Что сказал покойник - Хмелевская Иоанна

Не знаю, что бы я с ними сделала, но «сирену» как ветром сдуло — она умчалась от меня задним ходом. Я была полна решимости преследовать её на своей машине. Тоже, наверное, сгоряча задним ходом. Но тут меня окружили люди, и я малость опомнилась. Во всяком случае, преследовать их не стала и руку с оружием опустила.

— Вы к полковнику, не так ли? — робко спросил меня один из милиционеров.

Я хмуро кивнула, так как говорить ещё не могла.

— Простите, — так же робко поинтересовался второй, — но почему вы прогнали отсюда нашу машину?

Теперь я уже была в состоянии говорить.

— Какую вашу машину?

— Ну, «сирену». Теперь они стоят вон там и боятся подъезжать.

— Перестаньте морочить мне голову! — отрезала я.

Заперев машину, я, сопровождаемая одним на милиционеров, направилась к полковнику. Встречные обращали на меня внимание, и неудивительно, так как выглядела я расчудесно: всклокоченная, воротник оторван, один рукав жакета разорван и — я не заметила когда — чулок на колене лопнул. В руке — колотушка, в глазах — безумие отчаяния.

В кабинете у полковника находился человек, лицо которого показалось мне знакомым. Ох, видела я его уже, точно, где-то видела. Я, как вошла, так и застыла на пороге, поправ не только хорошие манеры, но и элементарные правила вежливости.

— Этого мерзавца я знаю, — сквозь стиснутые зубы произнесла я, с ненавистью тыча колотушкой в сторону упомянутого мерзавца. — Вы думаете, кто это? — спросила я полковника.

Оба молча смотрели на меня, не в силах вымолвить ни слова. Так же молча полковник вопросительно взглянул на сопровождавшего меня милиционера.

— Разрешите доложить, ничего не понимаю, — поспешно отозвался тот. — Кажется, гражданка избила наших людей. Поручик сейчас придёт.

Я сдвинулась с порога, пропуская вновь прибывшего. У него была рассечена губа и он вытирал лицо носовым платном. Невзирая на травму, он почему-то улыбался.

— Что происходит? — спросил полковник. — Что все это значит?

— Предмет кухонной утвари в руках женщины — страшное оружие, — объявил пострадавший и любезно поклонился мне. — Напрасно вы нас посылали, товарищ полковник, мы только зря потеряли день. Этой скалкой пани смогла бы разогнать целый батальон.

И, обратясь ко мне, добавил:

— Честное слово, когда здесь, на стоянке, вы ринулись на нас, у меня душа ушла в пятки. Никогда в жизни мне не было так страшно.

— Ведь я же вас просил не бить наших! — полковник с упрёком посмотрел на меня, и глаза его весело заблестели. — А теперь, — обратился он к своему подчинённому, — доложите, что случилось и почему гражданка в таком виде?

— Её пытались задержать. Двое мужчин остановили машину, в которой она ехала, и попытались увезти её, причём один уже сел за руль её машины. Я не совсем понял, что произошло. — Тут он обратился ко мне: — У них что, не было ключей от зажигания?

— Вот именно, — с мрачным удовлетворением подтвердила я. — Пытались вырвать их у меня. Как же!

— Так я и думал, но было темно, и я не все смог разглядеть. Мы ехали сразу за «ягуаром» и бросились пани на помощь, но она разогнала нападавших прежде, чем мы подоспели. Не убила же она их только потому, что при виде нас они сбежали. Я хотел помочь ей сесть в машину и узнать, не ранена ли она, но так как она и меня хотела огреть своей деревяшкой, я счёл за лучшее оставить её в покое. Мы не смогли преследовать нападавших, так как нашей задачей было сопровождение гражданки. А знаете ли вы, — тут он опять обратился ко мне, — что мы из-за вас чуть под трамвай не угодили?

— Ну что вы на это скажете? — спросил меня полковник со вздохом.

Я недоверчиво выслушала отчёт поручика и решительно заявила:

— Все это враки. Он гнался за мной на «сирене». И мешал мне сесть в машину. И пусть объяснит, как это он умудрился не отстать от меня на своём драндулете. Или эти «сирены» у вас были понатыканы по всей трассе?

— Сказать? — спросил поручик полковника.

