Дарья Донцова - Бриллиант мутной воды

– О мертвых плохо не говорят, – ответил Николай.

– И все же, – настаивал следователь, – все в один голос заявляют, что она очень любила вас.

– Да, именно так это выглядело со стороны.

– А на самом деле?

– Мне неудобно.

– В этом кабинете не надо стесняться, врач, священник и я – это те люди, которым можно рассказать все.

– Хорошо, – сдался парень, – моя мать была сексуальной террористкой. Она совратила меня в день моего двенадцатилетия и с тех пор регулярно укладывала в свою постель. Первое время я не очень-то понимал, что делаю, но потом захотел вырваться из пут. Не тут-то было, она буквально насиловала меня, била, издевалась…

Понеслись всхлипывания. Соня повернула к нам бледное лицо с огромными, невероятно черными глазами. Я невольно попятился. До сегодняшнего дня я воспринимал подругу хозяйки как женщину со среднестатистической российской внешностью. Сейчас же передо мной стояла красавица с горящими очами, настоящая ведьма.

– Я могу пройти к нему? – тихо спросила Соня.

– Конечно, – кивнул Макс, – Андрей проводит.

Не здороваясь с нами и вообще не заметив, что в двух шагах от нее стою я и сидит в кресле пораженная Нора, Соня вышла. Через пару секунд я увидел ее по ту сторону окна. Госпожа Чуева тихо проскользнула в кабинет. Николаша сначала не заметил появления матери и продолжал, всхлипывая, рассказывать о поруганном детстве. В какой-то момент он повернул голову и замер с раскрытым ртом. Потом он издал странный, кудахтающий звук.

– Здравствуй, сын, – торжественно произнесла Соня, – ты не рад увидеть меня воскресшей?

Николай уцепился руками за стол, я увидел, как побелели костяшки на его пальцах. Потом синеватая бледность медленно разлилась по порочному личику парня, сбежала к шее, и, испустив еще одно кудахтанье, юноша свалился со стула на пол. Он явно лишился чувств. Впрочем, реакция гаденыша вполне объяснима, я сам еле устоял на ногах, поняв, что вижу живую Соню.

Следователь спокойно снял трубку и произнес:

– Колчин беспокоит, врача пришлите.

Очевидно, ситуация, когда подследственный лишается чувств, не была новой для него. Его поведение меня не удивило, изумила реакция Сони. Если бы два месяца назад Николаша упал на ее глазах в обморок, мать понеслась бы к дитятку, рыдая от страха, с криком: «Скорей, врача, помогите, умирает…»

Но сегодня она молча окинула взглядом неподвижного сына и вышла из комнаты.

Не успел я прийти в себя от одного потрясения, а меня уж поджидало следующее. Моя хозяйка, абсолютная атеистка, дама, которой ни за что не придет в голову пойти в церковь, начала судорожно креститься, приговаривая, как кликуша:

– Господи, спаси, господи, помоги!

Было от чего тронуться умом.

Домой мы прибыли все в том же составе: Нора, я и Максим. Соню зачем-то оставили в милиции. Когда Ленка распахнула дверь, из квартиры вырвался ветер и на нас дохнуло студеным холодом.

– За каким чертом ты все выстудила? – накинулась на домработницу Нора. – Позволь тебе напомнить, что на дворе мороз, январь, а не июнь. Боже, какая холодрыга! С ума сошла! Все окна открыты! Лена, у тебя что, крыша поехала?

– Между прочим, – с обидой ответила Ленка, – кто-то другой тронулся умом, можно сказать, совсем его потерял.

Элеонора замерла.

– Ты меня имеешь в виду?

– Нет, конечно, вот его, – заявила домработница и ткнула в меня пальцем.

– Что случилось? – опешил я.

Честно говоря, у меня голова шла кругом, а ноги противно дрожали, первый раз в жизни я испытывал желание заорать на женщину. Чувствуя, как волна истерики медленно, но неотвратимо подбирается к мозгу, я повторил:

– Что случилось?

– Что случилось, – передразнила Ленка, – а отчего у нас в квартире стояла вонь эфиопская?

– Ты думаешь, в Эфиопии плохой воздух? – Я не понял ее идиотские намеки.

– Слесарь приходил? – обрадовалась Нора. – Нашел течь?

– Ага, – кивнула Ленка, – нашел!

– Где?

– В книжном шкафу в коридоре!

– Обалдеть можно! – оторопела Нора. – Течь среди книг?! Лена, ты совсем с ума сошла.

– Нашел, нашел, – злорадно повторила Ленка, – только не капающую воду, а тарелку, на которой лежали бутерброды, похоже, с мясом. Кто-то сунул на полку сандвичи и забыл про них. Кто бы это был, а?

И она уставилась на меня широко раскрытыми глазами. В моем мозгу мигом ожила картина. Вот я иду в сторону своей спальни, предвкушая вкусный ужин. Кажется, в тот день я положил на хлеб буженину или карбонат, а может, ветчину, уже не помню. Зато отлично припоминаю, как услышал громкий мужской голос из комнаты Лены, остановился, прислушался, сунул тарелку с харчами в шкаф, постучался к домработнице, потом пошел к Норе, а про бутерброды забыл!

