Ольга Степнова - Совершенная crazy

– Рада к тому времени стала совсем невменяемой, – продолжила Дарья. – И хоть старуха вылечила её от алкоголизма, у неё ум за разум зашёл. Появилась навязчивая идея, что я сатана, а она… – Дарья весело рассмеялась. – Она спасительница всего человечества! Я даже стала бояться, что Рада всё испортит, рассказав о моих планах старухе, или самому Горазону. Но в последний момент Родимцева вновь приняла мою сторону. Она даже подсказала мне, как запутать следы!

– И как же?! – спросил Горазон.

– К тому времени Рада очень хорошо ориентировалась в друзьях и родственниках старухи. Самым колоритным приятелем Иды Григорьевны ей показался Фёдор Башка – крупный, фактурный, заметный и грубоватый. Его на любой светской вечеринке заприметили бы и запомнили. Рада выкрала из фотоальбома старухи несколько фотографий Фёдора, и я заказала на киностудии его «лицо» – маску из латекса. Недавно у нас появились новые технологии: вместо грима, на артистов надевают такие маски. Это очень удобно, когда они играют известных личностей – Ленина, Сталина, Гитлера и так далее, – на грим не приходится тратить много времени. Вот только одна беда – настоящий Фёдор ввязался в драку с Горазоном и постоянно был на виду! Но и это не остановило меня. Так получилось ещё загадочнее. Если бы не эти чёртовы фотки!...

– Но зачем ты подставила Архангельских?! – грозно спросила Ида Григорьевна. – Зачем воспользовалась их глупостью и доверчивостью?!

– Так не надо быть глупыми и доверчивыми, – усмехнулась Дарья. – Не надо! Они совершеннолетние, могли бы задуматься, что и зачем делают. Я приказала им в образе Фёдора выкрасть ключ от подсобки и спустить воду в бассейне – совсем чуть-чуть, так, для баловства… Я ведь знала, что когда все накуролесятся на лужайке, то пойдут бултыхаться в бассейн.

– Мы не знали, что делаем! – один из хоккеистов оттолкнул Дарью и вышел в центр комнаты. – Честное слово! Она пообещала нам роль в кино, если мы докажем, что умеем изображать других людей. Она вручила нам маску и велела по очереди изображать Фёдора! Мы старались! Было весело и прикольно… Мила сказала, что мы справились с ролью, но мы испугались, когда погиб Горазон! Очень!! Получалось, что он свернул шею из-за нас. Ну, из-за того, что мы спустили немного воды… А Мила говорила, что воду нужно спустить ради прикола. Придут пьяные гости, начнут купаться, а там глубина – кот наплакал. Вот смеху-то…

– Идиоты! – проворчала старуха. – А почему потом молчали? Почему мне ничего не рассказали?! Вы же добрые мальчики, нежадные, честные.

– Боялись, – пробормотал хоккеист и сделал шаг назад, словно освобождая сцену.

– Я сдержала слово и выхлопотала им роли в кино, – улыбнулась Волгина. – Так, крошечные ролишки в дурацком детском ситкоме. Но они были так рады, что тотчас же забыли о своём преступлении. Вовсе они не добрые и не честные, а очень даже продажные! Мы оказались друг у друга на крючке! Я боялась их, они меня. Они могли в любой момент разоблачить меня, а я их. Я покупала их молчание новыми мелкими ролями. Понимаете, мой план убийства Горазона был не безупречен, но был гениален в своей спонтанности! Тут подслушала, там подсмотрела, здесь воспользовалась моментом. И получилось! Получилось всё сделать чужими руками! Мне пришлось только нашептать Полине, что Горазон врёт, будто делает трюк сам. Всё! Вы никогда бы не вычислили меня, если бы я этого не захотела! Я была почти готова признаться во всём сама. Я устала. Но я ни о чём не жалею.

Дарья замолчала.

Пашка почувствовал нестерпимую боль в области сердца. Если бы у него уже не была сломана шея, он непременно умер бы сейчас от инфаркта.

Надо же, он погиб из-за того, что невнимательно относился к людям! Плохо запоминал имена и лица, не вникал в чужие проблемы, не умел слушать.

Надо же…

А он думал, что неплохой парень – добрый, щедрый, независтливый. Он занимал деньги и забывал о них, он поил и кормил огромные компании и был счастлив, что люди получают удовольствие за его счёт, он дарил направо-налево любовницам и просто друзьям – машины, драгоценности, дачи, квартиры, а, оказывается, нужно было просто слушать, вникать и запоминать?!!...

Пашка потёр шею в том месте, где сломал позвонок и… заплакал.

Господи, ну почему ты дал мне талант, но не дал мудрости?! Что стоило спросить тогда у Панкова, а кому ты дал эту роль? Кому я перейду дорогу?!

Нет, ему это даже в голову не пришло, потому что в системе ценностей Горазона была только одна шкала – Горазон.

Он думал, его можно только любить. Он считал, что им можно только восхищаться.

А его убили. За чужую, ненужную ему роль.

– Я мечтал играть Гамлета, – прошептал Пашка. – А погиб из-за Дрога?!

– Из всего этого следует только одно: я старая, выжившая из ума идиотка, – проскрипела Ида Григорьевна. – Я впускаю в свой дом посторонних, неблагонадёжных людей, я позволяю им вмешиваться в свою жизнь и убивать своих друзей. Это ужасно. Лучше бы я умерла в пятьдесят третьем году, когда подхватила двустороннее воспаление лёгких! Прости меня, Пашка! Настоящей твоей убийцей являюсь я. Я!!! – Ида Григорьевна опять сняла шляпу и в порыве раскаяния выдернула из своего черепа последний пушок. – Знаешь, зачем я устроила репетицию своих похорон, Пашка?

