Елена Логунова - Сеанс мужского стриптиза

– Он ничего не подумает, – проходя мимо, успокоил Саша. – Он полный чурбан!

– Тише, как можно так говорить! – зашептала Варвара Петровна, сделав большие глаза.

Саша хмыкнул и полез в машину. Борис Акимович тоже тихо, но веско высказался в том духе, что дублеры – они тоже люди, и даже полный чурбан заслуживает стаканчик горячего чая или рюмочку горячительной водки, но тут оператор вынырнул из салона Максовой тачки, держа в руках матерчатый сверток, размером и очертаниями напоминающий большое полено. Он передал сверток Смеловскому, и тот развернул его, сказав с нежностью:

– Вот он, наш красавец!

– Бо-оже мой! – ахнула Варвара Петровна.

– Строго наоборот, – поправил ее менее эмоциональный Борис Акимович. – Это скорее дьявол!

В складках потертого вельвета обнаружилась кукла, которую нельзя купить в игрушечном магазине. При виде такой игрушки дети должны были заливаться плачем, а неподготовленные взрослые – бледнеть и часто креститься.

Крупный пластмассовый пупс имел вид жертвы дорожной катастрофы. Гладкое кукольное тело без выраженных половых признаков повреждений не имело, но зато голова выглядела так, словно по ней пару раз туда-обратно прокатилось колесо «КамАЗа». Изначально округлый пластмассовый череп приобрел нехарактерную угловатость, уши утратили симметричность, во лбу образовалась вмятина, глаза перекосились, а носик-пуговка скривился, как у неоднократно битого боксера.

– Боже! – бледнея, повторила Варвара Петровна. – Что случилось с бедной куколкой?

– Ничего особенного, просто я немножко подержал кукольную голову над горящей конфоркой газовой плиты, а потом хорошенько помял скалкой, – объяснил бессердечный Макс. – По-моему, получилось очень даже симпатично.

Варвара Петровна посмотрела на него с ужасом.

– Отпадно получилось! – согласился Поль.

Он не усидел в доме и присоединился к компании, чтобы своими глазами взглянуть на кукольного «красавца».

– Вот! – Смеловский поблагодарил Поля признательным кивком. – Устами младенца глаголет истина!

– А кто это, такой страшненький? Гоблин? – простодушно полюбопытствовал «младенец».

– Это наш дублер! – обиделся Макс.

– Чей это – наш? – хрипло спросила Варвара Петровна, держась за сердце.

– Басенька, для сочинительницы ужастиков ты недопустимо пуглива! – мягко укорил ее Борис Акимыч. – Этот пупс не так уж плохо выглядит. Для гоблина, конечно.

– Да какой гоблин! Неужели вы не видите разительного сходства! – всплеснул руками Смеловский. – Это же наш Черный Барин в миниатюре! Конечно, нужно еще костюмчик надеть и подгримировать немножко: ротик накрасить, глазки начернить, зубки набелить… Борис Акимыч, у вас известь еще осталась?

– На зубки хватит, – ответил тот и, не дожидаясь просьбы, подал Максу малярную кисть, обильно капающую белым.

– Спичку! – щелкнул пальцами Смеловский.

Саша вручил ему затребованный инструмент. Макс обмакнул палочку в густой известковый раствор и старательно нарисовал косомордому гоблину пару клыков, белизне и длине которых позавидовал бы даже саблезубый тигр.

– Красота! – сказал Макс, полюбовавшись уродцем.

– Костюм! – сказал немногословный Саша, подавая ему пару тряпочек.

Одна оказалась черным бархатным платьицем незамысловатого балахонистого фасона, а вторая – роскошным плащом, снаружи тоже черным и бархатным, а внутри алым и шелковым.

Наряженный в бархатное черное и шелковое красное, кукольный гоблин стал выглядеть не в пример солиднее и благороднее.

– Ну вот, так уже гораздо лучше, – неуверенно сказала Варвара Петровна.

– То ли еще будет! – пообещал воодушевленный Макс.

Он собственноручно намазал кривой бантик кукольного рта красной губной помадой, обвел раскосые стеклянные очи синими кругами теней, еще немного подбелил клыки-саблезубки и остался очень доволен своей работой.

Пока Смеловский гримировал пупса-дублера, Саша при помощи универсальной стремянки и с поддержкой Бориса Акимыча натянул между деревьями тонкую крепкую проволоку. Подвешенная под углом, эта кукольная канатная дорога должна была обеспечить пупсу стремительное скольжение вниз.

– Он полетит прямо на камеру! – вдохновенно вещал Макс. – На монтаже мы поработаем с эффектами, проволоку зритель не увидит, а разница в размерах между куклой и актером будет неочевидна, так что полет получится просто замечательный!

