Елена Логунова - Суперклей для разбитого сердца

– Мне кажется, нас не приняли всерьез! – папуля развел руками.

– Вы сами не приняли всерьез меня! – напомнила мама, явно приготовившись вещать. – А ведь я предупреждала вас, что единорог – это к великим и многочисленным несчастьям!

– Мамуля, иди работать! – в один голос вскричали мы с Зямой.

– Басенька, я тебя провожу! – Папуля обнял мамулю за плечи и повел в комнату, чтобы с рук на руки передать разбушевавшуюся прорицательницу музе-усмирительнице.

Зяма побарабанил пальцами по дверному косяку, потом метнулся в свою комнату, погремел там ящиками и вернулся в прихожую с потертой записной книжкой.

– Вот: «Грушкина Верочка», – он нашел нужную запись и тут же принялся набирать телефонный номер.

– Откуда у тебя Веркин номер? – прищурилась я. – Мы же с ней уже сто лет не виделись, с детских утренников в садике!

– Это ты с ней не виделась, а я раз или два встречался пару лет назад, – скороговоркой ответил Зяма и тут же сменил колючий голос на велюровый баритон: – Верунька, зайка, это Казимир Кузнецов!

Трубка взорвалась руганью, и Зяма, поморщившись, отставил ее подальше от уха. Я с интересом наблюдала за ним.

– Верунька, ну, прости! – Чеширским котом промурлыкал братец. – Я понял, что ты достойна лучшего, и удалился, чтобы не тревожить твой покой, вот и все.

– А теперь зачем тревожишь? – сердито поинтересовалась Верка – дочка старых приятелей наших родителей, тети Кати и дяди Жоры Грушкиных.

– Вопрос жизни и смерти! – с чувством произнес Зяма.

– Твоей? – с надеждой уточнила Верка.

– Массовой! – соврал Зяма. – Верунька, отвечай мне правду и только правду! У вас в доме сохранился немецкий шкаф «Хельга», который мои родители подарили твоим лет тридцать назад?

– Нет, не сохранился! – с удовольствием ответила свидетельница. – Я эту допотопную гробину в прошлом году лично выволокла на помойку! Не в одиночку, конечно, а с помощью грузчиков из мебельного магазина. Они нам новый набор кожаной мягкой мебели привезли, а эта чертова «Хельга» мешала расставить все по уму. Так я спровадила предков к соседям – вроде чтобы они не путались под ногами у грузчиков и не порывались по совковой привычке сами мебель тягать, да «Хельгу»-то на помойку и наладила!

– Верунька, знаешь, что я тебе скажу? Ты варварша и вандалка! – с болью в сердце вскричал Зяма и бросил трубку на рычаг.

– И чего ты так расстраиваешься? – спросила я братца. – Видишь, у Грушкиных тоже нет «Хельги», а живут люди и не жалуются!

Зяма устремил на меня тяжелый взгляд, и я почувствовала себя кошкой, на которую надвигается грузовик.

– Так! – пугающе воскликнул братец, после чего втолкнул меня в комнату, закрыл за собой дверь и сказал:

– Индиана Джонс, мне нужна твоя помощь!

Обращение заставило меня насторожиться. Индиана Джонс! Так братишка называет меня лишь тогда, когда хочет польстить, а это бывает крайне редко. Гораздо больше Зяме нравится именовать меня Индейкой, и я много лет потратила на то, чтобы приучить братца и остальных родственничков хотя бы в присутствии посторонних называть меня просто Инной.

Дело в том, что у меня совершенно не человеческое имя: Индия! Индия Борисовна Кузнецова – как вам? Я считаю, что мое имя – это самый короткий и самый страшный мамулин ужастик. Моему брату Зяме повезло гораздо больше: Казимир – имечко, конечно, выпендрежное, но для дизайнера сойдет. Братец хотя бы может утешаться тем, что он тезка знаменитого художника Казимира Малевича. А мне чем утешаться? Существованием одноименной страны? Так уроки географии в школьные годы были для меня сущей пыткой, и до сих пор при виде карты мира я с трудом сдерживаю слезы. Впрочем, Казимир наш тоже, помнится, обрыдался, когда лет в десять получил первую любовную записочку от одноклассницы. Послание начиналось словами: «Дорогой Козий Мир!»

В шестнадцать лет, получая паспорт, я всерьез подумывала, не поменять ли имя, но папуля меня отговорил. Он сказал, что это разобьет мамуле сердце, ведь она так старалась придумать для любимой дочурки оригинальное, неизбитое имя. Теперь я представляюсь новым знакомым как Инесса, но для домашних все равно остаюсь Индейкой, Индюшкой и Индусечкой.

– Какая тебе нужна помощь, Зяма? – спросила я братца.

– Нужно вернуть «Хельгу»! – Зяма прошел к моему любимому креслу и тяжело бухнулся в него.

– Обратись в милицию.

