Дарья Донцова - Бабочка в гипсе

Я кивнула, мелодия закончилась, раздался тихий щелчок. Я схватилась за карусель и потянула ее вверх, открылось второе дно, там лежала небольшая записная книжечка коричневого цвета. Я молча смотрела на нее.

– Ух ты! – закричал Игорь. – Не видел, как она сдвигается!

В сарае внезапно возник луч света.

– Ну погодите, дьяволы, – заорали с порога, – ща мало подлюкам не покажется! Пришли мои запасы тырить! Да защиту задели! Зазвенели бубенчики! Захотели опять консервы унести? Ща пристрелю!

– Баба Нила, остановись, – закричала я, – это Лампа!

Старуха прошла чуть вперед:

– Господи, что ты тут делаешь?

– Мамин секрет смотрим, – тут же влез Игорь.

– Секрет? – переспросила баба Нила.

– Ерунда, – засмеялась я, – Нина оставила в сарае сумку с тряпками.

– А в ней коробка с музыкой, – заверещал мальчик.

– Не знала, что Нинка тут хабар сложила, – изумилась хозяйка.

– Лампа записную книжку нашла, – похвастался Игорь. – Там дно еще раз поднимается, а внутри блокнотик лежит!

– Некрасиво в чужом шмотье шарить, – укорила меня старуха.

– Мальчик никак не засыпал, – начала я оправдываться.

– Голова у меня кругом идет, – запричитала баба Нила, – весь день колготень. Томас кран в ванной сломал, Прасковья хоть и сумасшедшая, а все время жрет! Где покой? Колян ща роды принимал, всю комнату изгваздал.

Я захлопнула шкатулку и быстро закопала ее в вещи.

– Роды? У кого? В доме только мы. Я младенца на свет не производила, вы тоже, остаются лишь Томас и Прасковья Никитична, но сильно сомневаюсь, что они способны родить ребенка.

– Быдры хреновы, – пригорюнилась баба Нила, – общим счетом девять быдрят у Коляна. Не слышала, как он у тебя над головой носился? Туда-сюда бегал, упарился весь.

– Степа и Петя разродились? – хихикнула я.

– Ошибочка получилась, – засмеялась баба Нила и потрясла винтовкой: – Они оказались Степанида и Петровна. То-то жирными выглядели. Небось продавец не наврал Коляну, сын сам все перепутал, он невнимательный.

– Поосторожней, – испугалась я, – разве можно оружием размахивать? Еще выстрелит.

Баба Нила с превосходством глянула на меня:

– Не боись, Лампа, сам по себе ствол лишь в кино бабахает. Я умею с пукалкой обращаться.

– Что-то не верится в ваши охотничьи таланты, – вздохнула я. – Лучше отложите винтовку. Откуда она у вас? На оружие нужно разрешение, и его положено хранить в специальном шкафу, под запором.

Мать Коляна прислонила опасную игрушку к руинам комода.

– В деревне живу, не в городе. Здесь в каждой избе у кого обрез, у кого наган. Многим от родителей арсенал остался, другие в начале девяностых обзавелись, чтоб от бандитов урожай охранять, третьи в те же времена от голодухи охотой спасались. Думаешь, если около Москвы живем, то зайцев нет?

– Ужас! – поежилась я. – Замолчи, сделай милость.

– Ствол в деревне вещь нужная, – продолжала вещать старуха, – ну, типа лопаты. Иногда погрозишь им, и бомжи убегают. Короче, не дрейфь, я с железкой ловко управляюсь.

– Хочу винтовку нести! – объявил Игорь.

– Фигу тебе, – спокойно ответила старуха, – детей к оружию не подпускают.

– Тогда покажи котят, – заявил Игорь.

– Завтра, спать пора, – ультимативно ответила баба Нила, – пошли отсюдова.

Мне очень не хотелось оставлять записную книжку. Логика подсказывала: если Нина столь тщательно ее спрятала, то внутри непременно найдется много интересного. Но забрать вещь Силаевой на глазах у старухи невозможно, поэтому я мысленно на некоторое время попрощалась с блокнотом и пошла в дом.

Игорь и баба Нила тащились сзади.

– Котят дай, – ныл мальчик.

– Они быдрята, – уточнила старуха.

– Хочу! – прибавил голоса Игорь и моментально получил от старухи подзатыльник.

– Хочуха в моем доме не живет, – заявила бабка. – Это Лампа добрая, почапала с тобой в мороз, каприз твой выполняла, а я умею с мальчиками управляться.

– У-у-у, – попытался зареветь Игорь и снова проиграл.

Баба Нила вытащила из кармана куртки смятые бахилы.

– Еще поори тут ночью, – пригвоздила она, – вона, кляп из чего под руку попалось сооружу. Избаловала вас мать. От еды нос кривите, буяните, деретесь. Бандюки, в отца получились, пойдете по кривой дорожке, как он. А ну в кровать!

Получив мощный отпор, Игорь счел за благо не продолжать качать права. Обиженно сопя, малыш исчез в своей комнате.

