Дарья Донцова - Верхом на «Титанике»

– Она не переоформит дом!

– Ха, – в запале кричит Олеся, – как бы не так! Я все знаю про ее делишки! Ишь, сказочница нашлась! Песни она поет! Все обстряпается лучше некуда. Не отдаст дом, я рот раскрою. И так спою! Мало никому не покажется. В общем, Янка меня из квартиры вон гонит, сейчас я найду работу с проживанием, в загородном коттедже, в личной комнате. Ты сможешь ко мне туда приезжать. Будем ждать собственное жилье! Деньги у меня теперь есть, но я тратить их не стану! Так когда объявим о свадьбе?

Валентина охватывает ужас, он понимает, что Олесю надо срочно убрать, она знает все! Иначе по какой причине заговорила про сказки? Это намек на Татьяну Карловну и прямой выстрел в него, Валентина!

Евгений перевел дух и продолжил:

– Думаю, Олеся употребила слова «сказки» и «песни» в переносном смысле, знаешь, люди часто говорят: «Не рассказывай сказки», в смысле: не ври. «Сейчас спою в милиции песни», то есть: чистосердечно раскаюсь. Домработница-то имела в виду Асю Михайловну. Но на воре шапка горит. Валентин понимает Олесю буквально и принимает решение. Он начинает действовать на свой страх и риск, не предупредив мать, он боится гнева Татьяны Карловны. Валентин целует Олесю, обещает ей скорую свадьбу, уходит домой и потом убивает дурочку.

– Как?! – закричал я. – Назовите способ! У Олеси был инсульт! Валентин в кафе не заходил, я отсутствовал всего пару минут!

– Телефон! – загадочно ответил Макс.

– У Олеси инсульт, у Маши тоже, – протянула Нора, – и несчастные малыши покинули наш мир с диагнозом: острое нарушение мозгового кровообращения, а под столом кафе, на месте гибели Маши, нашли беруши, грубо говоря, пластиковые затычки для ушей, понимаешь?

Я уставился на Нору, а та внезапно подмигнула мне.

– Ваня, раскрыть преступление помогла твоя интеллигентность! Не приди тебе в голову подвезти до библиотеки заведующую, я б еще долго шарила в потемках.

– Кстати, о Маше, – перебил Элеонору Женя, – младшая сестра терпеть не могла старшую, считала ее нахалкой, спихнувшей на нее больную мать. Маша, которой никак не удавалось пристроиться на хорошую работу, завидовала Олесе, полагая, что та получает бешеные деньги, если легко отстегивает пару сотен баксов на памперсы для инвалида. Маше-то не везет, где она только не работала, даже в агентстве «Солнечное танго» около года сидела на рецепшен.

– Где? – изумился я.

– «Солнечное танго», – повторил Женя, – тебе же ее подруга Галя сказала: «Маша год работала администратором».

– Но она не говорила где.

– Там, – не слушая меня, продолжал Женя, – девушка узнала много интересного, в частности, наслышалась сплетен о Татьяне Карловне. Олежко один раз заглянула в агентство и поздоровалась с администраторшами. Маша ей просто кивнула, а вот ее коллега Ира вскочила и стала крайне любезно расшаркиваться. Когда Татьяна Карловна вышла из приемной, Маша спросила:

– Чего ты перед этой стелешься?

– Ой, тише, – испугалась Ирина, – говорят, она умеет глазами убивать! Про нее такие слухи ходят! Подробностей не знаю! И знать не хочу! Страшная баба!

Маша выслушала Иру и забыла о беседе, а потом уволилась из «Солнечного танго».

Когда Олеся въехала в квартиру к Яне, Маша один раз пришла к сестре в гости, иногда у девушек наступало перемирие.

– А мне она сказала, что понятия не имела о местожительстве сестры, – буркнул я, – кстати, почему Олеся попросила прикинуться своей бывшей хозяйкой сестру, а не Яну?

– Иван Павлович, – не упустила момента ущипнуть меня Нора, – нельзя же верить всему, что говорят. А с Яной она поругалась, других подруг не имела, вот и обратилась к сестре.

– Маша, – перебил Нору Женя, – у нее увидела фото, узнала Татьяну Карловну и спросила:

– Это кто?

Олеся, ничтоже сумняшеся, рассказала про Валентина, старшей сестре захотелось вызвать у младшей чувство зависти. Но Маша давно уже завидовала Олесе, а услыхав про кавалера-ученого, испытала ненависть к той, которой доставались сплошные подарки судьбы. Маша решила во что бы то ни стало порушить счастье Олеси, отомстить ей за все: нежелание ухаживать за парализованной мамой, житье в отдельной квартире, денежную службу и предстоящую свадьбу. Маша задумала раскопать правду о Татьяне Карловне, не зря же Ира так боялась ее!

