Михаил Петров - Гончаров приобретает популярность

– Скрылись. Но скрылись с деньгами, а это для нас самое главное.

– Что-то не улавливаю, – наивно ответил я. – Нельзя ли поподробнее?

– Ищенко больше переживает не за шефа, а за потерянные деньги, – досадуя на мою непробиваемую глупость, повысил голос тесть. – Ты понимаешь мою нехитрую мысль?

– Понимаю, но что-то не хочется мне всем этим заниматься.

– Можно подумать, у тебя есть счет в Швейцарии.

– И не один. Алексей Николаевич, мне кажется, что нам пора двигаться в сторону кухни. Мой нос учуял жареную картошку, а если перед тем, как к ней приступить, мы хорошенько закусим огурчиком, то будет восхитительно.

– Было бы что закусывать, – недовольно проворчал он.

– Мне показалось, что в верхнем ящике вашего стола что-то пищит.

Вечером следующего дня я стоял у подножия небольшого утеса, где так любил бывать Алексей Михайлович Крюков. Покрыт он был травой и буйным кустарником, а кое-где даже торчали слабосильные деревца. Заходящее солнце било прямо во фронт, явственно выделяя известковые обнажения, и в их массивах отчетливо виднелись черные дыры пещер и гротов. Всего я насчитал их полтора десятка, но это только видимых, а сколько их скрывается за цепко сплетенным кустарником? Сколько порушено временем и ветрами? Об этом можно только догадываться. Что и говорить, неразрешимую загадку задал мне поп. И не только мне, если брать во внимание смерть Марии Андреевны. Кому-то эти церковные канделябры и купели очень и очень понадобились. Но кому? Кто, кроме старых сельчан, знал о тайне священника Крюкова? Да кто угодно. Наверняка те же реставраторы были в нее посвящены. Реставраторы… Это я как-то упустил, а напрасно, здесь есть отличная пища для размышлений. Допустим, что они, услышав эту историю, развернули буйную деятельность и пустились во все тяжкие вплоть до убийства старой учительницы. Но они ведь до сих пор ничего не нашли. И это дает основание предполагать, что поиски продолжаются. Вот только где? Наиболее вероятными местами захоронения я бы обозначил три точки: сама церковь, настоящий утес и дом священника. В церкви только что прошел ремонт, и надо думать, что реставраторы все облазали с особенным пристрастием. Вести поиски без специальной техники в норах утеса – занятие бесперспективное. Значит, остается поповский дом.

Солнце уже скрылось за горизонт, вечерние сумерки начали цементировать воздух, а я все сидел под злополучным утесом, толком не зная, что предпринять. Хотя я понимал, что самым благоразумным с моей стороны было бы на все наплевать и забыть. Но то ли по вредности характера, то ли просто от злости на старухиных убийц отступаться почему-то не хотелось.

Тишина стояла какая-то сказочная и таинственная. В мертвом, холодном свете Волга казалась серебряной и нереальной. Тучи сначала робко, едва слышно касались луны, но, постепенно наглея, вдруг яро набросились на нее черным медведем, и наступила тьма. Чиркнув зажигалкой, я посмотрел на часы. До полуночи оставалось пятнадцать минут. Сбросив наваждение, я поднялся и почти на ощупь дошел до машины. Отсюда начиналась дорога на деревню, и ориентироваться стало легче. Не торопясь, опасаясь споткнуться и свернуть себе шею, я побрел в том направлении.

Путь до первого сельского домика занял у меня больше получаса. Неожиданно ярко вспыхнула луна. Миновав десяток домов и избу бабы Любы, я уперся в крюковскую изгородь и, открыв калитку, бесшумно проскользнул во двор. Что я искал? Если бы я сам это знал. Просто ноги сами несли, и руководило всем этим какое-то звериное наитие. И чем дальше я шел, тем тревожнее и холоднее становилось под ложечкой.

Пройдя вдоль дровяника и обогнув дом, я миновал цветник и чуть не вскрикнул от удивления. Разросшийся островок зелени, там, где была старая уборная, отсутствовал, а на его месте скалилась и чернела свежевырытая яма.

Итак, надо полагать, баба Люба банально меня надула. Только зачем? Тут понятно и козе: она прекрасно знала, что под этой насыпью находится. Старая ведьма!

Встав на колени, я нагнулся над ямой. Удар по затылку – и я, стремительно набирая скорость, полетел в даль Млечного Пути. Праздничная звездная круговерть вихрем пронеслась мимо, и я навсегда оказался в черной бездне космоса. Холод и кромешная тьма окутали все мое тело, и эта темнота и могильный мрак были совершенно материальны и ощутимы. Они сковывали мои движения, не позволяя двинуть даже пальцем. Не было никакой возможности полнее и глубже вздохнуть.

