Валентина Андреева - Новый год со спецэффектами

Подруга заявила о себе сразу. Обругав кота, который провоцирует умную собаку на безумные поступки, она во весь голос принялась уговаривать лохматых спринтеров успокоиться. А для убедительности, поймав Деньку за ошейник, загнала ее в комнату, где та быстренько вынудила Машуню окончательно проснуться. Ошалевшего от бешеной гонки кота Наталья накрыла пледом и в таком виде вручила слетевшему на второй этаж без тапочек Димке с пояснением: «Кот в мешке! Передай другому».

– Папочка, помоги Дмитрию Николаевичу выжить в экстремальных условиях. Пока я оденусь, Бармалей его задерет! – крикнула папе Карло Машуня.

– Как хорошо сказано-то! – прослезилась Наташка, глядя на растроганного Карла Ивановича.

– Но не сделано! – прервал радостное мгновение мой муж, пытаясь удержать брыкающийся сверток на вытянутых руках. – Не могу больше! Лети, голубь, лети… – напутствовал он вырвавшегося на свободу кота.

Надо сказать, что и у бедного Бармалея Новый год был чреват сплошными стрессами. Даже воспоминания о жареном гусе, которого он еле осилил, увы, приходились на последние часы старого года.

– Доброе утро, господа! – крикнул сверху мой муж. – Ну что, завтракаем и собираемся?

– Куда? – испугалась Василиса Михайловна.

– «В Москву, в Москву, на кирпичный завод!», – Наташка так обрадовалась, что слепила две фразы из «Трех сестер» во что-то одно ей понятное. – Ой, слышите? Машина приехала!

– Ну вот, Василиса Михайловна. Теперь и не надо ждать двенадцати часов, чтобы по запланированному графику сойти с ума, – улыбаясь во весь рот, порадовала я Машкину мамочку.

Все с радостным интересом уставились на входную дверь. Только выражение лиц Машуни и Дмитрия Николаевича не светились даже простым любопытством. Мария Карловна спускалась с лестницы и гораздо большее внимание уделяла ступенькам под ногами. А Димка вообще пошел наверх надевать тапочки.

От резкого толчка дверь распахнулась, ледяной порыв ветра, прихватив с собой кордебалет снежинок, прогулялся по полу. В комнату на двух ногах ввалился огромный букет белых хризантем. Из-за него вытянулась голова Рената. Василиса Михайловна тут же, как черепаха, втянула свою голову в плечи и медленно отступила за спину Карла Ивановича.

– С Новым годом! – смущенно произнес раненый.

– Ага, – нашлась Наташка.

– Ренатушка, родной… – всхлипнула за спиной мужа Василиса Михайловна.

– Здравствуйте… мама, – с трудом произнес Ренат.

На этом его приветствия закончились. Обалдевшая от увиденного и услышанного Мария Карловна окончательно потеряла бдительность и шагнула с третьей ступеньки вниз. Нетрудно догадаться – прямо на меня, как человека, который постоянно оказывается в нужное время в нужном месте. В Наташкиной интерпретации это выражение звучит несколько иначе: «В каждой бочке затычка!» Я слишком поздно поняла личную ненужность своего нужного для Машуни торчания у основания лестницы, хотя ученая уже не один раз. Вместе с Машкой, показавшейся мне в тот миг громоздким сооружением в три наката, мы молча рухнули к ногам вконец растерявшегося Рената. Он отбросил букет в сторону, угодив Наташке в физиономию. Подруга как раз собралась запоздало среагировать на наше падение, то бишь заорать. Букет спутал ее планы.

– Блин-н!!! – вякнула она, невольно придерживая его руками и яростно отплевываясь от белых лепестков.

– В Японии хризантемы используют для еды, – простонала я с пола, переживая за белую, как полотно, Машуню, которую, морщась от боли в спине, пытался оторвать от меня Ренат. Она не отрывалась. Вернее, отрывалась вместе с моей любимой желтенькой кофточкой. Я не могла позволить Машке обнажить верхнюю часть моего тела перед коллективом. Даже с учетом нового красивого лифчика.

– Что, у нас кроме хризантем есть нечего? – не своим голосом поинтересовался Карл Иванович.

– У меня все давно готово, – слабо отозвалась Васенька. – Прошу всех за стол.

– Ну предупреждала же заранее о визите Рената, честное слово, полночи резвились по полной программе, пора бы уже перебеситься! – канючила я, пытаясь отцепить судорожно сжатые и переплетенные на моей кофточке пальцы счастливой семейной пары, которая обрела свое счастье в объеме пятьдесят на пятьдесят. Мария еще не успела о нем догадаться, хотя Ренат с небольшими перерывами на отдых убеждал жену, что любит и всегда любил только ее одну. А дома, в Москве, их с нетерпением ждет Алька. Напрасно Наташка совала ей в нос букет. Машка, казалось, ничего не понимала. Не жалея моей кофточки, рычала и мастерски уворачивалась от мужа. Впрочем, на ее месте я тоже не стала бы задыхаться под хризантемами.

