Ирина Хрусталева - Гувернантка в набедренной повязке

«Ничего, доктор обещал, что еще пару недель осталось потерпеть, а потом можно будет снимать гипс, и тогда я уеду домой, – думала девушка, сама себя успокаивая. – Герман прав, я не могу допустить, чтобы мама возилась со мной. У нее слабое сердце, всего год прошел после инфаркта. Пусть спокойно живет на даче, отдыхает и ни о чем не думает. Она и так чуть ли не через день носилась сюда ко мне в больницу, и я прекрасно видела, насколько ей это тяжело. Как же плохо без папы», – вздохнула Карина, и на ее глаза навернулись слезы от воспоминаний об отце.

Эдуарда Константиновича похоронили чуть больше года назад, он умер от рака прямой кишки. До сих пор девушка не может простить себе, что не настояла на том, чтобы отец согласился на операцию. Вернее, он согласился, но только тогда, когда было уже поздно, а до этого терпел, сколько мог. Врачи разрезали его и сразу же зашили, потому что метастазы разрослись по всему пищеводу, и помочь ему уже было нельзя. Карина сама разговаривала с хирургом, и он сказал ей тогда, что, если к нему обратились хотя бы полгода назад, еще оставалась бы надежда на спасение.

– Прямая кишка – это такой орган, который всегда можно практически полностью вырезать и заменить чем-то другим. Мы очень хорошо делаем такие операции, и в восьмидесяти процентах из ста пациенты выздоравливают, – объяснял тогда Карине доктор. – Не совсем, конечно, выздоравливают, но, во всяком случае, не умирают. Единственное неудобство – это строгая диета и никакой твердой пищи. В вашем случае слишком поздно что-либо предпринимать, пищевод вашего отца стал похож на решето, простите за откровенность. Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь ему. Я удивляюсь, как он вообще мог терпеть такие боли столько времени, – разводил руками хирург. – Сейчас все, что мы можем сделать, – это хоть как-то обезболивать его, пока не наступит конец.

После этого Эдуард Константинович прожил еще две недели, и все это время его жена, мама Карины, дежурила в больнице у его постели. После похорон у нее и случился инфаркт, и сейчас женщина не могла прожить без таблеток и дня. Родители Карины были во всем примером для нее, и, наверное, их любовь, которая проявлялась во всем, и воспитала в девушке мечтательницу и романтика. Она мечтала именно о такой вот любви, какую видела перед собой с самого детства, и на меньшее была не согласна. Да, Герман был заботлив и внимателен по отношению к ней, но не было чего-то такого, от чего замирало бы сердце и кружилась голова. Не хватало чего-то такого, о чем пишут в любовных романах, а девушка прочла огромное их количество еще в школьные годы.

Через полчаса машина подъехала к дому Германа, и один из охранников отнес Карину к лифту. Там он передал ее на руки хозяину, и тот уже сам внес ее в дверь, когда лифт довез их до квартиры.

– Ну, вот и приехали, – проговорил Герман, с нежностью глядя на девушку. – Я очень рад, что ты поживешь у меня, пока будешь выздоравливать. По крайней мере, я буду совершенно спокоен, зная, что за тобой здесь будет достойный уход. Сейчас я отнесу тебя в комнату, где ты будешь жить это время, она как раз напротив моей спальни. Если тебе что-нибудь понадобится, я всегда буду рядом.

– Спасибо, Гера, ты очень внимателен, – улыбнулась Карина. – Я в самом деле очень тебе благодарна. А уж за маму – вдвойне. Она звонила мне и рассказывала, что ты постоянно следишь за тем, чтобы у нее не кончались лекарства, да еще и продукты привозишь. Спасибо тебе, ты настоящий друг, – еще раз искренне поблагодарила она молодого человека.

– Не нужно никаких благодарностей, ты же прекрасно знаешь, что делать что-то для тебя и твоей мамы мне в удовольствие. Вот ты все никак не хочешь дать согласие выйти за меня замуж, а напрасно. Знаешь, как бы я ухаживал за тобой? Как за принцессой, – вздохнул Герман и посмотрел на Карину с хитрой улыбкой. – Может, все же согласишься и распрощаешься со своей холостяцкой жизнью, а?

Он внес ее в комнату и осторожно положил на широкую двуспальную кровать.

– Гер, мы же договорились, что ты не будешь на меня давить, – нахмурилась Карина. – Мне, честное слово, сейчас не хочется об этом говорить, я имею в виду замужество.

– Я и не собирался на тебя давить. С чего ты это взяла, любимая? – усмехнулся мужчина. – Я лишь хотел сказать, как много ты теряешь, не будучи моей женой, – с некоторым пафосом произнес он.

