Наталья Александрова - Перстень Калиостро

Алена слегка опомнилась, передумала впадать в истерику и перешла в обычное для нее злобно-вульгарное состояние.

– Ничего я нигде объяснять не буду. Я к этому делу никакого отношения не имею. И вообще – ты уверен, что именно Валерик там убит, ты что, его видел?

– Еще не хватало! Бог миловал! Мария мне его описала. Рыжий, веснушчатый, наколка на руке – якорь, чего тебе еще надо? Второго такого красавца поискать!

– Заткнись, – зло оборвала его Алена. – Ну допустим, это Валера. А я-то тут каким боком? Даже ты с ним никак не связан! С чего ты взял, что в подозреваемые попадешь?

– Ах ты, какая умная! Думаешь, милиция личность его не установит? А ведь он твой родственник какой-то. Ты же сама говорила, что он тебе не то троюродный брат, не то двоюродный дядя, – так что, ты мне лапшу на уши вешала?

– Да, родственник, – заученно отмахнулась Алена.

– А раз родственник, то тебе и начнут задавать о нем вопросы: от кого он узнал адрес Марии Грачевой, да не ты ли ему дала ключи от квартиры той…

– Какие ключи? У меня никогда не было ключей от ее хаты!

– А вот в милиции тебе не поверят. Скажут, раз у меня ключи были, так ты с них копию сняла…

– А не проще ли, дарлинг, предположить, – Алена уже успокоилась и говорила своим обычным насмешливо-издевательским тоном, – что это ты его навел и ключи ему дал?

– Вот я тебе полчаса толкую, что мы с тобой в этом деле являемся самыми главными подозреваемыми. Так что прекрати меня злить и подробно расскажи, что ты Валере сообщила, что он собирался делать, и мы вместе подумаем, как себя вести, что рассказывать, если нас спросят, и вообще какую линию поведения выбрать.

– Ну… – протянула Алена впервые несколько неуверенным голосом, – рассказал ты мне про перстень…

– Дураком был, – вставил Стас.

– Это точно, – ехидно заметила Алена и продолжила: – А я потом поговорила со знающим человеком, и он сказал, что такой перстень может очень дорого стоить. Ты обещал у воблы своей забрать, но дальше обещаний дело не шло…

– Дожимал я ее, дожимал! – нервно вставил Стас. – Но ведь на все время нужно, а тебе сразу вынь да положь!

– Пока ты чего-нибудь добьешься, я уже состариться успею! А в старости женщине ничего не нужно! Пока молодая, хочется по-человечески пожить!

– Вот теперь и поживешь по-человечески – на нарах! – ядовито прокомментировал Стас.

Алена взглянула на него с ненавистью, но продолжила:

– Я поговорила с Валерой. Ничего я у него не просила, ничего не предлагала, просто рассказала о кольце, и что оно на самом деле наше. – Покосившись на Стаса, она уточнила: – Ну твое, семейное, но уж никак не селедки твоей бывшей. А Валера мне ничего не сказал. Я и не думала, что он… туда пойдет. Ну он, верно, захотел нам помочь, проблему решить…

– Ты хоть сама-то веришь в то, что говоришь? – закричал потерявший терпение Стас.

– Отвяжись от меня! – взвизгнула Алена.

– Имей в виду: я ничего не знаю. Не было никакого перстня, я тебе ничего не говорил. Маша про перстень тоже будет молчать, ей неприятности ни к чему. И получается, что это ты нарочно его туда послала, чтобы жену мою бывшую не то убить, не то обокрасть.

– Что? – Алена смотрела на него с такой злобой, и лицо ее так подурнело, что Стас про себя ужаснулся.

– Что слышала! Говори быстро – этот Валера сидел ведь?

– Ну сидел, давно еще, всего два года за хулиганство.

– Значит, завтра они точно его личность установят. А потом и тебя найдут.

Алена подумала немного и решилась:

– Не бойся, не найдут. Потому что Валера мне не родственник.

– А кто он тебе? – ехидно спросил Стас. – Друг детства?

– Ну да, в школе вместе учились.

– За одной партой сидели? – деловито уточнил Стас. И, поскольку Алена молчала, продолжал, накаляясь: – Ты что, думаешь, я совсем идиот?

«Совсем», – подумала Алена, но смолчала.

– Тебе двадцать восемь, а Валера этот лет на десять тебя старше.

Алена вдруг успокоилась и стала с любопытством ждать, когда же до него дойдет очевидный факт, кем ей на самом деле приходится Валера. Но Стас если и догадался, то отреагировал совсем не так, как она ожидала. Он тоже успокоился и спросил, осторожно подбирая слова:

– Ты уверена, что милиция никак не сможет связать тебя с убитым Валерой?

– Уверена, – твердо ответила Алена.

– Ладно. – Стас что-то напряженно обдумывал. – Тогда я завтра уеду в Турцию на неделю, а там видно будет.

«Сейчас смотаюсь на недельку, потом надо будет с Машкой потихоньку отношения налаживать, чтобы она на меня милицию не напустила. Но и с этой, – он исподлобья зло глянул на Алену, – с этой сейчас ссориться не резон, как бы не подгадила чем-нибудь. Вот ведь попал я в историю! Черт дернул меня ей про перстень рассказать!»

