Людмила Милевская - Выстрел в чепчик

Мне стало стыдно, к тому же захотелось Тамарку успокоить, и я приоткрыла часть своего секрета.

— Стрелы может и не быть, — сказала я. — А уж за голову и вовсе не беспокойся — голова у них не в плане. Я все устроила. К, узя уехал.

— Какой Кузя? — удивилась Тамарка.

— Да тот, который дублировал Пупса.

— Мама, ты невозможная! — закричала Тамарка. — Уж не соскучишься с тобой. Вчера мне что говорила?

Что Пупс действительно тронулся умом.

— У-у-у, моя дорогая, — рассмеялась я. — С тех пор столько воды утекло. Но об этом не спрашивай, все равно пока не расскажу.

Тамарка так и послушалась меня — сразу начала спрашивать, но я, ссылаясь надела, быстренько разговор свернула.

«Сегодня хозяйством займусь», — решила я.

И занялась. Несмотря на протесты бабы Раи, я вывалила из шкафа всю одежду на пол и начала ее перебирать. Это такое интересное занятие, рыться в собственных вещах, передать вам не могу. Весь день у меня на это ушел. Даже забыла про Пупса и все неприятности, связанные с ним. Да и какой там Пупс, когда впечатлений и без него хватало. Совершенно неожиданно нашла выпускное платье Маруси. Как оно оказалось у меня, одному богу известно.

«Маруся меня убьет, если об этом узнает, — подумала я, разглядывая платье, больше похожее на чехол для самолета. — Надо будет как-нибудь незаметно подбросить ей этот кошмар, хотя как незаметно подбросить десять метров кримплена — ума не приложу».

Евгений, вернувшись с работы и найдя меня за мирным женским занятием, пришел в благодушное расположение духа. Он так обрадовался, что сразу же пригласил меня.., посмотреть с ним по телевизору футбол.

Я решила быть паинькой, а потому вежливо отказалась и продолжила перебирать вещи.

Спать я ложилась с огромными впечатлениями и всю ночь видела во сне кружевную бабулину блузку, шитую в позапрошлом веке. Очень интересный сон, незабываемый и непередаваемый.

Проснулась я в отличном настроении и, поскольку первая половина шкафа была уже перебрана, я принялась за вторую.

Там было ничуть не хуже. Чего я там только не нашла: шарф Розы, берет Ларисы, зонтик Маруси, сумку Тамарки…

Не шкаф, а склад потерянных вещей. Просто напасть какая-то. Свои шмотки некуда класть, с годами плодятся как кролики, так я еще и чужие храню. О, что это? Перчатка Тоси… Одна.

Дырку Тося проделала мне в голове этой перчаткой.

Как я, помнится, сопротивлялась, но Тося оказалась права: у меня она забыла эту перчатку. А кто виноват?

Баба Рая, конечно.

А это что? О, боже! Кашне Тамарки с бриллиантовой брошкой, которую она искала даже с милицией.

Надо срочно обрадовать ее.

Я тут же позвонила Тамаре и сообщила:

— Нашлась твоя брошь с бриллиантами.

— Мама, только не говори мне, что она у тебя, — возмутилась неблагодарная Тамарка. — Ты уже жизнью своею клялась, что ничего подобного у себя не находила. Брошь была на кашне?

— Увы, да, — согласилась я и, чтобы прервать этот неприятный разговор, спросила:

— Ну, что стрела? Не покушались на тебя?

— Мама, нет, — радостно воскликнула Тамарка. — Ты гений.

— То-то же, — сказала я. — Одна кручусь, спасаю вас всех — и никакой помощи. Ладно, Тома, некогда мне.

— А чем же ты так занята?

— Да надо Тосе еще позвонить — обрадовать и ее.

— Неужели нашлась перчатка? — поразилась Тамарка.

Я тоже поразилась:

— Ну как ты только помнишь все? У меня события в голове перемешиваются в винегрет сразу после их свершения.

— Уж я-то знаю, — с удовлетворением сообщила Тамарка, и на этой радостной ноте мы простились.

Я позвонила Тосе, но трубку поднял Тася, ее муж, и сообщил, что Тося у Ларисы.

— А что она там делает? — без всякого энтузиазма поинтересовалась я.

— Неужели ты не знаешь? — удивился Тася. — На Ларису было совершено нападение.

Когда я вошла в квартиру с перчаткой Тоси и беретом Ларисы в руках, Лариса в полной прострации сидела на диване. Ее волосы почему-то были мокрые.

Халат и тапочки тоже были мокрые. Тося сновала по комнате, беспорядочно переставляя предметы. Рот ее не закрывался ни на секунду, но, несмотря на это, понять я ничего не могла, так речь Тоси была бессвязна.

Лариса же, увидев меня, лишь стонала и закатывала глаза.

— Что произошло? — спросила я. — И почему у тебя все мокрое?

Лариса только открыла рот…

— Кровь отстирывали, — ответила за Ларису Тося. — Даже диван был в крови.