– Вы что, решили добить раненого?! Правильно. Чтоб не мучился. Недолго протянет, у него кровотечение открылось.

Хирурги – страшные люди. А если они еще такие, как мой муж – труба дело! Это ж надо таким спокойным тоном приговорить человека к скорой и неминуемой смерти. Наташка мгновенно вспомнила о своем долге квалифицированной медсестры, швырнула хризантемы мне в лицо, пояснив, что я лучше знаю, как их готовить и подавать, а затем, приказав Машуне замереть, попыталась оказать Ренату первую медицинскую помощь. Словесно.

– Медицина здесь бессильна. Машка, попрощайся с почти бывшим мужем.

Когда подошел Димон, Мария Карловна уже освободила меня от своего веса и безграмотно пыталась вернуть Рената к жизни, валяясь у него на груди. Закрыв глаза, он не соглашался, и она слезно уговаривала его прихватить ее на тот свет вместе с собой.

– Мария, дай человеку спокойно умереть, – равнодушно бросил мой муж, огибая два потенциальных трупа.

– Да сделайте же что-нибудь! – заорала Василиса Михайловна, рванувшись к ним. Но была решительно остановлена и возвращена на прежнее место Димкой.

– Здесь есть человек, которого еще можно попытаться спасти, – отрезал он. – Ну, долго еще полеживать будешь? – спросил он, наклоняясь ко мне. И одним рывком поставил меня на ноги вместе с букетом хризантем. А затем невозмутимо поинтересовался у онемевших супругов Гусевых: – В этом доме положено завтракать?

Карл Иванович проглотил комок в горле и показал на супругов Сапрыкиных:

– А-а-а… Э-э-э…

– Пустяки, – отмахнулся Димка. – Сейчас попрощаются на всю жизнь и оживут. У Рената на спине пустяковый порез. Мешок с подарками спас. Вернее, общая тетрадь, которая в нем находилась.

– Кака… – Супруги Гусевы беспомощно переглянулись и испуганно закончили вопрос: – Какая тетрадь?

– Ну я же сказал – общая, в толстой обложке. Ренат по дороге в больницу пришел в себя после сильного опьянения и успокоился, только когда пообещали отдать ее лично ему в руки. И держал на виду даже в хирургическом кабинете, пока ему рану обрабатывали. Какие-то мемуары. Но самое интересное – едва придя в себя, он принялся раздирать листки тетради на мелкие кусочки с таким остервенением, что перепугал весь дежуривший медперсонал. Хотели вкатить успокоительного, так никто не мог подступиться со шприцем. Санитарка потом час эти клочки в унитаз спускала под его неусыпным контролем.

– А говорили, состояние тяжелое и после операции его поместили в реанимацию…

– Правильно. Кому легко после излишков спиртного? Под капельницей лежал, кровь очищали. В реанимацию положили, чтобы никому не мешал. Мания преследования развилась у человека. К тому же следователь запретил распространяться о характере полученного Ренатом ранения. Решил, что его бредни в отношении преследования имеют под собой основу. Так мы будем завтракать? Нам ехать надо. Дорогая, чудесно выглядишь! – сделал он мне сомнительный комплимент.

Не знаю, какова была моя физиономия, но если она не находилась в разительном противоречии с тем, что получилось из моей любимой желтенькой кофточки, мне следовало немедленно удалиться. Чтобы не портить людям аппетит.

– Цветы желательно вернуть по назначению – Марии Карловне.

– Сейчас, – заторопилась я, прикидывая, куда поместить многострадальное великолепие.

– Там два букета, – раздался с пола слабый голос Рената. – Один предназначен Ирине.

– Больной начинает возвращаться к жизни. Уже способен считать до двух. Есть надежда, что про завтрак тоже вспомнит. Машка поможет. Только надо обеспечить им спокойные условия, – заявила Наталья. – Ир, отдай Машуне ее веник, а твой пригодится к завтраку.

Я не успела вручить Машуне ее половину хризантем. Раздался нервный стук в дверь. Человеку, в нее тарабанившему, некогда было ждать приглашения. Виктория влетела в холл ракетой, но вовремя успела включить реверс. Нижняя половина ее лица по-прежнему утопала в широком воротнике свитера. Наверное, у девушки не было другой одежки. Мигом окинув взглядом находящихся в холле, она сосредоточилась на созерцании семейной пары Сапрыкиных, которых ее появление заставило окончательно вернуться к жизни. Они соизволили встать. Причем Машуня предприняла робкую попытку высвободиться из объятий мужа, но он ее не отпустил.