Дарья Донцова - Дама с коготками

– А если иногородняя, вы выбросите ее из больницы?

– Не говорите глупостей, – обозлилась девушка, – просто нужен полис. Медицина сейчас страховая.

Ага, от слова «страх». Я порылась в сумочке и вытащила пару купюр.

– Отдайте доктору и медсестрам. Если не найдем полиса, оплатим пребывание в больнице. Понимаете, в квартире взорвался газ, скорей всего, документы сгорели.

Медсестра спокойно взглянула мне в лицо:

– Оплата производится через кассу. Первый этаж, комната 12. Не надо оскорблять дежурную бригаду, совать нам деньги. Все, что нужно, сделают и так. Или вы думаете, что за мзду будем больше стараться?

Да, именно так я и думаю, но не говорить же это вслух.

Строгая девица вздохнула:

– Найдете полис – хорошо, не найдете – идите в поликлинику по месту жительства, дадут дубликат. И не предлагайте доллары медперсоналу. У нас это не принято.

Она ушла, а я осталась стоять с раскрытым ртом в коридоре. Ничего не понимаю! Может, в этой клинике работают монахи?

Я просидела в больнице долго. Чуда не произошло. В десять вечера Марина скончалась. Поймав такси, я поехала домой. Как же мне было тяжело! На душу словно камень лег. Я даже расплакалась, но, подъезжая к дому, утерла слезы. Не стану ничего рассказывать домашним. Поднимусь быстренько наверх и лягу в постель.

На следующий день я чувствовала себя совершенно разбитой. Проспала до обеда и еще сонная спустилась вниз, когда Маня приехала из лицея.

– Вот сегодня точно посидишь со мной, – возликовала она, – в академии полы не высохли.

Я помотала головой:

– Делай уроки, мне надо съездить в магазин.

Мне просто необходимо было восстановить душевное равновесие, и я прибегла к испытанному методу. Сначала отправилась в Дом книги «Молодая гвардия» на Полянке и скупила почти весь ассортимент детективов, затем пошлялась по ГУМу, приобретя кучу ненужных вещей. Завершила поход в любимом «Макдоналдсе». Короче, пробыла в городе до одиннадцати, пришла в себя и даже захотела спать.

Но уснуть в эту ночь так и не пришлось. В холле встретили взбудораженные Зайка и Аркадий. Перебивая друг друга, они принялись выкладывать страшные новости.

Марусе позвонили из Ветеринарной академии и сообщили, что занятия все же состоятся. Обрадованная девочка попросила Зайку довезти ее до метро. Как всегда, около десяти Кешка подъехал к академии и с удивлением узнал, что в здании на втором этаже покрыли паркет лаком и лекции отменены.

Решив на всякий случай проверить, так ли это, сын побродил по первому этажу, но Мани не нашел. На втором этаже вообще никого не было и сильно пахло лаком. Встревоженный Кешка явился домой. Они с Зайкой подумали было, что Маня приехала в академию и, узнав, что семинара не будет, отправилась к Чаловым или Хейфецам в гости. Странно только, что никому не сообщила об этом по телефону. Ни Оля, ни Саша не видели Маню.

– Может, Машка возвращалась домой и попала в аварию? – предположила Зайка. – Или пошла куда-нибудь, а нам сказала, что идет на занятия.

Я заметалась по комнате. Маруся никогда не врет, вообще никогда. С самого детства – может надуться, но скажет правду. Промолчать, утаить информацию – сколько угодно. Соврать – нет. Раз сказала в академию, значит, туда и поехала. К тому же мы запрещаем ей пользоваться такси, а тем более частниками, хотя деньги у нее всегда есть. Мы не раз обсуждали, что делать в случае нападения грабителя. И я знала, дочь не станет сопротивляться, а отдаст сразу серьги, колечко и кошелек. Для насильников у нее припасен электрошокер. Запрещенная в России, но весьма эффективная электрическая дубинка. Аркашка привез из Америки три штуки. Маленькая, чуть больше карандаша, она поражает ударом тока. Заманить Машку куда-нибудь невозможно. Никакими посулами. Она слишком умная и с посторонними никуда не пойдет, если даже пообещают показать коллекцию Барби.

Выпив залпом полстакана виски, я позвонила дежурному по городу. Тот официально сухим голосом велел обратиться в бюро несчастных случаев, но все же поинтересовался:

– Сколько лет девочке?

– Тринадцать.

– Не надо волноваться, скорей всего, загуляла с мальчиками.

Да не гуляет Манька ни с какими мальчиками! Всех ее кавалеров – Дениску, Мишку и Сережку – после девяти не выпускают из дому.

Дрожащей рукой я стала тыкать в кнопки. В бюро трубку взяли на тридцатый звонок.

– Алле, – прогнусавил раздраженный голос.

– Девочка пропала.

