Ирина Шанина - Поцелуй смеющегося Будды

Сделав пару шагов, Чжу на минуту оторвал руку от лица, чтобы глотнуть немного воздуха. Лучше бы он этого не делал. Здешний воздух был так сильно насыщен разнообразными и весьма специфическими ароматами, что заползал в ноздри, как ватные тампончики, создавая удивительно неприятные ощущения на слизистой. Будь у инспектора насморк или даже гайморит, данный недуг позорно бы отступил, сраженный наповал ядреным запахом.

Атмосфера оказала эффективное воздействие практически на все органы чувств: глаза защипало, органы вкуса умоляли не пробовать то, что так воняет. Что касается осязания, то осязать в данный момент инспектор мог лишь собственное тело: прислонившись к стенке, он судорожно пытался перевести дух, точнее, выдавить из легких эту гадость, мало напоминающую воздух. Единственное, что еще сохранило способность нормально функционировать, — это слух.

— А я говорю тебе, что обязательно нужен красный горох, — услышал Чжу Пэнь жаркий шепот, доносящийся из трюма.

Ступеньки под ногами инспектора жалобно заскрипели, голоса внизу испуганно затихли. «Интересно, зачем может понадобиться красный горох?» — подумал Чжу Пэнь и решительно двинулся дальше по лестнице.

В полумраке трюма просматривались две фигуры: мальчик лет двенадцати на вид и странное существо неопределенного пола. Сначала инспектору показалось, что это тоже мальчик. Когда он всмотрелся, то усомнился в собственном выводе. Если это и был мальчик, то слишком толстый и женоподобный. Под свободной майкой даже угадывалась грудь. Чжу Пэнь подумал, что повсеместное распространение фаст-фудов отрицательно сказывается на подрастающем поколении. В его время таких толстяков среди подростков не было.

Пухлый мальчик первым заметил инспектора и ткнул своего друга, чтобы тот замолчал.

Чжу Пэнь решил перехватить инициативу, но для этого ему опять пришлось оторвать руку от носа и немножко (о, совсем чуть-чуть) подышать. Воздух радостно устремился в носоглотку инспектора, в горле немедленно запершило, и столь блистательный замысел потерпел фиаско, столкнувшись, как любят писать в договорах, с «обстоятельствами непреодолимой силы».

Тощий мальчишка вскочил на ноги и немедленно наехал на инспектора:

— Ты кто такой? — Судя по всему, на парня здешние ароматы не действовали.

Чжу Пэнь обалдел от такой махровой наглости, ведь это он, инспектор Пэнь, должен был задавать вопросы. Но когда он попытался донести свою точку зрения до оппонента, парень немедленно парировал:

— Мы вообще-то рыбу ловить идем, а ты нам мешаешь.

Логики в его словах не было никакой, но ошалевший от запахов и неожиданного напора инспектор согласился с тем, что прервал их беседу самым невежливым образом. Толстый мальчик в разговоре не участвовал, только кивал головой, выражая тем самым свое согласие с другом.

Причин прискребываться к мальчишкам у Чжу Пэня не было, потому он счет за благо ретироваться подальше от вонючего трюма и его неприветливых обитателей. Попытки разговорить владельца джонки также не дали никаких существенных результатов: оный владелец мастерски уклонялся от ответов на прямо поставленные инспектором вопросы, а если и отвечал, то, как правило, невпопад и не по делу.

Когда через полчаса посудина вышла из устья Сильвер-ривер, «капитан» вздохнул с облегчением и наотрез отказался брать с инспектора оговоренную ранее сумму. Так что любопытство Чжу Пэня принесло неожиданную экономию денежных средств. Итак, наш герой (а кто будет сомневаться в том, что рано или поздно каждый инспектор полиции имеет шанс стать героем) сошел на берег и вновь оказался на центральной площади Лантау, откуда отправлялись рейсовые автобусы в разные части острова. День неумолимо клонился к вечеру, солнце висело над горизонтом, как огромный медный таз. Чжу наскоро перекусил в заведении с интересным названием «Лодка мастера Лу Баня» и отправился на остановку.

В автобусе Чжу удалось занять место у окна, несмотря на обилие желающих посетить буддийскую святыню. Спутниками инспектора были в массе своей туристы, они весело переговаривались, рассаживаясь «по интересам» или по принципам личной симпатии. Водитель несколько раз заглядывал в салон, убеждая пассажиров как можно скорее занять свои места, так как, пока люди будут стоять, он не имеет права начинать движение. Наконец все расселись, двери плавно закрылись, и автобус тронулся.

Деревушка, в которой проживал Сань Ва, была не из богатых. Основным занятием местного населения в течение последних двадцати веков была рыбная ловля. Правда, за последние тридцать лет появился несомненный прогресс по части расширения рынков сбыта. Каждые полчаса паром привозил очередную партию туристов, желающих посетить монастырь. В ожидании автобуса путешественники обычно наведывались на маленький стихийный рыбный рынок, куда жители деревни исправно поставляли товар.

