно струхнув, прошептала я.

И он сказал:

— Твой муж тебе не изменял, а женитьба на подруге — это спектакль.

Сложные чувства породило во мне сообщение Смелова. Перед глазами промелькнули события не столь далекие, и все они говорили о моей глупости, а не о моем хваленом уме.

— Ну-у, — сказала я, — изменял мне муж или не изменял, этого знать вы не можете, как не можете знать, чем закончится этот ваш дурацкий спектакль. Вряд ли мы с Женькой помиримся.

— Все поставлено на службу Родине, — с пафосом успокоил Смелов.

Я развела руками:

— Что здесь могу сказать? Родина есть Родина, раз надо, послужу, хотя, убейте меня, кому служу — не понимаю. Общество — штука сложная. Известно одно: любое стадо ищет козлов отпущения. Мне сильно не повезло, раз я и есть та самая коза, которая на роль жертвы выбрана.

Смелов со мной решительно не согласился.

— Ты сама, Софья, выбралась на эту роль, — возразил он с осуждением. — Влезла и чуть не погубила важнейшую операцию.

Мне стало смешно.

— Ха, важнейшая операция! Болванками по президенту палить! Да полковник Смирнов просто герой! — с фальшивым восхищением воскликнула я. — Всем героям герой, так подставить мою Любу, настоящую героиню, героиню мать!

Уж не знаю почему, но сильно обиделся за друга Смелов, обиделся, разволновался и закричал:

— Да Петька же не просто болванкой стрелял! Он самую неприятную часть операции взял на себя. Без псевдопокушения нам не удалось бы поймать главнейшего заговорщика, аналитика ВАГа, известного тебе под личиной Харакири. Вся эта заварушка понадобилась для раскрытия заговора, чтобы заставить Харакири выползти из его норы и отправиться других ваговцев искать, которых он потерял вместе с дискетой.

Речь его меня не впечатлила, напротив, даже вдохновила на новые возражения.

— Вот и стрелял бы твой Петька из своего окна, раз умный такой, — заявила я. — А главного заговорщика вам не удалось бы поймать не без него, а без меня.

Ведь я вас вывела на Харакири.

Говоря все это, я удивлялась и думала: “Этот Смелов совсем обнаглел. Столько я для его ФСБ сделала, а он имеет хамство еще и подсмеиваться.”

Он действительно смотрел со снисходительной усмешкой.

— Соня, — сказал он, — ты как дитя. Да за этим Харакири мы давно уже следили, не знали только, что так важна в заговоре его роль. Через него мы хотели на самых главных ваговцев выйти, и Андеграунда к нему для этого приставили.

— Чтобы наторелый Андеграунд учил Харакири, этого милого перезрелого бойскаута, водку жрать и девок портить? — съязвила я.

Смелов горестно покачал головой, мол как с дураками сложно.

— Нет, — устало молвил он, — Андеграунд должен был в такое доверие войти, чтобы загнанный в угол Харакири решился-таки положиться на него, а уж создать ситуацию, когда ему больше не на кого положиться, мы постарались.

Я зашла в тупик, редко со мной бывает такое, но все же зашла, потому и спросила:

— Какова же моя здесь роль?

Смелов усмехнулся, на этот раз по-доброму, без всякого снисхождения.

— Да мы тебе вообще никакой роли не определяли. Если бы ты чуть больше выпила у Любы на новоселье и раньше времени не пришла в себя, то и вовсе не было бы у тебя никаких проблем. Ты же оказалась крепче, чем остальные, да еще и на героизм потянуло, — он махнул рукой и спросил: — Ну сама посуди, зачем нам лишний свидетель? Да еще с таким языком.

Как тут не возмутиться? Впрочем, возмущаться не стала я, а лишь подумала: “Что он имеет ввиду? Что с моим языком? Если дело секретов Родины касается, у меня не язык, а кремень!”

И тут же вспомнила ряд фактов из своей биографии.

“Да-а, кремень, — пригорюнилась я, — но лишь в том смысле, что сносу нет ему в болтовне, в разговорах. Как бы повела я себя, отпусти меня с миром полковник?