Ирина Зарубина - За сроком давности

— Нет, бедный Йорик.

— Кто? A-а, давно, давно. Семнадцать лет уже.

— И за семнадцать лет ни одной могилы? — Дежкина нахмурилась.

— Ну, было один раз… — Он опустил голову. — Но кто ж знал, что там могила? Мы участок новый осваивали. Ну и захватили, видно, кусок старого. А у нас ведь как — тридцать лет за могилой никто не ходит — хороним там снова. А в том месте даже и креста давно не было. Потом только по книгам сверились — был там когда-то «костяк». Это мы так меж собой мертвяков зовем, — пояснил он виновато. — Но там ни коронок никаких, ни колечка, ни одной даже цепочки завалящей. Только пуговицы медные. Видно, офицер был какой-то. С сороковых годов как раз могила.

— Ясно. — Клавдия ухмыльнулась. С таким сожалением рассказывает про отсутствие колечек и цепочек, что невольно усомнишься в его искренности. — Ну а про Бербрайера могилу что можете сказать?

— Про кого? — опять переспросил он. — А, про еврея этого? А чего сказать? Могила и могила, как все.

Порогин тихонько встал и знаками показал Клавдии, что уходит. Она кивнула, и он тихонько вышел. Ирина сидела в углу насупившись. Наверное, обиделась на Дежкину за то, что она сама допрашивает этого Кузина.

— Часто на эту могилу ходили? — спросила Клавдия.

— А я откуда знаю? — он пожал плечами. — Но ходили, точно. Баба какая-то, наверное, дочка. А этого хмыря я вообще с того погрома и не видел до вчерашнего дня.

— С какого погрома?

— Так могилы у нас еврейские поломали. Когда ж это было? — Кузин наморщил лоб. Клавдии даже показалось, что она слышит, как со скрипом поворачиваются шестеренки в его черепе. — Года четыре назад. Или три, не помню точно. В том году еще Василюк ноги откинул.

— Какой Василюк? — спросила Дежкина.

Ирина сидела в углу и записывала все, что говорил Кузин.

— Василюк?

Клавдию начало немного раздражать, что Федя все время переспрашивает. Но его мозг, видно, не успевал усвоить вопрос с такой скоростью, с какой она спрашивала.

— Генка Василюк, слесарь наш старый. Ограду починить там, крест сварить. Он такие кресты ковал — расплачешься. Теперь таких кузнецов нету.

— А от чего умер? — спросила Клавдия. — И как, кстати, его звали?

— Так я сказал — Василюк Геннадий Ильич. А помер от водки.

— Что, спился?

— Нет, напился. Напился, споткнулся на лестнице и шею свернул.

— А вы помните, кто еще из стариков на кладбище работал, когда вы устроились?

— He-а, не помню. — Кузин пожал плечами. — Это вы лучше у Шилкиной спросите, она лучше знает. А я человек маленький, я могилы копаю.

— Совсем никого не помните? — Клавдия вздохнула и покачала головой. Она начала понимать Бербрайера, который старается не общаться с такими людьми.

— He-а. Кого-то посадили за драку, и меня взяли вместо него. Потом еще баба была одна, Паша. Сторожихой работала. Но она тоже померла давно, старая была. Еще один сторож был, Колька Егоршев. Он год еще работал, а потом токарем на «Серп и молот» ушел.

— Ну вот видите, как много вспомнили. — Клава ласково улыбнулась.

И от этой улыбки Федор Юрьевич словно расцвел. Сам весь заулыбался, засиял как медный пятак. Сразу видно, что его мало хвалили в жизни. А доброе слово и такому вот кренделю приятно, не то что кошке…

— Ну что, подобьем бабки? — спросила она, когда Кузин, раскланиваясь направо и налево, ретировался из кабинета.

— Клавдия Васильевна, почему вы не дали мне его допросить? — обиженным голосом проговорила Калашникова. — Думаете, я бы не смогла?

— Не знаю. — Клава примирительно улыбнулась и пожала плечами. — Извини, Ириша. Просто ты как-то спасовала перед ним. А хамство надо сразу пресекать. В корне.

— Ладно, на первый раз прощаю. — Калашникова хмуро посмотрела на Клавдию, но не сдержала улыбку.

— Вот и спасибо. А теперь доложи-ка мне, что мы имеем на данный момент. Можешь выдвинуть парочку начальных версий, парочку направлений расследования.

— Что, уже? — Калашникова растерянно заморгала глазами.

— А когда? После получки?

Нет, Калашникова явно изменилась, не рубила теперь с плеча, не выдавала сотню фантастических версий, сначала думать старалась.

— Ладно… — Ирина закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. — Давайте поиграем.

— Ты хотела сказать, поработаем.

