Дарья Донцова - 13 несчастий Геракла

– Ты чего, мама, – испугалась Клара, – зачем нам отсюда съезжать! Дядя такой милый, все мне покупает!

Вот так и остались жить с Кузьминскими. Сергей Петрович ни разу не намекнул «гостям», что пора бы и честь знать. Наоборот, он все время подчеркивал:

– Мы родные люди и должны держаться вместе.

Скорей всего отец вел себя так ради дочери, Клары, хоть она, не зная правды, считала его своим дядей.

Анна с трудом дождалась возвращения Валерия и налетела на него. Тот не стал отрицать правду.

– Давно следовало тебе все рассказать, – грустно сказал он, – пару лет назад я одолжил у одного крутого человека денег под проценты. Отдать не смог, включили счетчик, сейчас там намоталась такая сумма!

– Какая? – поинтересовалась Анна.

– Ужасная, – пролепетал негодяй.

– Говори!

– Сто тысяч долларов, – ляпнул Валерий.

Анна, едва не упав в обморок, все же находит в себе силы спросить:

– И кто он, твой кредитор?

– Со мной в одной комнате работает, Пасынков Костя, – лихо врет Валерий.

Анна не знала, что мужа давно выгнали со службы, хитрый супруг, объясняя, каким образом ему удается день-деньской просиживать у автоматов, с самым честным видом сказал:

– Наш НИИ совсем развалился, никто давно туда не ходит, мы просто числимся на службе. Вот я и пытаюсь поймать удачу, надо же деньги отдать, иначе убьют.

Анна боится за мужа и решает попросить доллары у Сергея. Запредельная для нее сумма совершенно не обременит Кузьминского.

Но тут за ужином Сергей Петрович роняет фразу:

– Надо купить машину для счета купюр.

И Анне в голову приходит идея: можно, не спросив, взять деньги. Сергей не заметит пропажи, сам же сказал, денег больше миллиона и их точное число ему неизвестно!

Скорей всего она бы попалась, потому что именно в этот день за занавеской сидел Ваня, но ночью поднялась суматоха – Лариса Викторовна «увидела» Глафиру. Воспользовавшись всеобщей растерянностью, Анна сделала вид, будто бежит за валокордином, а сама украла из стола доллары.

Но она не отдала деньги Валерию, решила сама встретиться с Пасынковым, вернуть ему долг и потребовать расписку, а потом отдать ее Валерию со словами: «Вот видишь, я всегда могу тебя выручить».

– Ну и дура! – не выдерживает Нора.

– Любовь порой принимает уродливые формы, – пожал плечами Макс, – перечитайте Лескова «Леди Макбет Мценского уезда», там очень хорошо об этом написано.

Анна начинает действовать. Сначала едет в НИИ и получает там первый удар: Валерий давно уволен. Пасынков, кстати, тоже сменил место работы, и никто не знает, куда он делся. Но женщины – упорные существа. Анна тратит не один день, узнавая координаты Константина, и наконец приходит к нему домой.

Тут на ее голову словно вылили ушат ледяной воды. Пасынков вообще не понимает, о чем речь.

– Какие сто тысяч? Какой счетчик? Да погляди, где я живу, у нас на хлеб не хватает!

Потом, видя, что неожиданной гостье явно плохо, заботливо поит ее чаем и рассказывает про лаборантку и «елочные» деньги. Причем, дойдя до народа, эта история обросла невероятными подробностями.

– Ты прикинь, – хлопает себя по бокам Константин, – этот Валерий просто крыса в нарукавниках, а что оказалось! Он своей хахальнице бриллианты дарил, по кабакам водил, вот она ему денежки и одолжила. Кстати, тебе он кто?

– Знакомый, – шепчет Анна.

Домой она возвратилась еле живая и моментально налетела на мужа. Тот выслушал ее расказ и пожал плечами.

– Константин просто не захотел брать долг у тебя . Дай мне деньги, отвезу их Пасынкову.

Анна кричит в истерике:

– Нашел дуру!

Потом она убегает к себе и ночью пишет мужу письмо, в котором содержится много злых, но справедливых слов, приказ убираться из дома и требование развода. Послание на двадцати одной странице. Последняя фраза письма звучала так: «Я приняла это решение сама. Анна». Речь идет о разводе, и немаловажная деталь – это предложение написано одно на последней странице, больше ничего на ней нет.

– Поняла! – заорала Нора.

– Да, – кивнул Макс, – Валерий великолепно знал, что Анна дома одна, приехал днем, нашел на подушке письмо, прочел его и, увидав последнюю строку, обрадовался – дело-то еще проще, чем он рассчитывал.

Он собирался убить Анну и взять себе сто тысяч. И, видя, какая чертовщина творится в доме, решил свалить дело на «Глафиру». Если Анну найдут в кабинете мертвой после смерти Кати и покушения на Риту, все решат, что это дело рук того же «привидения».

Но сейчас ему представился случай превратить убийство в самоубийство. Валерий сделал вид, что хочет помириться с женой.

