Людмила Милевская - Выстрел в чепчик

Пупс не поверил.

— Сама же говорила, что я сто долларов брал у Розы. Что же ты, не смогла распознать двойника? — спросил он.

Опять двадцать пять. Можно, конечно, и дальше убеждать его, но доводы бесполезны.

— Хорошо, а что ты, Витя, скажешь, если этого двойника я к тебе приведу?

— Ничего не скажу. Все равно подпишу бумаги, уже часть подписал.

— Ты это помнишь? — ужаснулась я.

— Не помню, но подпись моя.

— Ее подделали, чтобы заставить тебя и дальше подписывать. Неужели люди, которые не поленились состряпать тебе двойника, не смогут подделать какую-то жалкую подпись?

Пупс психанул:

— Перестань, Соня, стыдно слушать. Начиталась, понимаешь, книжек.

— Книжек не читаю, ты забыл, я их пишу, — напомнила я.

— Значит, еще хуже, написалась книжек и выпала из реальности. Да кто в наше время станет двойника мне совать? Зачем? Гораздо проще вставить в мой зад паяльник, и я все, что захочешь, подпишу. Никакой инсценировки не было. Просто я заболел, а вы благополучно рассвистели это по всему городу, вот в плохие уши и попала информация эта. Умные люди смекнули, что можно воспользоваться моей болезнью, и начали низкий шантаж.

Я растерялась. Вроде он и прав, во всяком случае, с паяльником.

— Христа ради, Вить, скажи, что это за документы?

Он лишь головой покачал.

— Ну хорошо, миленький, тогда скажи — это долгий процесс? Ты подпишешь, и все? Они деньги, что ли, снимут? — взмолилась я.

— Нет, не деньги и не все. Попозже еще моя подпись понадобится. Вообще-то вся процедура растянется месяца на полтора.

— Вот тебе и ответ! — обрадовалась я. — Ты что же, полтора месяца в заду с паяльником ходить будешь?

Нет, Вить, им запугать тебя здорово надо было, чтобы ты все их желания выполнил. Видимо, на карту поставлено много, раз не поленились они Ваню втянуть, двойника подсунуть и целую комедь разыграть. И получилось у них, кстати, все неплохо. Я бы посоветовала тебе обратиться в милицию, а пока там разбираться будут, на рыбалку с проктологом поехать.

— Я не поеду, — заявил Пупс. — Ты видела этот народ? Кстати, я не уверен, что это я — Розу. Нет, Соня, двойник там у них или я сам чокнулся, но подпишу.

Иначе не отстанут от меня.

— Ты точно с ума сошел! — заламывая руки, воскликнула я. — Витя, умоляю, не подписывай.

Похоже, он был даже растроган моими переживаниями.

— Хорошая ты женщина, Соня, — украдкой смахивая слезу, сказал Пупс.

— Конечно, хорошая, — легко согласилась я. — Так не тяни из меня жилы, видишь же, на нервах вся. Ты же мне не чужой, пока муж Розы.

— Успокойся, — сказал он. — Я, собственно, ничем не рискую. Преступления в том, что я сделаю, нет.

Уволят меня, это точно, на этом дело и заглохнет. И по бумагам этим они материального ущерба не нанесут никому, разве что только моральный.

— Точно не нанесут? — спросила я.

— Точно, — заверил Пупс. — Мероприятие, в обшем-то, невинное. Так, фирмочка развалится одна, их конкурент, и все.

— Но тебя-то уволят?

— Уволят, обязательно уволят, но я без работы остаться не боюсь. Меня уже давно зовут в другую фирму, и платят больше там, и работы меньше, а уж то, что там лучше, чем в тюрьме, так это, как говорят некультурные люди, сто пудов.

— Что-то уж больно хорошо у тебя все получается, — засомневалась я. — Ну, да ладно, как знаешь, тогда я пошла.

На самом деле я сдаваться не собиралась. Какая-то сила подгоняла меня дельцу этому помешать. Уж такой я хороший человек.

«Умру, — подумала я, — а не дам подписать те бумаги».

Вырвавшись на волю и простившись с Пупсом, я отправилась к Архангельскому.

«Он-то не открутится у меня», — подумала я, останавливаясь у его двери и с трудом переводя дыхание, поскольку, конечно же, не работал лифт.

Я нажала на кнопку звонка и секундой позже получила шок. На пороге стояла Маруся. Она открыла дверь и, увидев меня, почему-то вознегодовала. Потом успокоилась и сказала:

— А-а, это ты старушка, хорошо, что я вовремя поняла, а то уже кулаки у меня зачесались, как увидела, что баба к Ване моему.

Я тупо смотрела на Марусю, силясь понять, как узнала она адрес Ивана Федоровича, когда мне до сих пор казалось, что адрес этот я держу в строжайшей тайне.

— Ну что стоишь тут прямо вся? — удивилась Маруся. — Раз пришла — проходи.

Я прошла. Маруся закрыла за мной дверь на ключ, ключ же спрятала в своем декольте.

