Дарья Донцова - Покер с акулой

Олег Яковлевич выскочил на проезжую часть и склонился над «потерпевшей». Через пять минут, когда бледный Писемский увез девушку, Максим только покачал головой. Воистину, нет предела дамской хитрости и изворотливости! Надо же, такое изобрести.

С того дня Люба больше не появлялась в парикмахерской, и Максиму было не у кого узнать, увенчалась ли затея успехом. Писемский продолжал регулярно приходить, но он никогда не откровенничал с мастером, ограничиваясь беседами о погоде или курсе доллара. Поинтересоваться у мужчины, женат ли он, Максим постеснялся. Но любопытство – страшная вещь, поэтому парень не удержался, увидев сегодня снимок Ксюши.

– Вы знаете адрес Тороповой?

– Где-то был, – пробормотал мастер и полез в растрепанную телефонную книжку.

Пару минут он перебирал рассыпающиеся странички и наконец сообщил:

– Подлиповый переулок, девять.

Я натянула на чуть влажные волосы шапочку и пошла к метро. Холодный, пронизывающий декабрьский ветер задувал под куртку. Под ногами простирался сплошной лед, хоть коньки надевай. Но я не ощущала никаких неудобств. Позавчера изобретательный хитрый Кирюшка приклеил на подошвы моих сапог по куску мелкого наждака. Прямо скажем, не слишком удобно передвигаться в метро или магазине, зато гололед не страшен. Впрочем, сейчас мне все по фигу. Скорей всего милейшая Люба Торопова отлично знает Татьяну Митепаш, раз разыграла при помощи наивного Максима целый спектакль. Интересно, кто эта дама по профессии? Может, режиссер? Или профессиональная писательница? Ловко придумано, прыгнуть под колеса автомобиля несчастного Олега Яковлевича. Естественно, перепуганный мужик повез девушку к врачу. А ведь он сам мне рассказывал о том, как и где познакомился с Ксюшей. Даже назвал имя парикмахера – Максим. Нет бы сразу ухватиться за этот след. Но кто же знал, что несчастный случай – всего лишь талантливая постановка двух хитрющих баб?

Ругая себя на все корки за отсутствие сообразительности, я добралась до Подлипового переулка и принялась трезвонить в квартиру. Но никто не собирался открывать дверь. За красивой обивкой не раздавалось ни звука, полная тишина, лишь трель звонка.

Постояв минут пять, я присела на подоконник.

Наверное, Люба на работе. Ехать домой не хотелось и, вытащив из кармана книжечку, я принялась со смаком вчитываться в новый роман Дашковой.

Но не успело действие дойти до первого трупа, как распахнулась дверь соседней квартиры, и на площадку с помойным ведром вышла стройная черноволосая женщина.

– Ждете кого? – бдительно поинтересовалась она, открывая мусоропровод.

– Любу Торопову, – вежливо ответила я.

– Она улетела.

– Куда?

Соседка пожала плечами:

– Кажется, в Стамбул.

– Надолго?

– Точно не скажу, дня на три.

– Вот незадача, – пробормотала я.

– А вы кто? – поинтересовалась женщина.

– Знакомая, ей родственники из-за границы письмо прислали…

– Наверное, от мамы из Америки, – обрадовалась соседка, – знаете, позвоните в Шереметьево, сейчас телефончик дам.

– Зачем? – удивилась я.

– Так Люба стюардессой работает, спросите, когда вернется, или, хотите, у меня оставьте.

– Лучше позвоню, – обрадовалась я.

Услужливая дама принесла бумажку. Крупным, четким почерком на ней стояло – Писемская Любовь Олеговна…

– Простите, – обалдело спросила я, – но вроде у нее другая фамилия.

– Торопова, – улыбнулась соседка, – это по мужу. Любочка развелась, но фамилию сохранила. Просто я много лет ее знаю, вот и написала машинально – Писемская.

– Ее отец Писемский Олег Яковлевич? – тихо спросила я, чувствуя, как мозги перестают соображать.

– Никогда его не видела, – сообщила слово-охотливая соседка, – она сюда переехала одна. Впрочем, маму я встречала, а отца никогда.

Я машинально вызвала лифт, спустилась вниз и поковыляла к метро. Разум вернулся только на станции «Библиотека имени Ленина». Купив блинчик с мясом и стаканчик кофе, я медленно попыталась сложить головоломку. Зачем, спрашивается, дочери Олега Яковлевича Писемского подсовывать отцу в качестве супруги свою подругу? Помнится, бензиновый король говорил, что ни дочь, ни жена не пришли к нему в Бутырскую тюрьму и ни разу не передали ни еду, ни сигареты… Писемский тогда решил, что у него больше нет родственников. Отношений они не поддерживали, став фактически чужими людьми. Так к чему спектакль?