— Да, поработаем… Значит так, найдены двое мужчин. Личности, род занятий установить пока не удалось. Но можно предположить, что по крайней мере один был, мягко скажем, бандитом.

— Почему? — Клавдия внимательно слушала.

— По зубному протезу. Для шика вставил из чистого золота. Нормальный человек послушал бы врача, а этот форсил. Хотя не факт, что бандюга.

— Ты продолжай.

— Убиты они были или нет — сказать пока трудно. Но судя по тому, как похоронили, скорее всего убиты. Раздеты — чтоб никаких улик не осталось. Закопали, скорее всего, в ночь со второго на третье ноября. Позже не могли — могила была обложена мрамором, — говорила Калашникова медленно, кивая головой после каждой фразы, словно выводила какую-то теорему. — Можно, конечно, предположить, что могилу снова раскопали под видом работ, но, во-первых, зачем лишний труд, а во-вторых, Бербрайеры бы заметили. Нужно выяснить, кто были те каменщики, которых нанимал Бербрайер. Скорее всего, они в этом и замешаны.

— Да, скорее всего. Такая работа, какую они сделали, стоила бы ровно в полтора раза дороже, да еще делали бы недели две. А тут явно торопились. Значит, прятали улики.

— Наверное, так, — согласилась Ирина. — Значит, нужно выяснить, кто работал в то время. Трудно найти, но возможно. Отсюда версии. Первая — эти могильщики, сами или еще с кем-то, ограбили двух мужчин, убили их, а трупы спрятали в могиле. Вторая версия — убитые сами были бандитами, и смерть их явилась результатом, как теперь говорят, разборок. Я склоняюсь ко второй версии.

— Почему? — поинтересовалась Клавдия.

— Потому что… — Ирина задумалась на секунду. — Ну, допустим, это действительно ограбление. Тогда нужно было подгадать так, чтобы в ночь убийства нашлась подходящая могила. Потом ведь до этой могилы трупы нужно еще доставить. Значит, и сторож должен быть в курсе. А сторож там не один. Значит, все сторожа должны быть свои, не подвести в ответственный момент. Слишком много сложностей. Если бы не хотели, чтобы ограбленных опознали, отрезали бы им головы, подожгли бы, и всех делов.

— А если свои, то они их просто пригласили, поставили у края ямы, убили, и с концами? — Дежкина ухмыльнулась. — Нет, такие выводы делать пока рано. Потому что и ограбленные могли быть знакомыми убийц, и сторожа можно было напоить, а то и просто припугнуть. И потом, по поводу отрубленных голов — какая первая мысль придет в голову могильщику, когда нужно спрятать труп?

— Закопать, конечно, — Ирина пожала плечами.

— Вот именно. Если бы речь шла о мяснике — тогда рубить головы, руки, вырезать родимые пятна. Истопник сжег бы в печи. Впрочем, даже обычные бандиты редко закапывают свои жертвы — слишком много возни. А могильщик, конечно, закопает. И никогда не упускай из виду этот момент — профессиональные навыки, привычки подозреваемых. Они иногда бывают важнее многих улик. — Клава посмотрела на часы и присвистнула. — Ого, мои уже ворчат, небось, что ужина нету. Кстати, откуда ты узнала, что у меня вчера…

Калашникова хитро улыбнулась.

— Это мой маленький секрет.

— Ну ладно. — Клава пожала плечами. — Не хочешь говорить — не надо. Странно, что эта Шилкина сегодня не пришла. И обязательно поговори с женой Бербрайера. А то он того не помнит, этого не помнит, как звали, как выглядели, не помнит. Женщины такие вещи лучше запоминают.

— Я и сама хотела ее допросить, — ответила Ирина.

— Не допросить, а поговорить! — поправила ее Клавдия. — И лучше будет, если ты сама к ней подъедешь. Порасспроси ее в спокойной обстановке. Наверняка на похоронах фотографировал кто-нибудь, так что есть шанс, что и могильщики и каменщики те в кадр попали. Давай, действуй. Созвонись и езжай прямо с утра. А к двенадцати часам должны прийти данные экспертизы. Я попрошу, чтобы Шилкину к этому времени тоже подвезли.

— Значит, завтра в двенадцать? — Ирина выбралась из мягкого кресла и потянулась, расправляя затекшие члены.

— Завтра в двенадцать.

— …Ну вот, значит. Ведут его в отделение, а он на полном серьезе заявляет, что он сын Чубайса. — Левинсон хлопнул себя по гладкому толстому колену и покосился на часы. — И требует, чтоб его везли к отцу.

— Что, прямо в РАО ЕЭС? — Клавдия сыграла искреннее удивление.

— Да, именно в РАО ЕЭС. Причем называет точный адрес, номер телефона и все такое. А пацану, заметь, всего девять лет.

— Ну и рыжий, конечно? — предположила Дежкина.