— Пошли, мы на кухне, — сказала она, и я поплелась за ней.

На кухне действительно сидел Иван Федорович. На столе стояла бутылка водки, начатая едва-едва.

«Значит, вовремя приехала», — порадовалась я, усаживаясь на подоконник, поскольку больше было некуда.

— Вот, Ваня почти весь уже меня простил, — сказала Маруся, — да только возвращаться почему-то не хочет. Заладил: потом да потом. А что ждать-то? Я прямо вся его сегодня и забрала бы.

— Нет, Машенька, нет, — мрачнея и отводя в сторону глаза, возразил Архангельский.

— Маруся, а как ты его нашла? — переполняясь удивлением спросила я.

Маруся хлопнула себя по лбу и воскликнула:

— И ты еще у меня спрашиваешь, старушка! Гналась же за этим Пупсом твоим, а он шмыгнул сюда…

Епэрэсэтэ! — вдруг взвыла она. — Совсем я тут с вами заболталась! А где же Пупс?

Услышав такое, я обезумела: сорвалась с подоконника, схватила Архангельского за грудки и начала его трясти, приговаривая:

— Так это ты натравил двойника на Пупса! Так это ты натравил!

Архангельский так растерялся, что начал жалобно лепетать:

— Он же безвредный, он же никого не убил и убивать не собирался. Это так, чтобы попугать немного.

Маруся хлопала глазами, силясь что-нибудь понять.

Мне лишь оставалось надеяться на ее бестолковость, надеяться и радоваться ей.

— Попугать? — не теряя времени, возмутилась я. — Зачем нас пугать? Думаешь, жизнь с этим плохо справляется, еще и ты пристроился. И не так это все безобидно. Уже есть жертвы.

Глаза Архангельского наполнились ужасом.

— Какие жертвы? — закричал он.

— Роза и" Тося. Пошел второй круг. Они в той же последовательности получили сотрясение мозга, в какой были шляпки, стрелы и картины. После Тоси на очереди Лариса, и кто знает, не проломит ли ваш двойник ей череп. Кстати, после Ларисы идет Маруся.

Архангельский беспомощно воззрился на Марусю.

— Да, я прямо вся за Ларисой иду, — по-прежнему ничего не понимая, подтвердила та.

— Что же они делают, сволочи! Так же не договаривались! — прорычал Архангельский, после чего начало твориться совсем уже невообразимое.

Архангельский понесся в комнату, а оттуда выскочил Пупс.

— Я только из арбалета! — завопил он. — Только бабки занимал и из арбалета стрелял, все как договаривались. Картины — тоже моя работа, а по голове я никого, слышь, Вань, никого!

И Пупс бросился к входной двери. Он отчаянно тряс дверь за ручку, пытаясь ее открыть, но ключ-то был в декольте Маруси. Маруся во все глаза уставилась на Пупса и тут вдруг поняла, что это не он.

— Да это же не Пупс! — завопила Маруся. — Это же прямо весь не он!

И она всею собою пошла на двойника. Бедняга истерически забился у двери и начал оседать на пол, прикрывая руками голову и поджимая под себя ноги. Против Маруси он был пигмей. Пигмей дистрофичный.

Архангельский это быстро осознал.

— Маша, Машенька, Машулька, — побледнев, залепетал он.

Обхватив Марусю за талию, он пытался утащить ее обратно на кухню, но у Маруси планы были свои.

— Так это он сбросил мою картину? — зверея, спросила она у меня.

— Конечно, он, — подтвердила я.

— Ну, сейчас ему покажу! — надвинулась на лжепупса Маруся.

Тот затрепыхался под дверью, как попавший в силок зайчонок. И я и Архангельский тоже изрядно струхнули.

— Маша, Машенька, — снова залепетал Архангельский, пытаясь отбуксировать Марусю на кухню, но это было непросто.

Между ними завязалась борьба, за которой и я и лжепупс наблюдали с огромным напряжением. Вдруг что-то звякнуло об пол. Я глянула и увидела ключ, выпавший из декольте Маруси. Видимо, ключ этот до ее прихода к Ване торчал в двери, а войдя в квартиру, Маруся по привычке закрыла дверь на ключ, чтобы не сбежал кто-нибудь ненароком, и положила ключ в свое обычное хранилище — в декольте.

Теперь этот ключ лежал на полу. Архангельский и Маруся были слишком заняты, чтобы ключ заметить, а вот лжепупс проявил сноровку. Впрочем, я тоже. Мы с ним одновременно поспели к этому ключу, едва не столкнувшись лбами. Однако, к моей гордости, я оказалась ловчей и первой схватила ключ, за что тут же и поплатилась. Лжепупс не стал миндальничать, он чем-то хватил меня по голове, я взвыла, и мир померк.

Когда пришла в себя, то увидела переполненное состраданием лицо Маруси. Она склонилась надо мной и капала крупными слезами.

— Ты жива еще, моя старушка? — спросила Маруся. — Хоть скажи, ты прямо вся жива?