Я вернулась к себе и позвонила Максу.

– Дорогая, – сонным голосом отозвался приятель, – понимаю, что ты сгораешь от страсти, но я согласен на интим только после свадьбы, тщательно берегу свою честь. Извини, но таковы мои принципы.

– Приезжай в Брехалово завтра как можно раньше, – сказала я, – нашла нечто интересное.

– Говори скорей, – велел Макс.

Я вкратце изложила историю про сарай и музыкальную шкатулку, завершив ее фразой:

– Сейчас подожду, пока баба Нила заснет, и снова сбегаю в пристройку.

– Лучше не высовывайся, – приказал Максим.

– Хочу забрать записи, – ответила я.

– Завтра с утра вместе сходим, – не успокаивался Вульф.

– Отлично, – согласилась я, – спокойной ночи.

– Сладких снов, котик, – сказал Макс.

Я поставила трубку на зарядку и осталась сидеть в кресле, внимательно вслушиваясь в звуки сверху. Похоже, баба Нила затеяла уборку: у меня над головой шуршало, скрипело, скребло. Слава богу, надолго старуху не хватило, минут через тридцать воцарилась тишина.

Очень осторожно, тихо, словно бабочка, я всунула ноги в мягкие овчинные сапожки, накинула куртку и поспешила в сарай. У меня пропал даже намек на сон. Неизвестно, удастся ли утром незаметно слазить за книжечкой, лучше добуду ее сейчас. Правда, у меня нету ключика, он остался на шее у Игорька, но открыть запор не трудно. Надо только соблюсти осторожность и не задеть сигнальную систему бабы Нилы. Когда мы с Игорем заявились в сарай, я забыла про веревку с колокольчиками, но теперь буду внимательной.

Я вошла в сарай и медленно начала пробираться вдоль стены. Когда я достигла старого комода, входная дверь распахнулась, узкий луч света метнулся по полу. Очевидно, не одна я маялась сегодня бессонницей, нашелся еще один человек, решивший вылезти из теплой постельки в февральскую стужу. Но, в отличие от меня, старавшейся не привлечь ничьего внимания, неизвестный нагло попер вперед. Я села на корточки и попыталась втиснуться за развалины комода. Сейчас сюда прилетит баба Нила, и беспардонному вору, решившему спереть чужие запасы, мало не покажется. Любитель чужих консервов определенно привел в действие сигнальную систему, он ведет себя как боров в курятнике.

Но старуха не торопилась в сарай, может, она очень устала, заснула и не слышит истошного звона колокольчиков. Мародер же не спешил открывать подпол, он передвигал сундуки, перекладывал тюки и мешки, его явно интересовала не домашняя тушенка и не маринованные огурчики.

Внезапно сноп света выхватил из мрака сумку Нины.

– Иес! – не удержался от возгласа человек, его голос показался мне знакомым.

Грабитель расстегнул молнию, покопался в барахле, выудил коробку и поспешил к выходу.

– А ну положи! – заорала я. – Не сметь хватать чужое!

Свет погас, но я живо зажгла свой фонарь и стала осматриваться. Створка заскрипела. Забыв про сигнализацию, я ринулась к выходу, зацепилась ногой за доску, упала, но успела ухватить соперника за край куртки. Незнакомец попытался вырваться, но мои пальцы превратились в клещи. Я села на пол и изо всей силы дернула пуховик, тот неожиданно упал мне на лицо. Вор скинул куртку и сейчас удерет.

Боясь упустить мерзавца, я, не обращая внимания на все сильнее ноющую коленку, выскочила из сарая, увидела в свете луны, как в сторону забора торопится черная тень, и бросилась за ней. Неожиданно грабитель притормозил, схватил валявшееся у тропинки дырявое ведро и швырнул в меня. Меткостью преступник похвастаться не мог, ведро просвистело над моей головой, а я, воспользовавшись замешательством врага, прыгнула вперед и вцепилась в его свитер. Пару секунд мы стояли лицом к лицу, потом упали в снег.

– Отдай коробку, хуже будет, – пропыхтела я.

– Пошла на… – прозвучало в ответ.

Эту фразу сопроводил сильный удар в лицо. Последнее, что я помню, был голос Макса:

– Опаньки! Рад встрече.

Во вторник, около трех часов дня, я сидела в кабинете у Павла и слушала его шуточки.

– Жара на улице, – вещал Гладков, – солнце вовсю шпарит, разве не так, Лампа?

– Не так, – сердито отозвалась я, – за окном февраль, холод и ветер.

– Ой, правда! – засмеялся Павел. – Чего же ты в темных очках? Думал, я попутал чего, типа лето пришло, а я его и не заметил. Сними окуляры.

– Мне и так хорошо, – протянула я.

– Не стесняйся, – ободрил меня Гладков, – здесь все свои. Неудобно сидеть в темноте. Охо-хо! Тебе синий цвет к лицу! – заявил он, когда я сняла очки и явила свету бланш под глазом.