Светлана Бестужева - Мужчина для досуга

– Ну, и что же ты вытворяешь? – спросил муж. – Сколько можно говорить, что работать нужно с умом, а главное – знать меру. Опять переутомилась, опять кричишь во сне, опять какие-то твои детективные кошмары…

Господи боже ты мой, все это, оказывается, было сном! Кошмарным, длинным, нелогичным сном. Вот он, Валерий, живой-здоровый, я по-прежнему в своей комнате в пречистенской квартире среди привычных и любимых вещей и предметов, за окном золотятся купола храма Христа Спасителя на фоне ярко-голубого весеннего неба, и меня не терзает чувство невыносимого одиночества.

– Больше не буду, – весело ответила я. – Честное пионерское. Мне приснился такой глупый сон, ты себе не представляешь…

И тут я обнаружила, что в облике моего мужа что-то изменилось. Он смотрел на меня, но у него не было глаз. Пустые глазницы под веками. И хотя он говорил, голос его звучал не в комнате, а где-то внутри меня. В моем сознании.

– Ты провинилась. Ты позволила сжечь меня, хотя знала, что я этого не хотел. Ты допустила, чтобы квартира моих родителей досталась чужим людям. Ты заслуживаешь наказания.

От ужаса у меня перехватило дыхание. Я попыталась закричать – голоса не было. Я хотела встать – но что-то тяжелое навалилось на грудь и не давало даже шевельнуться. А из стены выступило и двинулось ко мне нечто такое, что я из последних сил подняла руку, простонала и…

И обнаружила, что спала одетая в новой квартире на окраине. В комнате стояла плотная завеса табачного дыма, на столе – остатки вчерашнего чаепития, а за окном – неприветливое зимнее утро. Значит, мне ничего не приснилось. То есть приснилось, что приснилось… Тьфу, бред собачий! Впрочем, бред начался накануне поздним вечером. Друг Андрея, назвавшийся Павлом, учинил мне форменный допрос относительно обстоятельств смерти Валерия. Дважды заставил повторить, кто и когда навещал нас с мужем на той, прежней, квартире. Допытывался, были ли у Валерия или у меня враги. При чем тут мои враги, я решительно не могла понять. Во-первых, их у меня нет, мой злейший враг – это я сама (опять же по афористичному определению Валерия). А во-вторых, если бы и были, то пытались бы ускорить мою кончину, а не кого-то еще. Впрочем, еще, как говорится, не вечер.

– Как знать, – загадочно обронил Павел. – Иногда важнее не столько убить человека, сколько заставить его страдать. Как я понял, ни кончина супруга, ни вынужденный переезд удовольствия вам, мягко говоря, не доставили…

Очень остроумно! Глядя на Павла, подтянутого, спортивного вида мужчину лет сорока пяти – пятидесяти, с холодными серыми глазами, трудно было заподозрить в нем завзятого шутника. Скорее наоборот. Хотя внешность слишком часто бывает обманчивой.

– Мне – нет, не доставили, – сухо ответила я. – Но есть такие личности, называются мазохистами, которым подобные приключения доставили бы просто искреннее наслаждение. Вдруг я скрытая мазохистка? Или, как вариант, неунывающая вдова – помните, был такой проходной персонаж у Булгакова?

Но оба моих гостя явно не были расположены к дискуссиям на литературные темы.

– За сколько вы продали вашу прежнюю квартиру? – внес свою лепту Андрей. – Вы ведь имели право на половину. А сколько получили?

Я пожала плечами:

– Получила вот эту квартиру. Какие-то бумаги, конечно, подписывала, но цифр не помню, хоть убейте. Да в любом случае там стояла государственная цена – в рублях. Но не больше восьмидесяти миллионов старыми, уверена. У меня были большие расходы на похороны, я влезла в долги, пришлось кое-что продать. Да и на переезд понадобились деньги. Впрочем, я в любом случае не могла бы перевезти сюда всю обстановку целиком. Три комнаты – это в три раза больше чем одна. Опять пришлось продавать. А у меня с математикой отношения, мягко говоря, сложные.

– А с другими наследниками вы общались?

– Только по телефону. Позвонила мадам, первая супруга моего мужа, и обозначила, так сказать, ситуацию. Спасибо ей за это, кстати. Я настолько умная, что даже не подумала о том, что нужно вступать в какие-то там права. Наследство! Я же совок – прописана в квартире, значит, все в порядке. А времена меняются…

– А как же вы оформляли все дела?

– Через посредника. Мадам нашла какую-то риэлтерскую фирму. Покупатель – кстати, тоже ее находка – появился почти мгновенно, как будто она его в кармане держала, и квартиру смотрел для проформы – одним глазом, чуть ли не на бегу. Наверняка меня одурачили, но, как говорил мой муж, лучше все потерять, чем сожалеть об утраченном. И уж точно – лучше жить на окраине, чем умереть в центре при загадочных обстоятельствах.

– То есть? – в один голос спросили Андрей и Павел.

Я конспективно изложила мои квартирные страсти. Друзья переглянулись, как мне показалось, с пониманием. И еще с каким-то непонятным для меня выражением.

– Так, значит, ни бывшая жена, ни сын в вашей квартире не появлялись? – продолжал меня пытать Павел.

– Нет. Абсолютно в этом уверена. Так что они капсулу точно не подсовывали, если вы это имеете в виду.

– Так быстро схватываете суть – и позволили обвести себя вокруг пальца.

– Я перевожу детективную литературу. Поэтому в мотивах преступлений вполне способна – хотя бы теоретически – разобраться, тем более что природа человеческая везде одинакова. А вот в российских законах…

Павел заметил, что надо бы установить, откуда взялась эта капсула. Отследить ее происхождение. Этим он займется, не сам, конечно, а попросит, кого надо. И вообще, если я ему доверяю, он мог бы все контакты с органами защиты правопорядка взять на себя, а меня просто держать в курсе событий. Так ему представляется наиболее разумно. Переведя для себя его предложение на язык родных осин, я подумала, что держать он меня, может быть, и будет, только не в курсе, а за болвана в преферансе. Чего я терпеть не могу.

– Почему? – задала я вопрос, уже адресованный Андрею какое-то время тому назад. – Почему вы вдруг взялись меня опекать? Зачем вам эта дырка в голове? Андрей мне объяснил, что у него, оказывается, такая манера ухаживать. Слабенькая, но версия. А вам-то, Павел, за каким чертом понадобилось в это ввязываться? Друг попросил? Великая мужская дружба – и место в лодке готовы уступить, и круг спасательный, и помочь за женщиной приволокнуться.

– А вам, Наташа, палец в рот не клади, – усмехнулся Павел. – Все возможные версии вы только что изложили, так что остается одно – сказать правду. Я по роду своей работы расследую всякие необычные происшествия. Капсула с радиоактивным веществом – это не кухонный нож и даже не пистолет, который теперь можно купить чуть ли не на любой толкучке. Если украли одну – могут украсть несколько. А куда их потом определят – неизвестно. Государство у нас сейчас хоть и полуразвалившееся, но какую-никакую безопасность ему надо обеспечивать. Вы согласны?

– «И какой-то референт, что из органов», – раздумчиво процитировала я кстати подвернувшуюся фразу из песни то ли Галича, то ли Высоцкого. – Только такого развлечения в моей жизни и не хватало… Но, похоже, выбор у меня невелик, если вообще существует. Только вы мне какой-никакой документик покажите. Понимаю, что их люди делают, но…

Документ мне Павел показал. Оптимизма мне это не добавило, но хоть какое-то успокоение в мятущуюся душу внесло. Подполковник ФСБ, в девичестве – КГБ, организации, к которой я с детства испытывала уважение, связанное со страхом. Как и большинство моих соотечественников, впрочем. Хотя и неизвестно, насколько компетентны нынешние органы: если верить тому, что пишут в газетах, то они уже давно – филиал ЦРУ, точнее, что-то вроде отдела информации. Американцы спрашивают – наши отвечают, простенько и со вкусом, не нужно тратиться на разветвленную шпионскую сеть, систему хитрых тайников и прочие прелести, о которых я так много читала. И все-таки помочь-то мне этот подполковник, глядишь, и сможет. Его заведение обязано быть в курсе любых секретов и загадок…

И тут я вспомнила о Володькином звонке и о том, что его жена и моя подруга Марина куда-то подевалась. Не дай бог попала в переплет с этим пожаром. Попробую-ка воспользоваться случаем и хоть какой-то толк извлечь из этого бреда.

– А скажите, вы не могли бы мне помочь узнать одну вещь? Мне перед самым вашим приходом звонил приятель, у него жена домой не вернулась с работы. Она в Морфлоте работает, где пожар сегодня…

Показалось мне или нет, но мужчины снова переглянулись.

– Попробую помочь, если разрешите воспользоваться вашим телефоном, – сказал Павел. – Кстати, отключите сигнал автоответчика, если можно, даже мне на нервы действует.

Я настолько ошалела от всех последних событий, что назойливый писк аппарата уже не воспринимала. Чисто машинально нажала на кнопку прослушивания – по-другому эту штуковину не заткнешь. Автоответчик сообщил, что поступили два сообщения.

«Натуля, это я, твой ненаглядный. Как я рад слышать твой неподражаемый, дивный голос. Я уже пришел домой, покушал, теперь буду отдыхать. Если вернешься рано – позвони. Твой любимый Лешенька».