Прошло не менее минуты, прежде чем я понял, что похоронен заживо. И от этой догадки я сделался холоднее, чем навалившаяся на меня земля. Кажется, страшнее смерти ничего не придумаешь. Я не умер только потому, что лежал вниз лицом на руках и под ними сохранился воздух, но в самом скором времени, когда кончится кислород, начнется удушье и смерть моя будет мучительна. Придурок, я все-таки добился своего, и ничем теперь себе не поможешь, да и времени мне отпущено совсем капельку. Нужно хоть перед смертью потратить его с умом. Например, хорошенько помолиться. Покаяться Богу в своем неверии, возможно, это поможет мне попасть в рай. И все-таки, господин Гончаров, находясь на смертном одре, я вынужден вам заявить официально – вы кретин и идиот, каких не видел свет. Купиться так за дешево. Наклониться над собственной могилой и при этом бараном подставить под удар затылок! На это не пошел бы и первоклассник. Но какова баба Люба! Старая стерва. Ну ничего, недолго ей осталось. На том свете я встречу ее подобающим образом! Что это?!

Неясный, едва различимый разговор надо мною заставил мое сердце подпрыгнуть от радости и надежды. Неужто чья-то добрая душа проследила мой путь и решила мне помочь? Если так, то я всю жизнь буду за нее молиться!

Уже через десять минут, извлеченный Григорием Федоровичем и Александром Трофимовичем, дрожащий и страшный, пританцовывая от холода, я слушал рассказ бабы Любы.

– Еще светло было, когда я их заприметила. Один раз проехали, другой, а потом машину оставили за последним домом и, крадучись, зашли сюда. Мне из окошка-то не стало видно, так я в огород переметнулась и гляжу во все глаза. Солнышко уже село. Они посовещались, погалдели и начали копать. Потом совсем стемнело, луна скрылась, и все. Я было хотела их шугануть, да забоялась. Дай, думаю, до Трофимыча добегу, а там сообща и решим, что с ними делать. Только у плетня пошевелилась, а они услышали. Один другому говорит: «Кто-то здесь есть». А тот ему отвечает: «Иди посмотри, а если что, то лопаткой по тыкве – и концы в яму». Тут я совсем перепугалась. Замерла на месте. Стою ни жива ни мертва. Думаю, эти точно порешат, не сморгнут, верно, они и погубили Маньку. Ну пошарили они фонариком, слава богу, меня не заметили, взялись и копать уборную. Ну, думаю, совсем чокнутые люди, а сдвинуться все одно боюсь. Сколько прошло – не знаю, наверное, около часа, а может, и побольше. Выкопали они яму и стали друг друга матом крыть, а тут аккурат и Константин забрел. Они всполошились и в цветы залегли. Константин-то нагнулся, хотел яму посмотреть, ну, тут они его и жахнули. Думаю, убили, наверное, а выйти не могу, ноги не слушаются. Подождала, когда они тебя закопают да уедут, а потом уже за подмогой побежала. Слава богу, успела.

– Спасибо тебе, тетя Люба. А на какой машине они приезжали?

– Так на обыкновенной, на белой.

– На белой – это хорошо, а какая марка?

– Я в этом не разбираюсь, машина – она и есть машина. Ну вот такая же, как у тебя, только белая, а стекла на ней черные.

– Понятно, а они друг друга по именам называли?

– Не припомню, далековато мне до них было, плохо слышно.

– Ну что ж, и на том спасибо.

– Спасибом тут не отделаешься, – справедливо заметил Трофимыч.

– Господи, ну конечно, – суетливо спохватился я. – Но где в такое позднее время можно взять? Половина второго.

– Было бы на что, – ухмыльнулся Федорыч, – а где – это мы сами скумекаем.

– А где будем пить за мое воскрешение? – передавая деньги, осведомился я.

– А вот к Любе, к твоей спасительнице, и пойдем, – порешил мэр. – Не выгонишь?

– А чего мне? Наоборот, хорошо. Люди в избе. А то я страху-то сегодня натерпелась! Не приведи господь.

Празднование воскрешения из мертвых затянулось до утра. Только с рассветом пьяные и сытые старики расползлись по домам, а я с позволения бабы Любы на пару часов прикорнул на ее кухонной койке.

С перебинтованной гудящей головой, как во сне, в десять утра я уселся за руль.

Ну что, Константин Иванович, надеюсь, урок пойдет впрок и последний инцидент заставит вас поумнеть. Можно сказать, с того света вас вытащили.

Безусловно, господин Гончаров, теперь я буду осторожнее. Однако ответьте мне, что означало это нападение?

Оно означало простую истину: если ты и впредь будешь совать свой нос туда, куда тебя не просят, ты его попросту лишишься. А еще это означает то, что бандиты не отказались от надежды завладеть церковным добром. Но тебя это больше не должно волновать, разумеется, если ты собираешься еще немного пожить.