Тот кивнул:

— Скажите. Иначе эта женщина не успокоится.

— На «сирене» установлен двигатель от «ягуара», — объяснил поручик. — Но, учтите, это служебная тайна, никто не должен знать. Ну и кое-какие ещё детали — сцепление, коробка скоростей, ещё кое-что. От «сирены» остался, по сути дела, только кузов.

— А подвеска? — поинтересовалась я неожиданно для самой себя.

— От «фольксвагена».

— И держится?

— Вроде держится. Приварили на совесть…

— Послушайте, давайте кончим с технической частью, — перебил полковник. — Что будете пить — чай, кофе?

— Я напьюсь воды прямо из-под крана. Ну что, теперь убедились? Я была права, когда не хотела выходить на дому. И меня не так-то легко переубедить. Но вернёмся к присутствующим. Так кто же этот человек, по-вашему?

— По-моему, это наш сотрудник. Сколько лет вы у нас работаете, майор?

— Четырнадцать, — улыбнулся майор, и тут я вспомнила, откуда его знаю. Мы с ним вместе были на одной из городских конференций. Он тогда ещё рассказал мне много интересного о деятельности контрабандистов.

— Ох, извините, — я испытала нечто вроде укоров совести и решилась наконец сесть. — Ну, хорошо, так и быть, дайте мне немного холодной воды и горячего кофе. Но чтоб все пили то же самое!

— Разрешите нам хоть воду не пить, — попросил полковник, и я вдруг почувствовала, как атмосфера разрядилась. Мир вроде бы приходил в норму, но пока в это трудно было поверить.

С гневом и возмущением рассказала я о событиях последних трех дней, хотя это и нелегко мне далось — столь сильно укоренилось недоверие ко всем на свете. Рассказала я и о роли Дьявола.

Присутствующим я лишь изложила факты и воздержалась от комментариев. Полковник слушал внимательно, весёлый блеск в его глазах погас. Потом он взглянул на поручика.

— «Фольксваген» въехал во двор в шестнадцать ноль восемь, — доложил тот. — В машине два человека. До отъезда гражданки находились во дворе.

Полковник повёл подбородком, и поручика как ветром сдуло.

Не знаю, откуда взялась секретарша в столь позднее время, но она принесла кофе для всех и воду для меня. Воду я выпила, а свою чашку кофе демонстративно заменила на чашку майора, дождавшись, когда он положил себе сахар и размешал его. Можно сказать, не успел человек и рта раскрыть… Глубокие корни пустила во мне подозрительность.

Под рукой у полковника звякнул звонок. Он нажал кнопку.

— Приехали, — приглушённым голосом информировал стол.

— Пусть войдут, — распорядился полковник и обратился ко мне: — Прибыли представители Интерпола. Я лично ручаюсь за них. В состоянии вы с ними говорить или опять станете обижать их?

— Не знаю, — мрачно ответила я. — Посмотрю.

В комнату вошли два человека. Я знала обоих. Первым был весь отливающий розовым лысый боров, вторым — мужчина, который на пальмирском шоссе налил бензин в мою машину.

Я проявила потрясающую выдержку. Никаких резких жестов, никаких обидных слов. Просто я медленно поднялась и отошла к креслу, стоящему в углу у стены. Обеспечив безопасность тыла, я присела на подлокотник кресла. В правой руке я держала колотушку, в левой, лязгнув, открылся пружинный нож.

— Несколькими фразами я с ними обменяюсь, — холодно заявила я полковнику, — но отсюда я выйду лишь под эскортом вооружённых милиционеров. Этот лысый у меня уже в печёнках сидит, а второй подвернулся мне под Пальмирами, там, где меня собирались пристукнуть. Бензинчик мне напивал! И вы хотите, чтобы я их приняла за сотрудников Интерпола и все им рассказала? Да я лишь потому-то и жива до сих пор, что не болтала! Пожалуй, и дальше помолчу.

— Да что же это такое! — в отчаянии воскликнул полковник и отёр пот со лба. — Господа, я бессилен что-либо сделать, — обратился он по-французски к вошедшим. — Мадам пришлось много пережить, этим объясняется её… гм… странное состояние. Не знаю, что и делать. Боюсь, придётся пригласить врача.

— Простите, может быть, разрешите попробовать мне, — тихо произнёс по-польски пальмирский проезжий.