Лоуренс Блок - Вор под кроватью

В нашей маленькой группе произошло некоторое движение — латыши вытянули шеи и внимательно ловили каждое моё слово, а ведь они единственные, кто знал историю своей страны.

— Ну а потом наци стали отступать, — продолжал я. — И уже Красная армия, подавляя любые попытки сопротивления, установила свою власть на всей балтийской территории. Однако как большевики ни старались, они не смогли истребить гордый дух свободы — посмотрите, с какой скоростью бывшие советские республики освободились от господства русских после распада Советского Союза, во времена Горбачёва. За пятьдесят лет до этого, после окончания войны, партизанские отряды, сформировавшиеся на территории Латвии, засели в лесах и периодически совершали нападения на советских оккупантов. Более двадцати лет латышские «осы» жалили русского «медведя». Увы, они не могли повернуть вспять колесо истории, ибо представляли собой всего лишь жалкую горстку практически невооружённых патриотов-националистов, но они знали, что главное для них — продержаться, не сдаться! До тех пор пока они орудовали там, в лесах, искра латышской независимости ещё тлела в сердцах их сограждан.

Я оглядел свою аудиторию. В фиалковых глазах Марисоль стояли слёзы, её кузен, похоже, готов был разразиться аплодисментами. Мистер Гризек, латвийский дипломат в плохом костюме, тоже внимательно слушал, хотя и никак не проявлял своих эмоций.

Остальные, однако, снова зашевелились, а некоторые явно теряли интерес к моему рассказу, поэтому я понял, что надо торопиться:

— Конечно, русские тоже не дремали и делали всё возможное, чтобы задушить сопротивление в зародыше. Но у них были дела и поважнее. Если для латышей главной целью было не дать огню совершенно погаснуть, то русские следили лишь за тем, чтобы он не слишком сильно разгорался. Этим занимались многие, и все они более или менее справлялись с задачей. Ну а затем, где-то в конце семидесятых, за дело взялся некто по имени Валентин Кукаров.

Кукаров родился в Ташкенте примерно в то время, когда советские войска гнали нацистов по русской земле обратно к Рейхстагу. Ему было около тридцати, он дослужился до высокого чина в КГБ и теперь получил назначение в Латвию. В отличие от своих предшественников Кукаров готов был сделать всё возможное, чтобы очистить Латвию от партизан. Он установил там настоящий террор. Людей сажали и расстреливали только по подозрению в инакомыслии. Тех, кто мог знать что-либо о расположении партизанских отрядов, арестовывали без суда и следствия и допрашивали «с пристрастием» — нечего и говорить, что такие допросы тоже часто заканчивались смертью. Очень скоро этот господин получил своё прозвище — Чёрный Бич, которое так прижилось, что он сохранил его даже после того, как его перевели из Риги на следующую «площадку». Кукарова повысили. И немудрено — ведь он добился того, чего до него никто не смог. Конечно, искоренить дух свободы даже ему было не под силу, но он сделал практически невозможное — лишил страну лучших человеческих ресурсов. Сотни партизан были убиты, сотни гнили в лагерях, тысячи простых латышей были отправлены в глухие области Сибири, а их место заняли русские, лояльные к советской власти.

Что ж, все мы не идеальны, и где-то в середине пути сам Кукаров изменил своей стране. Его завербовали американцы, и он продержался несколько лет, время от времени «кормя» КГБ кое-какой не очень ценной информацией, но скоро стало ясно, что боссы вот-вот раскроют его, и Кукаров обратился за помощью в ЦРУ. Он решил попросить политического убежища в США.

Конечно, Чёрный Бич погорячился — зря он рассчитывал на помощь американцев. Одно дело — завербовать его и использовать в своих целях, и совсем другое — официально принять грязного палача на земле свободы и независимости и помочь ему пройти тест на натурализацию. ЦРУ заявило Кукарову, что он свободен от всяких обязательств, но и они свободны от него.

— Вот вам ваше чёртово правительство, — громко проворчал Майкл Кваттроне. — Никогда даже спасибо не скажут.

Несколько голов повернулись в его сторону, но он замолчал, и они снова повернулись ко мне.