– Как выглядит?

– Полненькая, волосы русые, глаза голубые, тринадцать лет.

– Особые приметы?

– Вроде никаких. Одета в джинсы, розовый пуловер и черные сапоги. Куртка «дутая» синего цвета.

Трубка помолчала, потом пролаяла:

– Приезжайте, есть похожая.

Зайка и Кеша, с побелевшими лицами, так дрожали, что никак не могли попасть в рукава курток. Всю дорогу до морга мы тупо молчали и внутрь вошли, держась за руки.

Мрачная баба выкатила каталку и сдернула грязную, бурую простыню. Я уставилась на труп, чувствуя, что отлегло от сердца.

Мертвой девушке было не меньше семнадцати. Крашеная блондинка, на животе шрам. Тут же находились вещи. Джинсы, но не «Levi's», и кофта – не розовая, а бордовая. Кровь бросилась в голову, уши загорелись огнем, стало невыносимо жарко, потом холодно, пол кинулся навстречу, и я потеряла сознание.

Резкий, омерзительный запах проник в ноздри. Глаза открылись сами собой. Надо мной, дыша в лицо перегаром, склонился санитар со смоченной нашатырем ваткой в руке. Я села на грязном полу. Каталку с трупом уже увезли. Какое счастье, что это не Маня. И какой все-таки ужас. Ведь у убитой тоже есть мать!

Зайка с Аркадием помогли встать. Спотыкаясь, я добрела до машины и упала на заднее сиденье. В салоне успокаивающе пахло Олиными духами и Аркашкиными сигаретами. Внизу на коврике валялась оброненная Марусей белая варежка. Господи, вдруг ребенок пришел домой и ткнулся носом в закрытые двери!

На всей скорости понеслись обратно. Но надежда оказалась напрасной. В растерянности сели в холле. Что делать? Почему Машка не позвонила? И тут зазвонил телефон. Я схватила трубку и прохрипела:

– Алло!

– Добрый вечер, – вежливо сказал не то женский, не то мужской голос. – Надеюсь, вы не очень испуганы? Машенька у меня, жива, здорова и передает вам привет.

– Кто вы?

Голос тихо засмеялся:

– Не могу прямо ответить на этот вопрос.

– Что вы хотите?

– Немного. Всего сто тысяч долларов, для вас не слишком крупная сумма. Обязательно мелкими купюрами – по десять и двадцать баксов. Сложите их в сумку. Завтра в 22.00 позвоню и скажу, что вы должны делать дальше. И еще…

– Что?

– Дорогая, к чему такая торопливость! Во-первых, вы прекратите свои дурацкие расследования и никому не скажете о том, что сообщила вам в «Скорой помощи» умирающая Марина.

– Откуда вы знаете, что я была вместе с ней в машине?

Голос опять рассмеялся:

– Милая, когда суетесь не в свои дела, крайне опасно появляться на телеэкране, тем более в такой популярной программе, как «Дорожный патруль». И не перебивайте меня. Итак, будете вести себя тихо-тихо, не станете обращаться в милицию и похороните всю известную вам информацию. В противном случае Маруся никогда не вернется домой.

– Дайте девочке трубку.

Послышался шорох, треск, потом звонкий голосок произнес:

– Мамусечка, я жива, и мне не сделали ничего плохого.

– Детка, ты где?

Снова раздался треск, и голос произнес:

– Хватит, если сделаете все, как велено, скоро встретитесь с дочерью.

Раздались гудки. Я уставилась на сына с невесткой, они на меня. До девяти утра просидели в столовой, наливаясь кофе. От возбуждения совершенно не хотелось спать. Еще не было одиннадцати, когда я пришла в кабинет управляющего банком.

Семен Николаевич знает, какими суммами мы располагаем, поэтому каждый наш визит обставляется весьма торжественно. Только я подхожу к окошку и протягиваю документы, как за спиной оператора возникает сам управляющий. Мило улыбаясь, он ведет меня в кабинет, а там кофе и великолепный коньяк. Деньги в фирменном конверте я получаю из рук в руки.

Однако на этот раз вышла заминка. Услышав, что мне нужны сто тысяч купюрами по десять и двадцать долларов, Семен Николаевич вскинул бровь:

– Придется немного подождать.

Я кивнула, и мы завели беседу о последней выставке молодых художников. Банк поддерживает юные дарования, покупая у наиболее талантливых картины и скульптуры. Семен Николаевич как раз хвастался новым протеже, обнаруженным в Екатеринбурге, когда в кабинет вошла секретарша. На этот раз вместо конверта в ее руках был бумажный пакет с веревочными ручками. Она поставила его на обитый зеленой кожей стол и удалилась. Пересчитывать деньги в подобной ситуации не принято, и я положила пакет в большую сумку.

Семен Николаевич проводил меня до двери, затем помялся и сказал: