Ольга Степнова - Брачный контракт с мадонной

Так и не позавтракав, он собрался и поехал в ближайший универсальный магазин. Пошатавшись по этажам, он отыскал отдел, в котором торговали колготками и чулками. Галка никогда не носила всей этой тонкой, недолговечной ерунды, она предпочитала прочные хлопчатобумажные колготки, которые в случае чего можно было заштопать.

Продавщица отчаянно скучала за прилавком: лето — не сезон для такого товара.

— Вам колготки, чулки или гольфики? — оживилась она, заметив Гранкина, боязливо рассматривающего витрину.

— Чулок, — сказал Гранкин и воровато оглянулся.

— Придётся взять пару. Один чулок, да ещё целый — страшный дефицит! — пошутила девушка. У девушки были накрашенные глазки, наманикюренные ручки и кофточка с очень откровенным декольте. Гранкин старался на неё не смотреть.

— Давайте пару, — кивнул он.

— Вам жене?

— Не, моя такого барахла не носит. Это… мне. — Наверное, следовало всё же сказать, что покупку он делает для жены, но Виталя патологически не умел врать. Даже по мелочам, даже совсем чужим людям.

— Понимаю, — легко согласилась продавщица и метнула на прилавок несколько упаковок с умопомрачительными картинками. Гранкин аж зажмурился, какие это были картинки! Порода женщин, у которых вместо тела были только бесконечные ноги, ему сильно не нравилась и отчаянно его смущала. Баба должна крепко стоять на ногах, а не качаться над землёй как страус. Какой прок от такой бабы? Только сплошные траты на такие вот финдюльперсы!

— Если на вас, то троечка нужна, — посоветовала девушка и в её голосе Виталию почудилась издёвка. — Резиночка ажурная, силикончик на теле нагревается и плотно сидит, не съезжает совсем. Плотность какая требуется? Дэн сколько?

— Ну, чтоб сквозь них и видно было, но и скрывало бы хорошо…

— Двадцаточка самый раз будет, — продавщица выбрала одну пачку. — Раскроем?!

Гранкин кивнул и опять воровато оглянулся. Время сейчас, конечно, рабочее, но вдруг кто-нибудь из его клиентов бродит по магазину? Продавщица раскрыла пачку, достала чулок и аккуратно растянула его на кулачке.

— Ширше бы надо, — тихо попросил Гранкин. Ему пришла мысль, что его голова будет пошире женской ляжки.

— Шире четвёрочка, — объяснила девушка. — Великовата вам будет.

— Давайте четвёрочку. Покупатель прав всегда, слышали про такое? — Гранкин опять оглянулся. — И только это… цвет нужен чёрный, а то эти гламурные сильно какие-то…

— Чёрный не актуальный сейчас. Возьмите мокко, или капуччино, модно очень!

Нет, кажется, она всё-таки издевалась.

— Чёрный, — отрезал Гранкин и достал деньги.

— Поступили новинки: гольфики синие, жёлтые, красные…

— Заверните эти.

— Примерить не желаете? — Стервозина кивнула на зашторенную кабинку.

— Мне не для тела, — счёл нужным пояснить Гранкин. — Мне для дела!

Пусть думает про него что хочет.

Она всё же хихикнула, прикрыв рот ладошкой, и в ответ посоветовала:

— А бельишко женское на втором этаже. Прям надо мной отдельчик будет!

До чего ж бесстыдные эти современные девчонки! Нет, здорово, что он женился на скромной, деревенской Галке.

Гранкин юркнул за какую-то колонну и хотел раствориться в толпе, но толпы нигде не было: утренние магазины пусты, правильно говорила Галка. Втянув голову в плечи, он шагнул на пустой эскалатор и поехал на второй этаж, искать отдел детских игрушек.

Водяной пистолет он выбрал быстро. Сонная продавщица лениво выбила чек и упаковала покупку. Гранкин решил, что такого оружия ему будет достаточно. Для непредвиденных обстоятельств он зарядит его перцовым раствором. Если такой раствор попадёт в глаза… Всё-таки, он любыми путями должен заполучить эти деньги!

Наверное, новость о том, что Гранкин стал очень дорогим врачом, быстро разнеслась по городу, потому что за весь день к нему не пришёл ни один клиент. Только в районе обеда в кабинет настойчиво постучали и в дверь протиснулась полная, румяная бабушка в цветастом платочке.

— Сына, — сказала она, — поспособствуй народному творчеству, подскажи, где пустые квадратные метры найти!

— Чему поспособствовать? — удивился Виталя и внимательно посмотрел на бабушку, пытаясь найти в её облике признаки старческого слабоумия. Но бабуля выглядела бодро, подтянуто, была прилично одета, а в её лучистых глазах светился деловой огонёк.

— Пенсионерскому народному хору «Алая зорька», — с энтузиазмом пояснила бабушка и, не дожидаясь приглашения, присела на кушетку, напротив Гранкина. — Понимаешь, сына, мы, пенсионеры, люди по сути своей молодые. Душа наша песен желает и тесного дружеского общения. А вынуждены мы по домам сидеть, как сычи, потому что каждый шаг теперь денег стоит. В кино — деньги, в кафе — деньги, к внукам, детям идти — тоже деньги. И вот стали мы вместе собираться и песни хором петь. И так хорошо у нас получается! Так хорошо! И гипертония нас отпустила, и склероз куда-то подевался!

— Позвольте, бабуля, а я-то тут при чём? Я собачек лечу. Если у вас есть собачка…

— Но ведь ты же тут сидишь! — вдруг топнула ногой бабка.

— Ну, сижу, — растерялся Гранкин.

— И мы сидеть хотим! — воскликнула бабка. — Нам петь негде! Дома у всех дети, внуки, квартиранты, соседи! Где пожилым людям громко хором попеть?! Вот мы помещение и ищем! Нам бы такой комнатушечки хватило!

— Так вам помещение в аренду надо? — догадался Гранкин.

— Очень надо! — всплеснула руками бабка.

— А везде очень дорого! — продолжил Виталя.

— Не то слово, сына! Мы только по сто рублей с носа можем собрать. А носов тридцать будет, не больше…

— И вы забрели сюда в надежде, что на окраине города помещение дорого стоит не будет!

— Да, дорогой!

— А ну спойте! — приказал Гранкин, на минуту позабыв о своих горестях.

Бабушка встала, вытянулась в струнку и голосом, сильно похожим на детский, пронзительно затянула:

— Фальшь присутствует, — резюмировал Гранкин и взял фирменный бланк, на котором писал рецепты.

— Так мы работаем, — стала оправдываться бабуля, — репетируем, и потом, без распевки…

— Значит так, — строго прервал Виталя, — сейчас распоёшься в коридоре и давай, в то крыло здания топай. Там кабинет есть с надписью «Директор типографии». Зовут его Олег Петрович Питерский. Вот, я на рецепте тебе пишу. Постучишься и зайдёшь. Там без церемоний, без секретарш и прочей муры. Как войдёшь, сразу песню затягивай. Лучше романс. «Очи чёрные», например, или «Отцвели уж давно хризантемы в саду». А ещё он страсть как любит «Ты не шей мне, матушка, красный сарафан». Вот, на рецепте тебе пишу, что спеть надо. Если хорошо споёшь, душевно, он тебе крышу над головой организует. Будет у «Алой зорьки» помещение! Держи инструкцию, — он протянул бабуле рецепт, и она выхватила его, как голодная кошка мясной кусочек.

— Спасибо, сына! Я хорошо спою, не сомневайся!

Бабулька вышмыгнула за дверь, и Гранкин услышал, как она распевается в коридоре:

— О-о-о! А-а-а! Мэ-ма-му!

Приближался час икс, о котором Виталию думать совсем не хотелось. Он открыл ящик стола и проверил водяной пистолет, заряженный перцовым раствором.

В шесть часов вечера Виталя, так и не дождавшись ни одного клиента, стал собираться домой. Уйти с работы он решил так, чтобы это видел Петрович, поэтому обошёл здание и зашёл к нему в кабинет.

Петрович сидел за столом и, нахмурившись, терзал калькулятор, что-то высчитывая.

— Ну как, Петрович, приютил «Алую зорьку»? — спросил Виталя, чтобы как-то начать разговор.

— А, так это твоя протеже?! — оживился Петрович. — Ничего, бабулька, весёлая! Мне такие нравятся, которые на жизнь не жалуются, не плачутся, а поют. Я им старый переплётный цех выделил за совсем символическую плату.

— Цех?! — удивился Гранкин.

— Ну да, он всё равно уже год как пустует, там ремонт нужен на бешеные деньги, так пусть хоть старикам польза.

— Я, Петрович, домой ухожу, — сообщил наконец Виталя то, что хотел сообщить.

Петрович удивлённо на него посмотрел: Гранкин никогда ни в чём перед ним не отчитывался, поэтому он расценил его визит по-своему.

— Я это, