Наталья Александрова - Капкан для принцессы

— Ты куда? — сердито бросил он ей. — Возвращайся в дом, пока тебя не хватились.

— Мне никак нельзя возвращаться! — чуть ли не в слезах выкрикнула Лола, едва поспевая за ним. — Ты что, не мог мне помочь? Этот боров едва не трахнул меня!

Маркиз только махнул рукой.

Свернув за угол, он увидел темный силуэт «опеля» и в два больших шага подлетел к машине. Протянув руку к дверце, застыл на месте. На переднем сиденье рядом с местом водителя сидел человек — лысый толстяк в твидовом пиджаке.

— Какого черта, Шульц? — возмущенно выкрикнул Маркиз, распахнув дверцу. — Как вы объясните…

Слова застряли у него в горле. Шульц сидел, неподвижно уставившись перед собой широко раскрытыми неживыми глазами. На его виске темнела неровная рана, со сгустками запекшейся крови.

Маркиз отшатнулся от трупа, резко втянув воздух сквозь сжатые зубы, и повернулся к Лоле:

— Это ловушка, беги!..

Но бежать было уже поздно. Вспыхнули ослепительные лучи автомобильных фар, и Лола с Маркизом замерли в их мертвенном свете, как артисты на сцене в финале кровавой трагедии.

— Стоять неподвижно! — прогремел усиленный мегафоном голос. — Руки положить на крышу автомобиля!

Тяжелой походкой неотвратимого рока к ним приблизились двое немецких полицейских, обшарили наглыми руками, защелкнули на запястьях наручники, грубыми толчками загнали в полицейский микроавтобус с зарешеченными окнами и повезли под завывание сирены по темным пустым улицам.

Короткая поездка, снова — грубые руки, толчки, ступени, ярко освещенные коридоры полицейского участка, пустая голая комната, направленная в лицо лампа…

— Вы хотите сделать заявление?

— Нет.

— По какой причине вы убили Гельмута Ланга?

— Не знаю такого.

— Человек, найденный мертвым в вашей машине.

— Я его не убивал.

— Вы задержаны на месте преступления. На орудии убийства — ваши отпечатки пальцев…

— Какое орудие убийства?

— Разводной ключ.

— Я его не убивал.

— Вы хотите сделать заявление?

Лолы рядом не было, Маркиз понял, что их развели по разным комнатам и ее сейчас тоже допрашивают. Свет лампы резал глаза, хриплый голос бил и бил по барабанным перепонкам:

— Что вы делали в доме господина Тизенхаузена?

— Я там не был.

— Что вы знаете о краже картины Рубенса «Кающаяся грешница»?

— Ничего не знаю.

— Гельмут Ланг был вашим сообщником?

— Я не знаю такого.

— Вы хотите сделать заявление?

— Нет.

— Ваша сообщница все нам рассказала!

— Что именно?

— Вы хотите это узнать?

— Мне все равно.

— Вы хотите сделать заявление?

— Нет «Вы хотите…» «Нет…» «Вы…» «Нет…»

Лампа погасла, воцарилась блаженная тьма. Раздались шаги. Маркиз приоткрыл измученные глаза. Один человек вышел из комнаты, другой вошел — худощавый, невысокий, сутулый, с кривым носом и насмешливым длинным лицом.

— Вы понимаете, господин Марков, — начал вошедший, не успев сесть на жесткий стул, привинченный к полу, — вы понимаете, что положение ваше незавидно. На основании многочисленных улик вас признают виновным в убийстве Гельмута Ланга.

— Я его не убивал, — устало повторил Маркиз.

Кривоносый поморщился:

— Да не повторяйте вы это как попугай. Это вам не поможет. И совершенно не важно, убили вы его или нет. Вас хотят трахнуть — и вас трахнут! Для этого есть все возможности. Версия будет такая: вы в сговоре с Лангом украли из дома Тизенхаузенов картину, не поделили ее с соучастником и убили его. Картину, кстати, вы успели куда-то спрятать. Девушка, которая была с вами, тоже получит приличный срок за соучастие. Поймите, господин Марков, — вы здесь, в Германии, чужие, и вы никому не нужны. С вами сделают все, что захотят.

— Я так понимаю, — проговорил Леня, облизав пересохшие губы, — что вы — тот самый добрый дядя, которому я нужен и который по этой причине хочет мне помочь?

— Я не добрый дядя, — кривоносый усмехнулся, — я деловой человек, и я хочу предложить вам сделку.

— Я с удовольствием послушаю, что вы хотите мне предложить, только, знаете ли, обсуждать деловые предложения как-то приятнее без наручников. Я, конечно, понимаю, что не в моем положении — диктовать условия, но думаю, что снять с меня наручники, дать мне стаканчик кофе и назвать свое имя — вполне в ваших силах.

