Елена Логунова - Принц в неглиже

До Лапокосова дошло, что его приняли за торговца. Торопясь отделаться от бабы, он, не подумав, сказал:

— Тогда сорок.

— Четыре кило, — повторила покупательница, нетерпеливо перебирая ногами.

— Да пройди ты чуть дальше, — толкнула я Ирку в широкую спину: очень не нравилась мне ее манера покупать, не торгуясь. — Посмотри, там апельсинов этих — завались, выбирай — не хочу.

— Вот я и не хочу выбирать, — уперлась Ирка. — Зачем нам идти дальше? Мы спешим, эти апельсины меня вполне устраивают, и цена тоже…

— Пятьдесят, — вовремя вставил реплику внимательно слушающий носатый мужик.

— У, спекулянт! — Я буксиром тянула Ирку дальше.

Полковник демонстративно вонзил зубы в апельсиновую мякоть. Это возымело действие.

— Чтоб ты подавился! — с чувством произнесла румяная баба, отходя прочь.

На ее месте рядом с Лапокосовым тут же возник человек в форме:

— Попрошу документики!

Полковник быстро оценил ситуацию: на него было устремлено слишком много взглядов, доставать служебное удостоверение значило засветиться. Он посмотрел на свой «Ориент» — агент Шило опаздывал уже на час — и, перехватывая инициативу у стража порядка, негромко сказал:

— Пройдемте…

Ирка не торгуясь купила четыре килограмма апельсинов, что яснее ясного доказывало: она не в себе. В нормальном состоянии подруга, сама подвизающаяся в сфере торговли, не постеснялась бы объявить четверть пуда оптовой закупкой и потребовать скидок. И вообще, зачем четыре-то кило? По моим подсчетам, этого хватило бы на полдник всему отделению, но влюбленная Ирка — натура широкая, для милого ей ничего не жалко, а наш найденыш, похоже, уже занял в ее чувствительном сердце уголок. И имел все шансы оккупировать площадь полностью.

Прорвав хлипкий кулек, оранжевые шары весело перекатывались у нас под ногами, пока мы ехали в горбольницу.

— Боулинг какой-то, — недовольно сказала Ирка, быстро глянув себе под ноги: один апельсин закатился между педалями. На светофоре, перебрасывая правую ступню с газа на тормоз, Ирка резким движением походя забила нахальный фрукт под кресло.

— Скорее уж хоккей с мячом, — поправила я ее.

Всю дорогу мы спорили, надо ли напоминать больному обстоятельства нашего знакомства, рискуя усугубить вероятную моральную травму, или лучше соврать что-нибудь правдоподобно-нейтральное. Ирка ратовала за честность, я предлагала дипломатично обойти скользкий момент и назваться представителями какой-нибудь благотворительной организации. За названием не нужно далеко ходить: только вчера наша съемочная группа освещала предвыборное мероприятие некоего доктора Пиктусова «Рука на пульсе» — дискотеку, на входе в которую студентам вручали бесплатные презервативы.

— В интересном месте щупает пульс уважаемый доктор, — фыркнула Ирка.

— Кто про что, а вшивый про баню, — едко заметила я в ответ, цитируя свою прабабушку — неиссякаемый кладезь произведений устного народного творчества.

Так и не придя к единому мнению, мы вошли в травматологическое отделение больницы, у раздраженной санитарки выяснили, что у них действительно имеется «ничейный мужик с головой», то есть с черепно-мозговой травмой, узнали номер палаты и решительно протопали по коридору в указанном направлении.

— Можно? — сладким голосом пропела Ирка, не без изящества просовывая голову в шестиместную палату, набитую увечным народом преимущественно мужеского пола.

— Можно! — радостно заорал какой-то румяный больной с загипсованной ногой. Руки у него были в порядке, и он призывно замахал ими.

Мы вошли. Возлежащие на кроватях джентльмены разной степени физической ущербности воззрились на нас заинтересованно-выжидательно. Эх, зря я послушалась Ирку, и мы поленились, не подготовили себе легенду! Ну что теперь говорить?

— Комитет солдатских матерей, — брякнула я, не успев придумать ничего получше.

Ирка толкнула меня локтем: в самом деле, нашим воображаемым сыновьям никак не могло быть больше двенадцати лет!

— И жен, — поспешно добавила я.

Ирка уже высмотрела нашего найденыша.

— Как мы себя чувствуем? — Могучая, как атомный ледокол, она легко проложила себе дорогу среди скопления кроватей и тумбочек, подплыла к нашему незнакомому другу и засыпала его апельсинами. Я тащилась в кильватере, спотыкаясь о коварно разбросанные костыли — не иначе, как с целью увеличить количество пациентов травматологии.