После того дня, когда баба Варя впервые показала мне перстень, прошло полгода. Я родила Лешку и перестала к ней ходить, некогда стало. Но однажды, когда Лешка спал после обеда, я заглянула к ней. Застала я бабу Варю в постели. Старуха была бледна и дышала часто и неровно. Увидев открывшуюся дверь, она поманила меня к своей кровати. Я села рядом и спросила, не надо ли чего.

– Нет, милая, – сказала она очень медленно из-за одышки, – все у меня есть. А мучить тебя стариковскими глупостями я не стану. Я вот что хотела… Уж недолго мне осталось, а ведь его нужно кому-то передать…

– Кого? – не поняла я, потому что в голове вертелись нестираные пеленки и детское питание.

Старуха же, ничего не отвечая, полезла под подушку и сразу же вынула оттуда замшевый мешочек, заранее приготовленный. Она вложила мешочек мне в руку и сжала ладонь, будто захлопнув ловушку.

– Что это? – спросила я растерянно. – Перстень ваш? Но мне неудобно.

– Очень даже удобно, – прервала меня баба Варя, – я обязательно должна его подарить, а только с тобой мне было в последнее время легко и весело… С тобой я вспоминала свою молодость, все хорошее, что было тогда в жизни. Пусть этот перстень принесет тебе счастье…

Я была тогда в беспокойном состоянии молодой мамаши, когда по десять раз подбегаешь к спящему младенцу и проверяешь, дышит ли, не захлебнулся ли, поэтому мне совершенно некогда было думать о том, могу ли я принять такой подарок и как к этому отнесутся мой муж и его драгоценная семейка. Перстень мне с первого раза очень понравился, и я спокойно сунула его в карман.

– Только этим не говори, – прошептала свистящим шепотом старуха, указывая крючковатым пальцем на дверь и имея в виду свою родню.

Я кивнула, не очень задумываясь над ее словами и не принимая их всерьез. Я еще немного посидела у старухиного одра, а когда она забылась тяжелым больным сном, тихонько встала и пошла к себе. Про перстень я вспомнила только неделю спустя, когда старуха умерла.

«…Придя домой, я вынул оный камень и взялся за работу. Камень сей я поместил так, будто бы два сказочных чудовища держат его в лапах. Чудовищ тех я сделал подобными льву с головою единорога и с крыльями орла и разместил их в окружении акантовых листьев и еще между этих листьев разместил я несколько машкерок – одни сделал в виде звериных морд, другие в виде ангельских ликов. И так хорошо пошла моя работа, что сам я поразился тому, как тонко удалось мне ее исполнить, и как много изобразить сумел я на столь малом перстне. Должно быть, снизошла на меня благодать Господа нашего, поелику никогда не доводилось мне делать столь тонкой и искусной работы. Закончив сей перстень, я зажег свечу и в блеске ее повернул перстень тот разными сторонами, и показалось мне, будто в черном камне облачка поплыли, как плывут в небе перед закатом, и так мне полюбился тот перстень, что жаль стало отдавать его дочери старого мессера Джироламо. Но тогда вознес я молитву Господу нашему, и он надоумил меня, что только тот подарок – подарок в глазах Его, который до самых слез жаль отдавать, а прочее не стоит и дарить. И вспомнил я доброту упомянутой барышни и отца ее, мессера Джироламо, и пошел к ним с тем перстнем своим, завернув его в малый лоскут черного бархата.

Войдя в покои оного мессера Джироламо и застав там его самого и дочь его, я весьма любезно их приветствовал и сказал: „Поскольку от вас видел я невозможную ласку и приязнь, позвольте мне поднести вам такую малую безделку, вовсе вас недостойную: но как вещица эта вышла из моих рук, то и должна она передать вам всю мою к вам благодарность“. И с этими словами развернул я тот бархатный лоскут и открыл глазам их мой перстень. И на это помянутый мессер Джироламо воскликнул, что не может поверить, чтобы человеческая рука так тонко и прекрасно могла все это сделать, и правда ли, что сам я сотворил сию вещь и не работа ли это великих древних мастеров? На что отвечал я ему, чтобы он, как человек умелый и в искусствах сведущий, взглянул бы вблизи на работу, из чего видно ему будет, что золото недавно вышло из рук мастера. И мессер Джироламо вещь мою оглядел и воскликнул: „Да, мой Бенвенуто! Знал я, что ты искусен во многих тонкостях мастерства, но и то поразил ты меня, ибо такой изумительной работы не приходилось мне еще держать в руках“. А дочь его стояла вблизи, премило потупившись, и румянец столь нежно играл на щеках ее, и она только лишь вздыхала, не говоря ни слова. Когда же я обратился к ней и спросил, понравился ли ей подарок, то Франческа воскликнула: „Любезный мессер Бенвенуто! Поверить я не могу, чтобы человеческая рука могла сотворить нечто подобное! Должно быть, даже Джакопо Ченчи не смог бы ничего подобного сделать!“