– Дорогая, – говорит он, – верни деньги в стол, на место. Я принесу в кабинет кофе, и… начнем жизнь сначала. Я люблю тебя.

И Анна опять верит мужу, ей очень хочется быть счастливой. Он сделал вид, что пошел варить кофе. Она идет в кабинет, достает из пакета деньги, садится за стол и…

– Получает смертельный удар в шею, – заканчивает Нора. – Ну кто бы мог подумать, что Валерий способен на такое! Крыса в нарукавниках!

– Крыса – опасное животное, – сказал Макс, – хитрое, расчетливое, злое, и никакие нарукавники не сделают ее белой и пушистой. Он подкрался к жене сзади, закинул ей голову и вонзил в шею ножницы.

Потом Валерий хладнокровно положил на стол последнюю страничку письма Анны, забрал деньги и уехал. Он был абсолютно уверен в своей безнаказанности: милиция должна зафиксировать самоубийство, налицо предсмертная записка, а главное, все двери закрыты изнутри на крючки!

– И как он это проделал? – изумился я.

Макс снисходительно посмотрел на меня.

– Старый как мир фокус. Крючок поднимается, аккуратно устанавливается в таком положении, а потом с силой захлопывается дверь. От удара крючок падает, правда, он не всегда попадает в гнездо, но после трех-четырех попыток, как правило, все устраивается. Был только один промах. Желая окончательно всех запутать, Валерий решил намалевать пятно. В мастерской он взял тюбик, но не тот, что надо. Уже нанеся краску, Валерий увидел, что она синяя, но времени на переделку нет, вот-вот могут вернуться домашние, и он уехал, оставив синее пятно. Кстати, он попал под подозрение сразу, охранник у ворот сообщил, что Валерий днем заезжал домой.

Нора повернула ко мне голову:

– Я же велела тебе расспросить секьюрити.

– Он ответил, что у Кузьминских никого не было, – удивленно ответил я. – Зачем он мне соврал?

– Какой вопрос ты ему задал? – хмыкнул Макс.

– Не было ли сегодня на участке Кузьминских посторонних!

– Каков вопрос – таков ответ, – засмеялся приятель, – чужие и впрямь там не появлялись, одни свои.

– Тебе следовало спросить: «Кто приезжал к Сергею Петровичу?» – обозлилась Нора.

Я молчал. Действительно, похоже, сглупил.

– Это ведь он платье повесил на люстру? – Нора продолжала пытать Макса.

Тот кивнул.

– Да, он нашел его в корзине, сразу понял, в чем дело, и вынес в гостиную. Решил не поднимать шума, а поиграть в свою игру. А Лариса сразу заорала: «Глафира!», она-то сообразила, откуда платье. Валерий, повторюсь, хитер, жесток, изворотлив… Еще вопросы есть? – спросил Макс.

– Лично для меня остался один непонятный момент, чисто технический, – робко сказал я.

– Какой? – удивился Макс.

– Связанный с пятном. Его рисовали, потом стирали растворителем, а картина осталась неиспорченной. Разве не странно?

– Ну, это просто, – улыбнулся Макс, – есть специальный лак, который используют художники. Им покрывают полотно, чтобы сберечь его. Дорогое удовольствие, зато картина будет жить века, не потускнев. Кстати, этим лаком пользуются контрабандисты.

– Зачем? – изумился я.

– Берется ценное полотно, запрещенное к вывозу из страны, покрывается толстым слоем лака, сверху рисуется какая-нибудь дрянь и спокойно отправляется за рубеж. Потом мазня смывается растворителем, и картина предстает во всей своей красе, нетронутой. Лак не поддается растворителю. Вот именно таким лаком и были обработаны все произведения несчастной сумасшедшей.

– Действительно, совсем просто, – вздохнул я.

Макс посмотрел на наши расстроенные физиономии и, чтобы как-то нас подбодрить, сказал:

– Ну не переживайте, все-таки вы молодцы, ты, Иван Павлович, просто Геракл, совершил двенадцать подвигов, чтобы узнать истину.

Я усмехнулся, подвигов Геракла было тринадцать, последний – лишение девственности довольно большого количества девушек – стыдливо умалчивался во всех советских изданиях. Конечно, сравнение с Гераклом лестно, но, думается, если вспомнить все, что со мной произошло, это скорей тринадцать несчастий Геракла.

Лариса Викторовна и Валерий были осуждены. Первая получила максимальное для женщин наказание, второму суд дал десять лет – на мой взгляд, неоправданно мягкий приговор. Когда судья читал свое решение, он сделал перерыв, и присутствующие высыпали в коридор. Там я наткнулся на двух рыдающих женщин и по обрывкам их разговора понял, что они вышли из соседнего зала. Там судили глупого паренька, который с пьяных глаз спер из ларька пару бутылок и блок сигарет. Так вот, судья посчитал эту кражу преступлением в особо крупных размерах и дал несчастному юноше десять лет. Столько же получил и Валерий за убийство Анны. Или я чего-то не понимаю, или российская Фемида не только слепая, но и в придачу глухая, абсолютно лишенная разума особа.