– Так кто этот суслик, решивший сделать запас на зиму? – развеселился Макс.

Я тяжело вздохнул:

– Извините, совсем из головы вылетело…

Нора рассмеялась:

– Ну, Ваня, ты даешь!

– Так это еще не все, – торжествующе заявила Ленка, – знаете, что в спальне у Ивана Павловича обнаружилось на батарее? Пирожки! И зачем он их на радиатор сунул?

Нора повернула ко мне смеющееся лицо.

– Ну, Ваня, право, непонятно, отчего ты так странно себя ведешь!

– Вот-вот, – дернула плечом домработница.

Нора посуровела:

– Хватит ехидничать, ступай на кухню, горелым пахнет.

– Господи, совсем забыла! – вскрикнула наша «повариха» и унеслась.

– Вам не ясен только один факт? – не утерпел я. – Почему я положил пирожки на батарею? Отвечаю…

– Сама знаю, – развеселилась Нора, – подогреть захотел, ой, ха-ха-ха…

Ее догадливость отчего-то возмутила меня:

– А я вот не знаю!

– Что? – продолжала заливаться Нора. – Как разогреть еду на калорифере?

– Нет. Кто убил Беату? – сохраняя внешнее спокойствие, ответил я. – Насколько я понял из объяснений, Николай пришел к невесте, когда она уже была мертва.

– Действительно, – осеклась Нора, – я так обрадовалась, что Соня жива, что она ни при чем в этой истории, и совершенно забыла о смерти девушки. Так кто же ее, а?

Макс спокойно повесил в шкаф дубленку и ответил:

– А вы не догадались?

– Нет, – хором ответили мы.

– Ну, господа частные детективы, отличные сыщики, Ниро Вульф и Арчи Гудвин, тут вы попали впросак! Ладно, даю подсказку. Беату убил человек, который ненавидел ее лютой ненавистью, и вы его знаете.

Сказав последнюю фразу, Макс как ни в чем не бывало прошел в гостиную. Секунду мы с Норой смотрели друг на друга, а потом хозяйка ткнула пальцем в кнопку. Кресло понеслось за Максом.

– Знаю, – закричала Элеонора, – это…

Она вкатилась в гостиную, дверь хлопнула, я бросился за Норой.

– Ну надо же, – причитала Нора, – ведь на поверхности лежало, как же я не догадалась!

– Хорошо хоть сейчас докумекали, – весьма невежливо отреагировал приятель.

– Мне скажете, кто убийца? – волновался я.

– Ты до сих пор не понял? – воскликнули в унисон Нора и Максим.

– Нет.

– Кто ненавидел Беату?

– Николай.

– Холодно.

– Соня.

– Теплее, но убила не она, ну, ну…

– Регина Глебовна!

– Молодец, – одобрительно хлопнул меня по плечу Макс, – в самую точку. Она не любила невестку, с годами неприязнь росла, росла и превратилась в ненависть, затем в фобию. Скорей всего, у Регины Глебовны после смерти сына что-то сдвинулось в психике, а когда в начале декабря у нее умер муж, дама окончательно свихнулась. Совершенно нормальная в остальном, она была твердо уверена: ее супруга тоже убила Беата.

– Какая глупость! – воскликнул я.

– Но Регине-то Глебовне так не кажется, – грустно ответил Макс. – Она отыскала вдову сына в Капотне, позвонила ей в дверь…

– Зачем же Беата открыла? – недоумевал я.

– Ну, во-первых, там нет «глазка», а во-вторых, Беата не ожидала, что к ней явится мать Дмитрия, девушка ждала Николая и спокойно открыла дверь. Кстати, Регина Глебовна не собиралась убивать девушку, нет, она сунула ей под нос бумагу, ручку и потребовала: «Пиши признание». – «Какое?» – совершенно обалдела Беата и отступила в комнату.

Девушка терпеть не могла Регину Глебовну, но она ее не боялась. Беате и в голову не приходило, что свекровь почти лишилась рассудка.

«Немедленно пиши, как убила своего и моего мужа!» – «С ума сошла, – вскрикнула Беата и села на диван, – уходи, а то милицию вызову!» – «Пиши, дрянь!» – «Пошла вон!»

Услыхав последнюю фразу, Регина Глебовна сначала оцепенела, потом увидела на столе нож, схватила его…

– Вопрос о вменяемости госпожи Быстровой-­старшей будут решать врачи, – закончил Макс, – но мне кажется, она того, со съехавшей крышей. Била Беату ножом до тех пор, пока рука не онемела, хотя смертельным оказался уже самый первый удар, Регина Глебовна случайно попала в сонную артерию. Хотя… Нож вытереть потом она сообразила!

Я сел на диван и, не спрашивая разрешения, закурил. Люди, что же вы делаете? Отчего так ненавидите друг друга?