Ольга Степнова - Совершенная crazy

– Зачем ты переоделась, Женька? – чуть не плача, спросила Лидия. – Ты в этих тряпках похожа на Вахрамеева…

– Я и есть Вахра… то есть, Орлик я!! – Славка обессилено опустился на колени перед диваном и взял Лидию за руку. – Можешь на заводе спросить.

– Я что-то вообще ничего не понимаю, – возмутился Евгений. – Где Сочи, и где завод?! Я на производстве не размножался. Вроде бы…

– Ида Григорьевна! – взмолился Славка. – Если вы сейчас же не объясните, почему джип, в котором меня спасла девица гламурного вида, стоит у вас в гараже, я… Я не знаю, что сделаю! Мне придётся снять штаны, чтобы доказать, что я Орлик, а не Суковатая дочь Суковатого папы!!

Кто-то снова захохотал – тоненько и взахлёб, – кажется, Нелли.

Фрадкин хмыкнул и закурил, едва не подпалив зажигалкой лохматые брови.

– Торопыга, – покачала головой Ида Григорьевна. – Нет, ну какой же ты торопыга, Славка! Весь в папашу. У меня был свой сценарий, своя последовательность развития событий, но я совсем не хочу, Орлик, чтобы ты тут снимал штаны. Поэтому, чёрт с тобой… Марья Вольфрамовна, голубушка, заходи!

– Что? – прошептал Славка, отпуская холодные пальцы Лидии. – Марья Вольфрамовна?!!

Узкая дверь в углу комнаты снова открылась, и в гостиную вошла высокая худощавая женщина в строгом костюме.

– Ну, спасибо тебе, Орлик! – покачала она головой. – Натворил ты тут дел! Посмотри на свой внешний вид – одежда неопрятная, волосы нестриженные, ногти грязные! А ещё штаны собрался перед девушкой снимать! Разве я тебя такому учила?!

– Марья Вольфрамовна… Вы, что… тоже умерли… как этот… Гор… Гар… Вы.. тоже призрак? – пролепетал Славка.

– Ну, спасибо тебе, Слава! – всплеснула руками директор интерната. – В призраки меня записал! Уж не знаю, кто у вас тут потусторонние элементы, а я жива-живёхонька и на здоровье не жалуюсь! – Марья Вольфрамовна присела на стул, по-королевски скрестив стройные ноги.

– Марья Вольфрамовна… Это вы?! – Орлик сглотнул ставшую горькой слюну.

– А кто?! – завопила старуха. – Кто ещё может волноваться, что у тебя ногти грязные, Орлик?!

– Никто, – согласился Славка. – Всем до фонаря мои ногти. А Марья Вольфрамовна каждое воскресенье проверяла. Только… я ничего не понимаю. Марья Вольфрамовна, она же святая. Она не может находится в доме, где происходят убийства, плетутся интриги и шляются призраки. Не может! – закричал Славка.

– Ты максималист, Орлик, – вздохнула старуха. – Маленький, глупый максималист. Интриги, убийства и призраки тут не при чём. Если у человека болит душа за другого человека, он и в преисподнюю к чертям залезет! Ты знаешь, что Марья Вольфрамовна пыталась разыскать родителей каждого ребёнка, который воспитывался в её интернате? Знаешь, что она писала в тысячи инстанций, общалась по Интернету, нанимала частных детективов, подавала объявления о розыске в специальные телепрограммы?

– Нет, я не знал, – покачал головой Славка. – Даже не догадывался.

– Я не афишировала эту деятельность, – сказала Марья Вольфрамовна. – Зачем травмировать детей? Ведь не всегда мои поиски заканчивались успехом. А иногда, когда родители всё-таки находились, они не хотели знать своих детей. Но для меня важно было собрать как можно больше информации о родственниках сирот и сохранить эту информацию. Тем из моих выпускников, кто сам проявлял интерес к своим близким, я давала адреса и фамилии; тех, кто ничего не спрашивал, не тревожила лишней информацией.

– Вы хотите сказать… – прошептал Славка.

– Да, Орлик. Я выяснила, кто твои родители, – виновато улыбнулась Марья Вольфрамовна.

– Мне это неинтересно, – отрезал Славка, чувствуя, что сердце даёт сбои, а колени начинают дрожать.

– Погоди, – остановила его старуха. – Ты можешь изменить своё мнение, если…

– Нет!!! Я не хочу ничего знать о своих родителях!! Они были алкоголики, наркоманы и воры!! Вы же сами сказали, Марья Вольфрамовна, что рассказываете о родственниках только тем сиротам, которые хотят знать о них! А я не хочу! Нет!! – Славка бросился к двери, но этот поганец Фрадкин, этот док, который знал наизусть какого-то Хармса, вдруг поставил ему подножку. Орлик растянулся во весь рост на полу, больно ударился подбородком и ощутил вкус крови во рту.

– Маленький, глупый максималист, – проворчала старуха. – Ты же сам хотел знать, почему джип, в котором ты спасся от лейтенанта, стоит в моём гараже. Ты же сам искал девчонку, которая вырядила тебя в женские вещи и заслала на мои похороны! Ты же сам требовал от меня объяснений, а теперь орёшь, что ничего знать не хочешь!