Кривоносый господин усмехнулся, чуть склонил голову и нажал кнопку звонка. На пороге вырос двухметровый, коротко стриженный орангутанг в полицейской форме и вопросительно взглянул на кривоносого, потирая пудовые кулаки.

— Э.., офицер, снимите с заключенного наручники и принесите ему кофе.

Мне тоже.

«Он не из полиции, иначе знал бы, как зовут офицера, — сообразил Леня, — но при этом достаточно влиятелен для того, чтобы ему приказывать. Кто же это такой?»

Орангутанг разочарованно засопел, но беспрекословно подчинился. Маркиз потер руки и, пока детина ходил за кофе, с интересом разглядывал своего визави.

— Вы можете называть меня герр Вольф, — насмешливо проговорил тот.

— Думаю, это не настоящее ваше имя, но сойдет и такое.

— Конечно, ведь вам нужно как-то ко мне обращаться. Как, кстати, вы называли покойного Гельмута Ланга?

— Никак, — Маркиз поморщился. — Я его ни разу не видел до сегодняшней ночи.

— Как хотите, как хотите…

Орангутанг принес два пластмассовых стаканчика скверного кофе и удалился.

— Итак? — проговорил Маркиз, прихлебывая горячую бурду. — Зачем я вам понадобился?

— Дело в том, — начал Вольф, откинувшись на спинку неудобного стула и обхватив тонкими руками колено, — что у господина Тизенхаузена было две дочери.

Пауза затянулась, и Маркиз, чтобы прервать ее, спросил:

— Какое отношение ко мне имеет состав его семьи?

Герр Вольф прикрыл глаза тяжелыми веками и продолжил:

— Его младшая дочь пребывает в добром здравии и находится в родительском доме, старшая же несколько месяцев назад погибла. Погибла она у вас, в России. Господин Тизенхаузен очень тяжело переживал смерть дочери, что, однако, не помешало ему получить очень большую страховку. А некоторое время назад мы получили косвенную информацию о том, что девушка жива. Да, я не сказал вам, что представляю страховую компанию, которая выплатила страховку.

— Какой, однако, удивительной властью обладают в вашей стране страховые компании! — с иронической усмешкой произнес Маркиз. — Вы можете даже приказывать офицерам полиции!

— Я же сказал, что мы выплатили очень большую страховку. А большие деньги — это большая власть.

— Так чего же вы хотите от меня? — устало проговорил Маркиз.

— Мы хотим, чтобы вы с вашей подругой поехали в Россию и нашли фройлен Тизенхаузен. Или неопровержимое подтверждение ее смерти. Лучше — ее саму.

— Как же получилось, что вы заплатили страховку, не убедившись в смерти девушки?

— Безусловно, мы получили достоверные доказательства. Если мы с вами найдем общий язык, я ознакомлю вас с ними. Но любые доказательства могут оказаться фальсифицированными. Поэтому я и сказал вам, что лучшим результатом вашей поездки будет живая фройлен Тизенхаузен.

— Что будет со мной и с Лолой, если Я откажусь от вашего предложения? — осведомился Леня.

Герр Вольф пожал плечами:

— Трудно сказать… Возможно, десять лет, возможно, больше… Я не берусь предсказывать решение суда. Девушка как сообщница получит несколько меньше.

Маркиз допил остывший кофе и поморщился:

— То есть, герр Вольф, вас следует понимать так, что вы делаете мне предложение, от которого я не смогу отказаться.

— Отчего же? — Вольф насмешливо пожал плечами. — Пока человек жив, у него всегда есть выбор.

— Это всего лишь цитата, — пояснил Маркиз, — в моей любимой книге «Крестный отец» старый гангстер называл так предложение, сделанное под дулом пистолета.

— Вы видите у меня в руках пистолет? — Герр Вольф высоко поднял руки. — Я принципиально никогда не ношу оружия.

— Ладно, оставим эту пикировку. — Маркиз поставил на пол пластмассовый стаканчик. — Если уж вы не оставляете мне выбора, давайте хотя бы перенесем наш разговор в более приятное место, а то сами эти стены, — Леня обвел рукой унылую комнату, выкрашенную в безнадежный и официальный грязно-зеленый цвет, — сами эти стены внушают мне пессимизм и неуверенность в будущем.

Через час Маркиз, Лола и герр Вольф сидели в гостиничном номере, потягивая настоящий, хорошо заваренный мокко.

Лола была в халате, с головой, обернутой полотенцем на манер тюрбана, — она сказала, что не способна разговаривать ни о каком деле, пока не смоет с себя запах полицейского участка, а Маркиз потребовал ее участия в разговоре, заявив, что она — его полноправный партнер и поэтому должна выслушать весь рассказ из первых уст.

— Итак, — начал герр Вольф свой рассказ, — старшая дочь господина Тизенхаузена, фройлен Моника, была девушкой увлекающейся, темпераментной и всегда доставляла своему отцу немало забот. Молодежь, знаете ли.., как говорят у вас в стране — проблема отцов и детей.