Дарья Донцова - Урожай ядовитых ягодок

В жизни людей огромное значение имеет коротенькое словосочетание «если бы»… Если бы в тот майский день не начался неожиданно проливной ливень, если бы Гена не пробегал именно в этот момент мимо театра, где работала бабка, если бы он не решил заскочить к старухе, чтобы переждать дождь, если бы Клавдия Васильевна не выпила в недобрый час несвежий кефир и не захотела в туалет, если бы она не попросила внука постеречь пальто зрителей, если бы Лена не опрокинула на себя в буфете стакан томатного сока и не решила уйти домой, не дождавшись конца спектакля, если бы… То ничего бы и не случилось.

Лена скорей всего бы вышла замуж за Мишу Андреева, студента консерватории, который давно ухаживал за девушкой, а Генка окончил техникум и отправился в автосервис. Лариса Григорьевна Левитина, Сергей Мефодьевич Рассказов и Катя Рамазанова остались бы живы, Жора Радько не сидел бы в тюрьме, не лежала в могиле Рита, не была бы убита женщина в розовом костюме… Судьбы многих людей изменил внезапно хлынувший майский дождь, и случилось то, что случилось.

Из театра Гена и Лена вышли вместе. Это была любовь с первого взгляда, удар молнии, чувство, которое пережили Ромео и Джульетта, Данте и Беатриче, Абеляр и Луиза.

Ради любимого человека Лена порвала с родителями, бросила благоустроенный, налаженный быт, беспроблемную жизнь и материальный достаток, ушла в барак, в жуткие условия, стала спать на продавленной скрипучей раскладушке, стоять в очереди к единственному отбитому рукомойнику и мыться в ванной по расписанию. И ради того, чтобы быть с любимым, Лена стала преступницей.

Идея украсть раритетное первоиздание поэмы Пушкина «Евгений Онегин» принадлежала ей. Да Гена и не знал, что за потрепанную книжонку можно получить такие офигенные деньги.

– Риска никакого, – заверяла его жена, – ключи профессор всегда бросает на столике у двери, я сделаю оттиск, и закажем дубликат. Потом я задержу Ивана Федоровича на кафедре, а ты спокойно войдешь и возьмешь книгу, только не перепутай, во втором ряду, за томиками синего цвета собрания сочинений А. Куприна.

– Думаешь, сойдет? – колебался Гена.

– Конечно! – с жаром воскликнула Лена. – Иван Федорович страшно беспечный, квартира его никак не охраняется, собак у него нет, родственников тоже, лифтер в подъезде отсутствует, а соседи по лестничной клетке – алкоголики. Им недосуг смотреть, кто к профессору ходит, у метро бутылки собирают, да и пьяные всегда.

– А не покажется подозрительным, что ты задержишь профессора на кафедре?

– Нет, он же мой научный руководитель, – спокойно растолковывала Лена, – вполне естественно, что мы обсуждаем детали работы.

Но Гена все еще колебался. Тогда Лена обняла мужа и сказала:

– Милый, Иван Федорович и не заметит, что у него пропал Пушкин. Он жутко рассеян, обнаружит отсутствие поэмы и решит, будто дал кому-то посмотреть. Сколько раз он при мне говорил: «Сейчас, Леночка, покажу вам нечто интересное».

Подойдет к полкам, пороется и чуть не плачет: «Куда задевалось? Небось дал кому-то! Эх, давно хочу тетрадку завести и записывать отданные книги, да все недосуг!»

А мы с тобой продадим Пушкина и купим себе квартиру, пусть маленькую, зато свою. Я больше не могу прятаться в ванной.

Как это ни покажется вам странным, но в их семейном тандеме Гена был ведомым, послушным исполнителем, подчиненным. Естественно, он согласился. Впрочем, ему казалось, что и кражей это действие нельзя назвать. Подумаешь, книжку стырить, не золото, не брильянты, не деньги…

Вначале все шло как по маслу. Гена спокойно открыл замок, вошел в грязноватую тихую квартиру, прошел в кабинет, распахнул шкаф, порылся в пыльных томах, не сразу нашел нужный, вытащил его и тут же был скручен сотрудниками милиции. Как многих преступников, его подвел господин Случай.

Утром того дня, когда супруги наметили ограбление, к профессору приехал неожиданно его аспирант, у которого возникли проблемы с диссертацией. Иван Федорович принялся было объяснять парню его ошибки, потом вдруг вспомнил, что его ждет на кафедре Лена, и сказал:

– Вот что, голубчик, садитесь здесь, в кабинете, работайте пока, я вернусь, и продолжим.

Когда запыхавшийся Иван Федорович ворвался в помещение кафедры, Лена мигом позвонила Гене и прочирикала:

– Извини, дорогой, я не приду к тебе на работу, у нас с профессором долгий разговор.