Дом Сань Ва представлял собой сооружение, наспех сколоченное из больших листов фанеры и на первый взгляд совершенно непригодное для постоянного проживания. Однако внутри оказалось довольно уютно, и даже туалет был не на улице, что окончательно меня покорило.

Теперь нужно было как можно скорее решить насущную проблему с едой. Мы сделали ревизию в буфете и обнаружили два пакета риса, упаковку рисовой лапши и большую бутылку соевого соуса. Не густо, но лучше, чем ничего.

Из крана на кухне текла какая-то желтая вода, имеющая к тому же весьма специфический привкус. То ли железа в ней было много, то ли другого какого металла. Я открыла кран на полную катушку, чтобы пропустить ржавую воду. Через четверть часа струя так и не изменила свой цвет, стало быть, неизвестная примесь придавала ей не только своеобразный вкус, но и приятный желтоватый оттенок.

Есть все равно хотелось, мы посовещались и решили варить лапшу, как продукт, не требующий длительного приготовления. Я набрала полную кастрюлю сомнительной жидкости и, стараясь не принюхиваться, поставила ее на огонь, твердо решив кипятить это безобразие не менее пятнадцати минут. Пока я возилась с лапшой, Сань Ва достал тарелки и палочки, вымыл их и красиво разложил на столе.

Через полчаса мы уже уминали восхитительную лапшу, обильно сдабривая ее острым соевым соусом. Естественно, что после такого замечательного ужина сильно захотелось пить, мы еще раз вскипятили воду и заварили чудесный зеленый чай.

Теперь можно было обсудить наше положение. Сань Ва предложил переночевать здесь, а завтра узнать у соседей, не приезжала ли на остров полиция. После чего нам следует вернуться на центральный причал, купить билеты на автобус и наконец отвезти бриллиант его законным владельцам. Сие мероприятие мой спутник запланировал на вторую половину завтрашнего дня, потому как нам предстояло еще зайти на рынок и купить там совершенно необходимые для путешествия в монастырь рис и красный горох. На мои недоуменные вопросы, зачем бы нам понадобились рис и красный горох и не собирается ли он, как Мальчик-с-пальчик, помечать ими дорогу, Сань Ва страшно рассердился и прочел мне целую лекцию. Суть ее сводилась к тому, что нам противостоят потусторонние силы. И что выпутываться из всех неприятностей до сегодняшнего дня нам помогал купленный мной амулет. Но сейчас ситуация такова, что одного амулета может оказаться мало. Потому что он, Сань Ва, точно не знает, с какими существами нам придется вступить в схватку (сам факт, что после стольких мытарств опять предстоит вступать с кем-то в схватку, меня отнюдь не порадовал), но, скорее всего, это будут чиан-ши.

Про чиан-ши мне уже однажды рассказывала Сю Ин, но я порядком подзабыла, кто они такие, поэтому потребовала от мальчика подробного рассказа о предполагаемом противнике. Оказалось, что китайцы искренне верят в то, что у человека две души. Эта вера показалась мне несколько наивной, потому как я могла легко назвать лично знакомых мне человек десять, у которых души не было ни одной. Хотя, с другой стороны, если есть миллиард человек, у которых по две души, для равновесия где-то должен быть миллиард человек, у которых души вовсе нет.

Одна из этих китайских душ считалась высшей или рациональной, другая — низшей или подчиненной. Высшая душа по своим свойствам была очень похожа на то, что мы, европейцы, называем душой: она так же могла покидать тело во время сна и в момент смерти прощалась с ним навсегда. Вторая же, низшая душа, которую китайцы называют пьяи, легко могла задержаться в теле после смерти. Вот такое тело, в котором задержалась пьяи, вполне могло стать вампиром.

Если европейцу, чтобы стать вампиром, нужно было, как минимум, повстречаться с действующим кровососом, то у древних китайцев возможностей в этом плане было гораздо больше. Умерший китаец автоматически становился чиан-ши после насильственной смерти — самоубийства, повешения, утопления. Если обряд погребения был проведен неправильно или был отложен на некоторое время, покойник также трансформировался в вампира. Если через мертвое тело перепрыгивала кошка, считай, покойнику не повезло, в этом случае он железно становился чиан-ши. Набравший силу китайский вампир покрывался длинными белыми волосами, мог летать и превращаться в волка. Перспектива встретиться с такими замечательными существами меня не вдохновила, и я потребовала у Сань Ва объяснений, почему он так уверен, что в нашем «бриллиантовом» деле замешаны потусторонние силы. Сань Ва вразумительного объяснения не дал, но довел до моего сведения, что красным горохом и рисом мы должны запастись обязательно. Конечно, хорошо бы еще и соли прихватить, но горох и рис лучше. На этом мы закончили совещание, я ушла спать в комнату Сю Ин; Сань Ва заснул на диване в гостиной.