– Чтобы повеселиться, – ответил Горазон мрачно. – Когда у человека столько денег, сколько у вас, у него одна задача – не заскучать.

– Ты прав только отчасти. Я подумала, что если соберу на свои похороны всех, кто мог быть причастен к твоей смерти, то кто-нибудь обязательно проколется! Особенно, когда зачитают моё завещание! Пашка, ты соображаешь, я пожертвовала всем своим состоянием, чтобы найти твоего убийцу?!

– Соображаю, – безучастно ответил Пашка. – Спасибо. Только мне от этого ни жарко, ни холодно. Мне от этого никак. Лучше бы ты купила мне роль Гамлета при жизни, старая грымза!

– Гамлет?! Кому он нужен?

– Мне! Гамлет – это бессмертие! – Пашка подлетел к Иде сбоку, со стороны правого уха, и зажужжал как голодный комар: – Если бы ты с самого начала не совала меня на роли дешёвых суперменов, я бы играл короля Лира, Фауста, Отелло, и… и ещё этого… Наташу Ростову!

– И сидел бы в жопе, – буркнула старуха. – Все только притворяются, что любят классику, а сами смотрят боевики. Ладно, чёрт с тобой, тебя не переубедишь. Скажите лучше, разбойники, кто спёр гроб с моим телом? Кто запер меня среди труб, обрекая на муки голода, холода и неизвестности?! Кто?!

– Мы, – хором ответили братья Архангельские.

– Зачем?!

– Мила сказала, что вас потихоньку нужно спрятать в подсобку. А зачем – не объяснила. Мы очень удивились, что вы под одеялом в гробу лежите и храпите, как лошадь, но у покойников, говорят, и ногти растут!

– И как я сам не догадался! – хлопнул себя по лбу Орлик. – Только двум таким бугаям под силу перетащить гроб!

– Я тоже люблю пошутить, – улыбнулась Дарья Волгина. – Ещё в гостиной я заметила, что старуха дышит в гробу, и что под креслом стоит горшок. Мне показалось забавным, если она очнётся в холодной, тёмной, сырой дыре. Не всё же ей над людьми издеваться, пусть и над ней пошутят!

– Вот банда ублюдков! – возмутилась Ида Григорьевна. – Нет, ну это ж надо такое придумать!

– Да мне было уже всё равно, – вяло сказала Дарья. – Я устала жить, устала бояться…

– Врёте, – перебил её Славка. – Вам было не всё равно! Вы очень боялись разоблачения, поэтому начали отчаянно путать следы!! Зачем вы столкнули Алину в пруд?

– Я не…

– Вы! Вы ударили её клюшкой для гольфа по голове и столкнули в пруд, зная, что Алина не умеет плавать. А сделали вы это только для того, чтобы…

– Чтобы подозрение упало на меня! – выкрикнула Полина и вдруг зарыдала: – Алиночка! Сестра! Мы так хорошо начали зарабатывать! Наши картины пачками скупали богатые иностранцы! Они давали за них по тридцать тысяч долларов!..

– Ладно, – махнула рукой Дарья Волгина. – Мне всё равно терять нечего, поэтому я всё расскажу. Да, я действительно боялась разоблачения, тем более, что старуха неизвестно что задумала с этой своей фиктивной смертью. Я боялась Иды, и, если честно, очень надеялась, что без еды и воды она помрёт в подсобке по-настоящему. Да, Алину убила я. А всё потому, что у Сметаниной поехала крыша. Она захотела всего и сразу. Мало того, что она бросилась шантажировать Георгия Георгиевича своей несуществующей беременностью, так ещё и возомнила себя великой сыщицей. Несколько недель назад она разнюхала, что я вовсе не Мила Брагина, а Дарья Волгина, и работаю на киностудии «Магнус». Пришлось окунуть её в пруд, иначе бы у девушки был большой соблазн вывести меня чистую воду, получив при этом все бабкины деньги.

– Как это – несуществующая беременность? – прошептал Гошин. – И как Алинка могла узнать, что ты совсем не та, за кого себя выдаёшь?!

– Мир тесен, – вздохнула Дарья. – Так тесен, что не знаешь, где встретишь своего соседа по детской песочнице… Смешно сказать, но Сметанина оказалась лучшей подругой нашей гримёрши Аньки. Они вместе учились в художественном училище. Однажды Сметанина заглянула на работу к подруге, чтобы выпить кофе в нашем буфете, и увидела за столиком меня. Конечно, она поинтересовалась, что делает на киностудии учительница французского языка. Аньке палец в рот не клади, она выложила Алине всю подноготную про меня, а мне про Алину. Например, то, что Алинка собирается заявить своему богатому любовнику про беременность, хотя никакой беременности нет. Алина поняла, что мне известна её тайна, поэтому молчала, что я невеста человека, который покончил с собой из-за Горазона, и что я обманом проникла в дом Иды Григорьевны. Ситуация получилась как с братьями – я боялась её, а она меня! Но я не могла больше рисковать. Я понимала, что Ида неспроста затеяла свои похороны, собрав на них тех, кого она подозревала в убийстве Пашки. Я понимала, что за всем этим кроется какая-то игра, и на кону стоит солидное вознаграждение. Алина была глупа и корыстна. Я не могла больше рисковать!!! Я только выжидала подходящий момент…