— В восемьдесят седьмом году, — продолжал я, — Кукаров вышел в отставку от всех разведок, на которые работал. Наверняка у него были поддельные паспорта, да и американскую визу он легко получил, используя свои связи. Он сбрил чёрную бороду, купил русый парик, выщипал кустистые чёрные брови и покрасил их в более светлый цвет. Кукаров не особенно боялся, что КГБ бросит все силы на его поиски. Единственное, чего он остерегался, — это кругов латышской эмиграции, людей, которые могли бы знать его в лицо, но даже это не вызывало особого беспокойства, поскольку всю свою жизнь он старался не попадать в объективы фотоаппаратов. Он был почти уверен, что в мире не существует его более или менее приличных фотографий. Возможно, многие из пострадавших латышей могли внешне описать Кукарова, но он уже изменил внешность, так чего же бояться?

А затем Латвия получила независимость. Хуже того, распался Советский Союз, и гриф «совершенно секретно» на файлах КГБ уже не значил так много, как раньше. А в архивах КГБ хранилось много фотографий Кукарова — анфас и в профиль, хорошего качества и очень узнаваемых. Конечно, с тех пор он постарел. Конечно, он всегда ходил в русом парике, брился дважды в день, выщипывал и красил брови, и тем не менее…

Всё больше латышей приезжало в США — кто-то эмигрировал, кто-то работал в посольстве. Со времён Чёрного Бича прошло уже двадцать лет, но это не означало, что люди готовы были забыть и простить. Кто-нибудь из прошлой жизни мог увидеть его и представить с чёрными волосами и кустистыми бровями. И что тогда?

Но куда деваться? Куда бежать — в Австралию? В Канаду? Так ведь и там полно латышей! К тому же Кукарову было уже за пятьдесят, слишком поздно, чтобы начинать жизнь на новом месте.

Он нашёл выход — пластическая операция. Гениально, не правда ли? И как вы думаете, кто из пластических хирургов согласился поработать над этим личиком?

Мейпс знал, к чему всё идёт, но в тот момент всё равно скривился. Мне было более интересно следить за реакцией зала, однако лишь некоторые головы повернулись в сторону доктора.

— Что же, Кукаров сделал прекрасный выбор. Его спаситель работал в области пластической хирургии много лет и имел отличную профессиональную квалификацию. Он специализировался на носах, подбородках, липосакции бёдер и ягодиц — всё, что нужно, чтобы на его столе всегда стояла икорка, а внешность богатых мира сего хотя бы капельку облагородилась. К тому же он часто работал с пострадавшими от ожогов и с детьми, родившимися с лицевыми травмами. Многие из его юных пациентов (скорее их родители) не имели возможности заплатить, но наш доктор всё равно помогал им — просто ради общественного блага.

Я бросил взгляд на Марти — он казался искренне удивлённым. Никто, хотел я сказать ему, не в силах оставаться говноедом двадцать четыре часа в сутки — это слишком изматывает.

— Наш доктор связался с тем, что принято называть криминальным элементом, уже давно, — продолжал я. — Не знаю, зачем ему это понадобилось. Может быть, преступники интересовали его с точки зрения психологии? Многие из нас разделяют подобное увлечение. А может, всё гораздо проще — доктор не отличался большой разборчивостью и работал на тех, кто платил. А преступники, как известно, платят хорошо, да ещё наличкой, — лишний доллар никому не помешает, особенно когда его не надо декларировать.

Правительственные чиновники старались сохранять равнодушные лица, но это им плохо удалось; я видел, как в глазах обоих зажёгся азартный огонь охотников.

— Что ж, началось всё с малого. Ну, вынул несколько пуль, зашил раны, не сообщая об этом в полицию, как следует по закону. Возможно, потом выписал пару-тройку свидетельств о смерти от сердечного приступа. В принципе в этом случае даже врать не надо. Если кто-либо перережет вам горло или влепит пулю в лоб, сердце ваше перестанет биться. Кто поспорит, что вы умерли не от этого?

Конечно, его квалификация была гораздо выше, чем мелкие услуги, которые наш доктор оказывал местной мафии, так что рано или поздно его должны были привлечь к чему-то большему. И привлекли. Репутация его крепла — репутация человека, к которому можно обратиться, чтобы до неузнаваемости изменить свою внешность. Пациенты платили за его услуги огромные деньги, наличные деньги, которые к тому же не вычитали из собственного налогооблагаемого бюджета. Да, и ещё: больных не помещали в стационар, все операции происходили в офисе доктора, так что ни лишних свидетелей, ни лишних ртов у него не было. В принципе пластическая хирургия лица не предполагает тяжёлых осложнений, но если такое случилось бы — что ж, можно было выписать ещё одно свидетельство о смерти. Но всё шло гладко, и очень скоро доктор взял ипотеку на прекрасный дом в Ривердейле и скопил прелестный, хоть и не слишком большой наличный капитал.