Абсолютно ни до чего не додумавшись, я доползла до дома, сделала обед и рухнула на кровать. В квартире стояла пронзительная тишина. Собаки спали вповалку у Кати на диване, кошки пристроились у Кирюшки в комнате. Голова была пустая, словно кастрюля из-под супа в воскресенье вечером. Ни одной мысли! Ну где может прятаться девица?

Перебрав в уме все возможные варианты, я от полной безнадежности решила позвонить Саше Золотому. Вдруг парень хоть что-нибудь вспомнит? Но сначала следовало найти телефон, он был записан на клочке бумаги и словно испарился. Перетряхнув сумочку, я вздохнула. Небось, когда вывалила ее содержимое на пол в парикмахерской, потеряла бумажку с телефоном. Делать нечего, придется вновь обратиться к Бурлевскому.

В офисе у Федора никто не отвечал, зато мобильный мгновенно отозвался:

– Алло.

– Извините, – забормотала я, – такая незадача вышла, я потеряла номер телефона Золотого, скажите еще раз…

– Кто это? – резко поинтересовался продюсер.

– Не узнали? Евлампия Романова.

Воцарилось молчание, потом Федор неуверенно спросил:

– Кто?

– Евлампия Романова, частный детектив…

Интересное дело, он что, успел забыть меня?

– С вами все в порядке? – неожиданно поинтересовался Бурлевский.

– Абсолютно, – в полном недоумении ответила я, – а что должно случиться?

– Нет, нет, ничего, – быстро сказал Федор, – грипп сейчас ходит страшный, а у вас голос странный, хриплый, вот я и подумал, вдруг подцепили заразу. Даже не узнал сначала.

Скажите, какой заботливый!

– Чувствую я себя превосходно, бодра и свежа, словно майская роза, – заверила я его, – дайте телефон.

– Пожалуйста, – как-то суетливо откликнулся Бурлевский.

На этот раз я для надежности сразу записала цифры в книжку. Но сегодня определенно был день неудач. У Золотого никто не отвечал. Я хотела зашвырнуть от досады трубку в кресло, но она запикала и заморгала зеленой лампочкой.

– Послушай, Евлампия, – послышался вновь голос продюсера, – насколько я понял, ты ищешь Татьяну Митепаш?

– Да.

– Так вот, она сегодня в двенадцать ночи придет по адресу: улица Поворова, 12.

– А квартира, квартира какая? – подпрыгивая от нетерпения, закричала я.

– Погоди, – охладил меня продюсер, – по данному адресу выселенный дом, двухэтажный, барачного типа. Поднимешься наверх и иди в конец коридора до последней двери.

– Что же она делает там?

– Набезобразничала, теперь прячется от всех, – хмыкнул Федор, – раньше полуночи не приходи, поняла?

– Поняла.

– И вот что, поговори с Танькой, убедишь ее ко мне вернуться, получишь три тысячи долларов, ясно?

– Еще как!

– Ну и отлично, да, чуть не забыл, пожалуйста, никому не говори, куда идешь, ладно?

– Вообще-то я никогда не посвящала домашних в свои дела!

– Вот и молодец, – одобрил Федор, – ладно, если выполнишь просьбу и потихоньку приведешь Татьяну, дам пять тысяч!

– Только что пообещал три!

Федор рассмеялся:

– Передумал, вези девку ко мне на квартиру и получай гонорар. Но только при одном условии – никому ни звука, не хочу, чтобы народ в курсе моих домашних дел был.

– Давайте адрес, – велела я и добавила: – Не сомневайтесь, в зубах приволоку.

Федор коротко хохотнул и отсоединился. В полном ажиотаже я полетела в ванную. Отвратительно начавшийся день обещал закончиться настоящим праздником. Татьяна найдена, следовательно, Писемский вручит мне десять тысяч и еще пять получу от Федора.

От радужных перспектив вспотели руки. Часы показывали восемь. Сейчас явятся домашние. И точно, в замке ключ заскрежетал, влетел Кирюшка.

– Господи, – ахнула я, – что случилось?

– Ничего, – ответил Кирка.

– Почему такая куртка грязная?

– Где? – удивился мальчишка и принялся разглядывать пуховик. – Ах это! Извини, в футбол играли, вратарем поставили.

В футбол? Зимой?

– Снимай немедленно, – велела я и, взяв то, что еще утром было светло-зеленого цвета, а теперь напоминало сгнивший огурец, потащила в ванную.

Вечер пронесся как всегда. Ужин, гулянье с собаками…

Когда чистая и почти сухая куртка мирно повисла на плечиках, я наклонилась, чтобы захлопнуть дверцу стиральной машины, и увидела под ней, у самой стены, что-то непонятное. Пришлось отодвинуть «прачку». На полу нашелся дорогой ошейник Мориса, тот самый, широкий, голубой, с медальоном.