– Став твоей женой, думаю, я потеряю намного больше, – сделала ответный удар Карина.

– Ой, ой, с чего это такие упаднические мысли? – засмеялся Герман. – Я что, серый волк, а ты – семеро козлят?

– Нет, как раз напротив, ты слишком покладист, слишком уступчив, слишком шоколадный. Одним словом, белый и пушистый, – смешно сморщила нос Карина.

– Так в чем же дело, Кариночка? Чем тебя такой муж не устраивает? – разведя руки в стороны, снова засмеялся мужчина.

– Ты меня не дослушал. Это ты сейчас белый и пушистый, а как только я стану твоей законной супругой, ты сразу же посадишь меня в свою золотую клетку и задавишь как личность, – буркнула девушка.

– Что значит – задавлю как личность? – тут же нахмурился Герман, и улыбка пропала с его лица, будто ее там и не было. – Я не понимаю, о чем это ты.

– Да все ты прекрасно понимаешь! Ты никогда в жизни не потерпишь, чтобы твоя жена работала и делала карьеру. Я слишком давно тебя знаю и очень хорошо изучила твой характер. А моя работа для меня очень важна, я просто не смогу без нее существовать.

– А если бы я дал тебе обещание, что не буду препятствовать твоей карьере, ты бы дала согласие стать моей женой? – спросил Герман и пытливо посмотрел на Карину.

– Ну, тогда я, по крайней мере, как следует подумала бы над твоим предложением, – улыбнулась девушка. – Честно, честно, – увидев недоверчивый взгляд друга, закивала она головой.

– Ну хорошо, тогда я тоже подумаю над твоим условием, – задумчиво проговорил молодой мужчина. – Хотя не буду скрывать, что мне это совсем не нравится. Ты же прекрасно знаешь, какое положение я занимаю в обществе, и меня просто не поймут, если моя жена будет носиться как ненормальная по судам и ворошить чужое грязное белье на бракоразводных процессах, – немного раздраженно высказался он.

– Та-ак, – протянула Карина и хмуро посмотрела на Германа. – Это почему, интересно, ты называешь меня ненормальной? И ворошить, как ты выразился, грязное белье – это моя работа адвоката. И ворошу я это белье не ради удовольствия, а ради того, чтобы хоть чем-то помочь той семье, которая разваливается. Я стараюсь хоть что-то сделать, потому что зачастую в такой семье имеются дети, которые в первую очередь и страдают. А уж если у меня не получается сохранить семью, то я пытаюсь хотя бы отстоять права этих самых детей с наибольшей для них выгодой. Смею заметить, что это еще в моих силах, я, к твоему сведению, очень даже неплохой адвокат, – вздернула она нос. – Вот видишь, Герман, ты еще мне не муж, а уже говоришь о моей работе в таком недопустимом тоне, – обиделась Карина. – А потом удивляешься, что я отказываю тебе! Пойми, Гера, я пять лет училась в университете, а потом еще два года в магистратуре не для того, чтобы стать домохозяйкой. Я сидела за компьютером и конспектами как проклятая, ночей не спала, чтобы получить диплом с отличием. И все для того, чтобы забить на свою карьеру? Тебе же прекрасно известно, что совершенно случайно меня рекомендовали в международный союз адвокатов, и моя задача теперь доказать, что я достойна этого. Не думай, что, помимо профилирующих предметов, так просто и легко выучить два языка в совершенстве, да еще и на профессиональном уровне! В адвокатуре своя лексика, и уметь ее выразить не только на русском языке, а и на других языках не так просто, как может показаться. За этот год, пока я носилась по районным судам, я очень многое сделала, и мой карьерный рост – это моя заслуга. Понимаешь, Гер, именно моя, и ничья больше! Я не сплю с нужными людьми и заместителями этих нужных людей, как это делают многие ради карьеры. Чтобы продвигаться дальше, я просто работаю. Хорошо работаю, добросовестно, с полной самоотдачей, и мне это нравится, – объясняла девушка, запальчиво жестикулируя. – И ты думаешь, что я должна вот так запросто отказаться от своей дальнейшей карьеры и от перспективы все-таки попасть в этот союз? Да никогда в жизни! Женщина только тогда остается женщиной, когда она реализована как личность. Только тогда ее будут уважать окружающие и в первую очередь муж. Это моя точка зрения, и переубедить меня в обратном не сможет никто, – твердо подытожила она.

– Но у любой женщины есть определенные обязательства еще и перед природой, – возразил Герман. – Она должна иметь семью, рожать детей и сохранять семейный очаг. Как ты на это смотришь?

– Здесь я, пожалуй, с тобой соглашусь, но только на пятьдесят процентов.

– Почему же только на пятьдесят? – удивленно приподняв одну бровь, поинтересовался Герман.