– Но при чём тут моё сиротство? – пробормотал в пол Славка, даже не пытаясь подняться. – А-а! Знаю! – вдруг захохотал он. – Моей мамашей, наверное, является алкашка Рада Родимцева? Это она завернула меня в старый халат и подсунула на крыльцо детской больницы?! На улице было минус пятнадцать, и когда меня нашли, я был синий и почти не дышал. Все думали, я не проживу и десяти минут, но я выжил и даже не заболел. Я живучий, как сорняк! Как дворняжка! И мне плевать на мамашу, которая потом родила себе другого сына. Ей-богу, плевать! – Славка по-пластунски пополз к двери. Перед его носом, преграждая путь, возник шикарный, начищенный до блеска, ботинок Фрадкина. Славка с наслаждением на него плюнул.

– Меня всего заплевали сегодня, – проворчал Фрадкин и стёр плевок безупречно белым платком.

– Бедный мальчик, – вздохнула Марья Вольфрамовна. – Я говорила, что ни к чему такие нервные перегрузки. Зачем вы позвонили мне, Ида Григорьевна? Зачем попросили приехать? Я не любительница дешёвых эффектов, особенно, когда дело касается моих воспитанников.

– Орлик, не будь размазнёй! – топнула старуха ногой. – Если бы твоей мамашей была Родимцева, я бы пальцем не пошевелила! Встать! Равняйсь! Сми-ирно! – заорала она.

Славка неохотно поднялся и зачем-то отдал честь Марье Вольфрамовне.

Марья Вольфрамовна покачала головой и отвернулась.

– Ты мне слова не даёшь сказать, – поморщилась Ида Григорьевна. – Ну не даёшь и всё тут! Если ты помолчишь пять минут, засранец, мы доберёмся, наконец до финала нашей истории!

– Помолчу, – согласился Славка. – Но только ради Марьи Вольфрамовны, которая неизвестно зачем приехала сюда на ночь глядя. Весь интернат знал, что у директрисы сильно болит голова, если она не выспится. Мы старались не шуметь ночью.

– Наверное, Орлик, я должна попросить у тебя прощения, – начала свой рассказ старуха. – Как всегда, я слегка заигралась и утратила чувство меры. Но думаю, результаты того стоили. Как-то раз в моём доме раздался телефонный звонок.

– Скажите, это правда, что вы близкий друг Павла Горазона? – спросил приятный женский голос.

– Ну, если в друзей принято вбухивать такие деньги, чтобы раскрутить их, то правда, – согласилась я.

– Видите ли, – замялись на том конце провода, – Павел очень недоступная личность, поэтому у меня только одна возможность пробиться к нему – через его друзей.

– Вообще-то, Горазон погиб почти год назад, – усмехнулась я. – И чтобы «пробиться» к нему, достаточно заехать на кладбище.

– Что вы говорите?! – ужаснулась женщина. – Но фильмы с его участием идут и идут…

– Он же не в прямом эфире в этих фильмах снимается, – поразилась я глупости собеседницы.

– Простите! – сказала женщина. – Ради бога, простите! – Она хотела повесить трубку, но я была заинтригована. А когда во мне поднимает голову любопытство, моему гостеприимству нет предела.

– Хотите заехать ко мне завтра на чашечку кофе? – спросила я женщину.

– Зачем?

– Поболтаем о том, о сём. Я могу вам многое рассказать о Пашке.

На том конце замолчали.

– Разве я могу запросто приехать на чашку кофе к такой богатой женщине, как вы? – наконец спросила меня собеседница.

– А что, богатые женщины не люди, что ли? – обиделась я. – Ко мне запросто заезжают даже бомжи с Казанского вокзала.

– Спасибо, – засмеялась женщина. – Я завтра приеду.

Так я познакомилась с Марьей Вольфрамовной. Она занималась чудесным и интереснейшим делом – воспитывала сирот и искала родителей тех, у кого их ещё можно было найти. Она рассказала, что уже год копает историю романтической любви начинающего актёра и деревенской девушки, которые встретились и полюбили друг друга на съёмках одного посредственного фильма. Как это обычно случается, девушка была молоденькой и наивной, а актёр красивым и безответственным. Он уехал, не оставив ни телефона, на адреса. А она родила через девять месяцев. Девушка была десятым ребёнком в семье, поэтому принести в подоле родителям ещё один рот она не могла. У бедняжки, наверное, от безысходности начался психоз. Она взяла ребёнка и начала скитаться по электричкам, выпрашивая милостыню. Так она добралась до Москвы. А там одному богу известно, что произошло, и почему девушка решила избавиться от ребёнка. Она подбросила младенца под дверь детской больницы. Её не остановил даже мороз, стоявший на улице. Ребёнка нашли, в тряпке, в которой он был завёрнут, оказалась записка: «Его зовут Слава Орлик, ему три с половиной месяца». Пацан прошёл тот путь, который проходят все брошенные дети: дом малютки, потом интернат.