Женя запустил пятерню в волосы, взлохматил их и продолжил:

– Это лишь мои догадки, Маша умерла, о своих мотивах она не расскажет. Ира преспокойно работает в «Солнечном танго». После ареста Татьяны Карловны сотрудницу агентства тщательно допросили, и Ирина рассказала много интересного. Маша собирала информацию о няне, Ира, несмотря на строжайший запрет, сообщила бывшей коллеге пароли и коды для входа в некоторые компьютерные файлы. Думаю, Маша после кончины Олеси тут же сообразила, кто устранил сестру, связалась с Валентином, и он убил ее!

– Как??? Как??? – повторял я. – В забегаловке к ее столику никто не подсаживался.

– Не зря Маша взяла в библиотеке книгу, – грустно сказала Нора, – ответ, Ваня, в ней. А я очень долго беседовала с одной пожилой дамой, ближайшей подругой Ангелины, она рассказала много интересного.

– Вот кто сидел у вас в кабинете, – дошло до меня, – вовсе не новый клиент!

– Нет, – помотала головой Нора, – я никогда не берусь за два дела сразу. Ладно, теперь заключительная часть.

В семье Олежко из поколения в поколение рождаются мальчики с удивительными голосами, тенорам рукоплескали залы, иногда зрители даже умирали на концертах от восторга. Вместе с даром Олежко передавали по наследству и склонность к ранним смертям, почти все тенора уходили из жизни в относительно молодом возрасте от инсульта. Пока не понимаешь?

– Нет, – коротко ответил я.

– Голос имеет силу, – терпеливо объяснила хозяйка, – кое-кто из певцов разбивает при пении посуду, люстры. Возьмут очень высокую ноту – и стекло вдребезги. Наши уши способны воспринимать звук в определенном диапазоне, собаки слышат лучше, летучие мыши еще тоньше. Бывают приятные мелодии и непереносимый шум, от которого болит голова, начинается учащенное сердцебиение…

– Вы хотите сказать… – пораженно прошептал я.

– Да, Ваня, да, – перебил Нору Женя, – Олежко убивали людей голосом, они умели брать такие ноты, что у некоторых зрителей лопались в мозгу сосуды. Рано или поздно певцы, постоянно разрабатывающие голос, забирались так высоко, что умирали сами, погибали во время пения. Никто, впрочем, не знал об этом казусе, сами тенора не связывали кончину фанатов с собственным умением. Впервые об этом подумал автор книги «Жизнь Ивана Олежко» и изложил свои соображения на ее страницах. Иван Павлович, муж Ангелины, прочитал повесть, пообщался с литератором, изучил научную литературу и пришел в ужас. Писатель был прав, его сыну нельзя даже приближаться к нотам. Иван Павлович действовал радикально, он назвал мальчика Женей, хотел нарушить традицию, но сам бросить петь не сумел. Его смерть на самом деле была самоубийством. Олежко следует пожалеть: с одной стороны, тенор не мыслил себя без сцены, с другой, понимал, что рано или поздно убьет какого-нибудь слушателя, и принял решение уйти из жизни. Иван Павлович оставил жене письмо, в котором объяснил мотивы своего поступка. Ангелина тщательно спрятала бумагу и изолировала сына от занятий музыкой. Жена Ивана Павловича не собиралась никому открывать тайны, но потом в семье произошла трагедия: Евгений умер от инсульта. Скончался он в разгар спора с сыном Валентином, отец начал ругать мальчика, а тот заплакал и завизжал тонким, сильным, совсем не детским голосом.

– Пааапааа! Я не винооовааат!

Евгений схватился за голову и умер, милиция сочла кончину Олежко естественной. Ангелина, проведя неделю без сна, вынула из тайника предсмертное письмо Ивана Павловича и отдала его Татьяне Карловне.

– Что же нам теперь делать? – пугается Татьяна, прочитав послание отца.

– Рассказать Вале правду, он должен ее знать, – говорит бабушка.

Татьяна Карловна отправилась к сыну, не успела она переступить порог комнаты, как подросток зарыдал.

– Мама, я не нарочно! Он хотел меня ремнем выдрать! Ни за что! Это же просто кошки!

– Кошки? – переспросила мать. – О чем идет речь?

И Валя начал каяться. Оказывается, он давно заметил, что умеет проделывать всякие штуки голосом. Ученик Олежко мог легко сорвать урок литературы, стоило ему на повышенных тонах задать училке вопрос, как Ольга Сергеевна хваталась за виски и убегала в медпункт.

– Ты, Олежко, настоящий кот Баюн, – в сердцах заметила как-то раз Ольга Сергеевна, – слышал про такого?

– Нет, – признался мальчик.

– Это герой русских народных сказок, – пояснила Ольга Сергеевна, – милый котик, послушным детям хорошие истории рассказывает, а плохим такую песенку поет, что они умирают.

– Не Баян, – воскликнул я, – Баюн! Он себя так со школьной поры называл!