— Ен неговорящий, — авторитетно объяснила бабулька, заботливо кормящая с ложечки старичка на соседней койке. Старичок морщился, но безропотно глотал. — Молчить, молчить, токо глаза таращить!

— Не, Павловна, он говорил! — мягко возразил божий одуванчик, шумно схлебнув с ложки варево. — Давеча вот бормотал чего-то…

— Шизик, — весело заявил жизнерадостный дядечка с ногой, приветствовавший наше появление.

— Как — шизик? — Ирка явно растерялась.

Я заглянула ей через плечо: наш приятель и впрямь ненормально таращил глаза, поминутно меняя направление взгляда. Теперь он уставился на меня. Взгляд у парня был если не безумный, то какой-то диковатый: встревоженный и одновременно умоляющий. В остальном он выглядел вполне приятно: хорошее открытое лицо, красивые серые глаза, из-под белой повязки выбивались темно-русые прядки волос, под тонюсеньким больничным одеялом, натянутым до шеи, угадывалось крепкое тело. «Атлетический тип, — подумала я, — не в моем вкусе, но Ирке должен понравиться. Если, конечно, он и в самом деле не шизик…»

— Шизик-физик, — пробормотал себе под нос молодой парень на койке у окна, вдохновенно щелкая переключателем маленького телевизора.

— Ну что, Саня, будет кино или нет? — обратился к нему весельчак с ногой.

— Не гони, — сквозь зубы проворчал озабоченный телемастер.

— А что доктор сказал? — спросила Ирка.

— Мне ничего, — хихикнул живчик в гипсе.

— А ничаво ен не сказал, милая, — подтвердила бабуля. — Так, буркнул шось себе под нос…

— Шось именно? — требовательно продолжала Ирка.

Бабулька развела руками, в последний момент убрав ложку из-под носа старичка, — тот так и остался ждать с раскрытым ртом.

— Ретроградная амнезия, — высокомерно сообщил интеллигентного вида мужчина из угла палаты, снимая очки и откладывая в сторону газету.

— О! — Мы с Иркой переглянулись.

Вот, значит, почему он лежит тут один, без жены и семерых любящих крошек! И, похоже, все такой же голый… Я посмотрела на Ирку — глаза у нее опасно сверкали.

— Шо? — Бабуля озадаченно смотрела на очкарика.

— Это значит, что он потерял память, — перевела я.

— Или слух! — вставил веселый хромой.

— Ага! — победно воскликнул парень с телевизором.

Аппарат пугающе затрещал, взревел диким мявом, и владелец техники поспешно приглушил звук. На экране крупным планом появилось дивное декольте, в него проворно скользнула ручка с наманикюренными коготками. На свет явился угрожающего вида пистолет.

— Твою мать! — непечатно восхитился весельчак.

— Фак ю! — сказал примерно то же самое с экрана голос по-английски, что гундосый синхронный переводчик за кадром стыдливо перевел как: «Черт возьми!»

Мужики заржали. А наш пострадалец вытянул шею, вперил взгляд в экран, открыл рот и тоже воскликнул:

— Фак ю! — Прононс у него был великолепный.

— Фу, срамники, — поморщилась бабуся.

— Ну вот! — радостно захохотал хромоногий. — А то — «немой», «глухой», «шизик»! Что надо, он понимает!

— Погоди-ка. — Озаренная сумасшедшей догадкой, я толкнула Ирку в толстый бок. — А ну, отодвинься!

Она послушно посторонилась, пропуская меня к больному. Я наклонилась, пристально посмотрела ему в глаза и спросила:

— Кто вы?

Взгляд пациента подернулся дымкой. Я ожидала этого и спросила по-английски:

— Ху ар ю?

— Та хоть ты, дите, не матюкайся! — не выдержала бабуля.

Я не обратила на нее внимания: мой больной весь просиял, схватил меня за руку и торопливо заговорил.

— Что он говорит? — Ирка нетерпеливо дергала меня за другую руку.

— Не пойму, очень уж быстро. — Я нахмурилась. Покачала головой и жестом остановила говорящего: — Вот из е нэйм? — Что значило: «Как вас зовут?»

Кажется, все присутствующие дружно уставились на загадочного типа. Он открыл рот, хотел было ответить, но что-то его остановило.

— Нэйм! — повторила я.

— Монте Уокер, — не вполне уверенно произнес больной.

— Монте Уокер?

— Монте Уокер, — подтвердил он и вдруг затарахтел, все ускоряя темп: — Монте Уокер, Кемаль ибн Юсуф, Филиппе де Ларедо, Гжегош Томба, Анна Рейзнер, Анри де Сов, Лолита Лопес, Николас Пирис…

— Хватит, хватит. — Я оборвала его. — Буду называть вас просто Монте, хорошо? Монте, велл?

— Велл! — кивнул Монте и поморщился.