Услыхав кодовую фразу, Гена сразу поехал по нужному адресу. Когда он открыл дверь и прошел в кабинет, аспирант сидел в туалете. Сначала ученик подумал, что вернулся учитель. Но потом он увидел сквозь стекло в двери кабинета совершенно незнакомого парня, весьма неинтеллигентного вида, который руками в перчатках рылся в книгах, и понял, что в квартиру проник вор.

Во время следствия Гена взял всю вину на себя. Лена попыталась было поговорить с мужем, но тот, всегда мягкий и податливый, проявил железную выдержку и ослиное упрямство.

– Слушай, – строго приказал он, – тюрьма и зона не место для женщины, сидеть буду я, и точка.

Впрочем, у следователя возникла парочка вопросов к Лене, но Гена мигом отмел все.

– Я сам это придумал, жена не в курсе. Пришел за ней вечером к профессору, увидел ключи и сделал оттиск. Да, о «Евгение Онегине» рассказала Лена, а что, разве запрещено говорить о том, какие книги находятся в чужих библиотеках? Нет, я задумал сдать раритет в скупку самостоятельно, хотел себе мотоцикл купить.

Как ни странно, но именно последняя фраза и убедила следователя, что Елена ни при чем. Уж она-то, без пяти минут кандидат наук, хорошо знала, что первопечатное издание А.С. Пушкина стоит намного дороже тарахтелки на двух колесах. К сожалению, старенький Иван Федорович так переволновался, узнав о краже, что умер от инфаркта. Наверное, поэтому судья оказалась особо сурова, она не обратила внимания ни на какие смягчающие обстоятельства: первое преступление, отсутствие других мужчин в семье и беременность Лены. Выслушав про искреннее раскаяние, служительница Фемиды скривилась и вломила Генке по полной программе. Когда огласили приговор, Лена упала в обморок, а на следующий день у нее случился выкидыш.

После суда жизнь Лены побежала по одному кругу: передача, свидание, посылка… Еще были письма, тетрадные листочки в клеточку, густо исписанные с обеих сторон.

Из барака Лена уехала, сняла комнату в коммуналке, устроилась на работу и стала ждать мужа. Гена на зоне не пропал, повел себя правильно и хорошим поведением заработал условно-досрочное освобождение. Снова вместе Гена и Лена оказались через пять лет. Их жизнь стала налаживаться, только катастрофически не хватало денег. Жить приходилось на съемной площади, в барак к Клавдии Васильевне они возвращаться, естественно, не хотели. Геннадий устроился менеджером на склад медикаментов, но красивое название должности ничуть не изменило ее сути. Парень был просто кладовщиком, отпускал по накладным медикаменты. Иногда он от скуки почитывал справочники, лежащие в офисе, и изумленно говорил Лене:

– Выходит, все таблетки яд. Скушал чуть побольше дозу – и мигом на тот свет отъехал.

– Так и от пельменей скончаться можно, – усмехалась умная жена, – съел полторы сотни и заворот кишок заработал.

Потом Лене предложили перейти на работу в архив. Историку в наше время особо выбирать службу не приходится – либо отправляться в школу, либо сидеть в каком-нибудь хранилище. Лена, преподававшая несколько лет детям, настолько устала от вредных, шумных, непоседливых школьников и противных коллег-учителей, что мигом приняла предложение. Отправлялась она первый раз на новое место работы в приподнятом настроении. Оклад, конечно, невелик, но имеются хорошие перспективы, можно начать исследования, подумать о написании книги…

Полная радужных надежд, Лена вошла в комнату, и начальник стал представлять ее коллегам, естественно, в подавляющем большинстве женщинам.

– Лиц мужского пола, – улыбнулся он, – у нас только четверо: я, потом Игорь Федоров, Неколков, он, к сожалению, сейчас болен, и Георгий Андреевич Радько.

Жора оторвался от бумаг и вежливо сказал:

– Здравствуйте.

В ту же секунду Лене показалось, что земля уходит у нее из-под ног, а потолок рушится на голову. Перед ней сидел тот самый аспирант покойного профессора, человек, который вызвал милицию и дал затем показания в суде, тот самый человек, к которому Лена прибегала с плачем, умоляя сменить показания, – Жора Радько.

Пока Геннадий сидел на зоне, долгими бессонными ночами Лена мечтала о том, что Радько разобьет инсульт. Нет, она не желала ему смерти. Подумаешь, раз – и умер. Это неинтересно, мучиться полностью парализованным, лежать бревном, когда шевелятся только глаза, подобной жизни она хотела для человека, разлучившего ее с мужем на невероятно длительное время. В мечтах Лена видела Жору в инвалидной коляске без обеих ног или больным, мозг которого медленно съедает опухоль… Но он был вполне здоров, удачлив, имел диплом кандидата наук, производил самое благоприятное впечатление и… не узнал Лену. Впрочем, последнее совершенно неудивительно, Лена изменила прическу, покрасила волосы, сильно похудела и носила очки. Да и Жора думать забыл о той давнишней истории.