– Закачаешься! – согласился Саша, после чего в полном соответствии со сказанным закачался и едва не рухнул вместе со стремянкой.

Борис Акимыч в одиночку не смог бы удержать падающего вместе с лестницей оператора, но ему помог Анатоль. Неожиданно прытко слетев с лавочки, он успел подпереть накренившуюся конструкцию своей могучей рукой и застенчиво спросил:

– Братва, а можно я буду вам помогать?

– Как тут откажешь! – пробормотал Саша, вцепившийся в стремянку побелевшими пальцами.

– Ну, что ж… Нам как раз нужен помощник осветителя! – важно сообщил Смеловский.

– А разве у нас есть осветитель? – спросила Варвара Петровна.

– Осветителя у нас нет, – легко согласился Макс. – Зато у нас есть вполне исправные осветительные приборы.

– Два софита, – поддакнул оператор, осторожно спускаясь с лестницы.

– А помощник осветителя нужен для того, чтобы держать зеркало!

– Я, типа, не понял, чей я буду помощник – осветителя или зеркала? – без претензии, но с интересом спросил Анатоль.

Смеловский посмотрел на него с нежностью.

– Какой тип! Чистый, незамутненный! – восхищенно сказал он. – Друг мой! Не мучьте себя вопросами и сомнениями! Исполняйте мои распоряжения, и будет вам счастье!

– Аминь! – сказал Саша и, промахнувшись мимо последней ступеньки, рухнул на землю.

– Теперь нас, хромых, будет двое! – не скрыла своей радости Варвара Петровна.

– У оператора должны быть крепкие ноги! – забеспокоился Смеловский.

– Твердые руки, зоркие глаза и холодная голова! – вспомнил Борис Акимович.

– Это легкое растяжение, – сказал Анатоль, успевший осмотреть и ощупать ногу пострадавшего. – Надо прыснуть на ногу из флакона.

Этот медицинский совет оказался полезным, с помощью чудодейственного лекарства оператора быстро привели в норму и продолжили подготовку к съемкам. Кроме невезучего Саши, все остальные были в приподнятом настроении.

Вечер обещал быть нескучным.

Торопясь предупредить родных, что мамуле грозит разбойное нападение, я позвонила сначала папуле, потом Зяме, потом снова папуле и снова Зяме, но все без толку. Папуля упрямо не отвечал на звонки, похоже, он оставил свой мобильник где-то за пределами слышимости. Зямка же свой сотовый просто-напросто вырубил.

– Спать он, что ли, завалился? – удивилась я, посмотрев на часы. – Всего-то половина девятого, детское время!

Денис мне не ответил, он сосредоточенно крутил баранку: мы мчались в Бурково на его «Ауди». Разговаривать за рулем мой милый не любит, так что собеседника у меня не было, и я погрузилась в свои мысли. Радио, бормочущее спортивные новости, мне не мешало.

Я сидела и с тревогой думала: насколько может быть опасен этот самый Мухин? Наверняка он очень сердит на мамулю за то, что она утащила его баксы, это понятно, тут любой рассердился бы, но как этот тип решит вернуть себе деньги? Я очень хотела надеяться, что он не станет подстерегать мамулю в темном углу и приставлять к ее горлу нож со словами «Кошелек или жизнь!». Ножом мерзавец орудовать не ленится, одну женщину он уже зарезал!

Я ужасно беспокоилась и, чтобы хоть немного отвлечься, спросила Дениса о другом:

– А что, начальство колонии читает все письма заключенных?

Денис недовольно покосился на меня, но все-таки ответил:

– Не все и не всегда.

– Но письма Мухина кто-то все-таки читал? Или администрация только фиксировала адреса и имена на конвертах? – я продолжала настаивать на развернутом ответе.

– Письма Мухина читали многие – как художественную литературу, – Денис хмыкнул и неожиданно разговорился. – Мне сказали, что у этого парня настоящий поэтический талант, он удивительно пронзительно и красочно описывал свои чувства! Говорят, от его сочинений просто оторваться невозможно было, одна беда, читать трудно.

– Почерк неразборчивый?

– Почерк нормальный, но буквы завалены влево, как покосившийся штакетник, совершенно неудобочитаемый наклон, – ответил Денис. – Обычная история для левши.

– Так Мухин левша? – заинтересовалась я.

– Левша, – подтвердил Денис. – Ой-ей!

– Что?

Милый загнал машину на обочину и нажал на тормоз. «Ауди» остановилась, Денис снял руки с руля и схватился за голову.

– Да в чем дело? – вскричала я, раздраженная таким странным поведением милого.