– Еще раз?! – Зяма демонически захохотал. – Ни за что! Нет, сестричка, «Хельгу» мы должны вернуть сами, своими силами.

– Мы должны? – я сделала акцент на местоимении.

– Мы, – твердо сказал Зяма. – Если, конечно, ты не хочешь остаться единственным ребенком в семье. Индюха, пойми, если к концу недели «Хельга» не будет стоять на своем месте в пантюхинском музее, мне конец! Он меня убьет!

– Уж так прямо и убьет! – не поверила я. – За какой-то паршивый шкаф? Возмести ему стоимость пропавшей мебели деньгами – и все дела.

Зяма застонал и с преувеличенной силой рванул себя за волосы. При этом одним глазом он косил на публику в моем лице, оценивая произведенное впечатление. Поскольку я не прониклась этой карикатурной демонстрацией скорби, Зяма выдрал из скальпа всего пару волосков и попытался воздействовать на меня словами. Слова сложились в рассказ, который сделал бы честь нашей мамуле.

Оказалось, что на покупку «Хельги», которую наш дизайнер расписал неискушенному заказчику в самых ярких красках, Зяма получил очень и очень приличную сумму наличных долларов. Хватило бы, чтобы скупить на корню обстановку целого зала мебельного магазина. Причем эти деньги мот и транжира Зяма уже успел прогулять.

– Но это еще полбеды, – сказал братишка. – Хуже всего то, что в субботу Пантюхин устраивает презентацию своего музея! Он уже и приглашения важным гостям отправил, и прессу позвал для освещения этого события века!

– А нас не позвали! – машинально сказала я.

Я работаю в рекламно-информационном агентстве «Эм Би Си». Трехбуквенное название с «закосом» под знаменитую заокеанскую телекомпанию NBC означает всего лишь аббревиатуру ФИО нашего директора: Михаил Брониславович Савицкий. Мы занимаемся всем понемножку и ничем особенным: пописываем статейки в газетки, журнальчики, размещаем информацию в Интернете, берем заказы на изготовление нехитрой рекламы и фирменной сувенирной продукции. Бегать по презентациям тоже приходится.

– А вас позовут на мои похороны, если к выходным Понт не увидит свою во всех смыслах дорогую «Хельгу»! – резюмировал Зяма.

Похороны родного и более или менее любимого брата не казались мне заманчивым мероприятием, поэтому я перестала кочевряжиться и спросила по существу:

– Конкретно, Зяма, чего ты хочешь от меня?

– Хочу, чтобы ты стала моим Шерлоком Холмсом!

Я вообразила, как с большой лупой в руке крадусь по следам, оставленным в городской пыли ножками беглого шкафа, и захихикала, но пересказывать свое видение Зяме не стала. Прагматично спросила:

– Чего это ради мне переквалифицироваться в сыщики? Ведь все пантюхинские доллары на «Хельгу» ты уже просадил, на какое же вознаграждение я могу рассчитывать?

– Эх, ладно! – Зяма размашисто ударил себя по коленке. – Так и быть! Я помогу тебе охмурить Ваньку!

– По рукам! – тут же вскричала я, спеша согласиться, пока братец не передумал.

Ваня Горин – это Зямин лучший друг, тоже дизайнер, но специализирующийся на полиграфической продукции. Чертовски привлекательный парень, на которого я уже второй год охочусь, как терпеливый чукча на редкого пушного зверя: ставлю капканы, рою ямы, придумываю всяческие ловушки и разбрасываю приманки разной степени ядовитости. Увы, Ванька умудряется все мои силки обходить и даже не замечает моего охотничьего азарта. Или делает вид, что не замечает! До сих пор Зяма из соображений мужской солидарности и верности законам товарищества отказывался помочь мне заарканить своего друга, а теперь, значит, созрел для предательства!

Я с трудом удержалась от эмоционального вопля, которым сопровождали свое победоносное движение по тропе войны кровожадные индейцы, притушила алчный блеск в глазах и с доброй улыбкой сказала своему бледнолицему брату:

– Иди-ка ты спать, Зяма! На дворе давно ночь, сейчас мы с тобой ничего толкового не предпримем, а завтра я что-нибудь придумаю. Утро вечера мудренее!

Зяма послушно вымелся из моей комнаты, а я завалилась спать и, засыпая, улыбалась, словно прошедший день не был нафарширован неприятностями, как папулина курица заморскими фруктами.

Наутро я проснулась с мыслью, которая показалась мне весьма дельной. Зяме я доступно изложила ее в виде многоступенчатого логического умозаключения.

– Первое! – сказала я, намазывая маслом первую булочку из числа испеченных папулей к завтраку. – Дверной замок и сама дверь квартиры, из которой пропала «Хельга», целы и невредимы. При этом вероятность того, что похитители проникли в окно, в принципе не исключается, однако вытащить в то же окно шкаф они определенно не могли. И не потому даже, что мы живем на седьмом этаже – я могла бы придумать с десяток способов более или менее благополучно спустить стибренную «Хельгу» с высоты…