— Тося, помолчи, — рассердилась я. — Не тебя спрашивают. Зачем мне информация из десятых рук, когда очевидец передо мной.

— Я не очевидец, — простонала Лариса. — Я участник. Вышла почту достать и…

Она безнадежно махнула рукой и снова закатила глаза.

— Кто-то хватил ее сзади по голове, — протараторила Тося. — Кровищи было! — И она тоже закатила глаза.

— Раз кто-то, — рассудила я, — значит, Лариса ничего не видела?

— Не видела ничего, — скороговоркой сообщила Тося. — На голове рана, я прижгла рану йодом и пластырем залепила. Лариса, покажи.

Лариса послушно нагнула голову. Я возмутилась:

— Ты ей волосы зачем выстригла?

Лариса вскочила с дивана и с криком «Как выстригла?» устремилась к зеркалу.

— Выстригла мне, дурочка, половину головы, — удрученно констатировала она.

— А как бы я кровь остановила? — вяло оправдывалась Тося.

И мне и Ларисе было ясно, что кровь здесь ни при чем. Тося жутко завидовала Ларисе, густая шевелюра которой была необычайно красива.

— Не волнуйся, волосы вырастут, — успокоила Тося Ларису.

— Спасибо, что сообщила, — огрызнулась Лариса. — Без тебя никогда не узнала бы.

Я посмотрела на Тосю, на Ларису и сделала вывод, что все живы и, раз ругаются, значит, и дальше будут жить.

— Ну ладно, девочки, — сказала я. — Побегу к Марусе. Если память мне не изменяет, после Ларисы на очереди она.

Тося и Лариса ужаснулись.

— Думаешь, это все та же зараза? — хором спросили они.

— Уверена, — ответила я.

— А после Маруси идет Юля! — вспомнила Тося.

— А после Юли идет Сонька, — продолжила Лариса.

— Меня уже били, — поспешно сообщила я.

— Как били? — хором изумились они.

— Вне очереди прошла, — пояснила я.

Тося рванула к телефону.

— Надо Тамарке сообщить, — сказала она, набирая номер.

"Почему Тамарке, а не Марусе? — мысленно удивилась я и тут же ответила на свой вопрос:

— Тося в последнее время слишком уж старается выслужиться перед Тамаркой, и все из-за квартиры. Зря Тося старается. Тамарка мне эту квартиру буквально силой сует, значит, ей это выгодно, так чего же зря стараться? Нет, я имею свое право говорить в глаза гадости, тьфу! Правду, конечно же, свое право говорить в глаза правду не продам ни за какую квартиру!" — гордо подумала я.

Тем временем Тося с жаром сообщала и о самом происшествии, и о подведенных итогах.

Тамарка, узнав, что и я присутствую при этом, тут же захотела говорить со мной. И с ходу начала ругаться. Тамарка, если может, ругается всегда.

— Мама, — закричала она. — Мама, ты невозможная! Тебе верить совсем нельзя!

— Как и тебе, — парировала я, не унижаясь до пояснений.

Думаете, Тамарка обратила внимание на мои слова?

Нет, она продолжила так, словно я как рыба молчу.

— Мама, ты же заверяла, что сотрясений не будет!

Что теперь прикажешь делать? Морду тебе бить?

Я рассмеялась:

— Ха! Тома, не будь наивной, прогноз погоды сегодня заверял, что будет дождь, а светит солнце — ты же не идешь бить морду всему Гидрометцентру.

— Ладно, Мама, сама понимаю, что не все в твоих руках, — сразу же простила меня Тамарка. — Так кто там у нас следующий на очереди? Маруська, что ли?

— Выходит, она, — со вздохом печали подтвердила я.

— Так ей и надо, ха-ха-ох-го-го-го! — загоготала Тамарка.

— Зря злорадствуешь, судя по всему, не минет и тебя чаша сия, — напомнила я.

— Мама, ну почему не минет? Из арбалета в меня не стреляли, картина не падала… Ха-ха-ох-го-го-го!

— Фу, как противно ты смеешься, — сказала я и повесила трубку.

Не могу слышать, когда так радуются чужому будущему горю.

Я отправилась домой, надо же было привести в порядок свои вещи, разбросанные по полу.

Дома я первым делом позвонила Архангельскому.

— Ваня, — сказала я, — зачем ты меня обманул?

Кузя не уехал из города.

— Клянусь, уехал, — торжественно изрек Архангельский. — Сам его на поезд посалил.

— Тогда чем ты объяснишь тот факт, что покушения продолжаются?

— А кто там у нас шел по очереди? Напомни, — невозмутимо поинтересовался Архангельский.

— Тамарка шла. Вчера в нее Кузя должен был из арбалета стрелять, а сегодня ее картину ронять.

— А после Тамарки кто?

— Никто. Она же не рассказывала о своих покушениях никому, так в кого же Кузе стрелять?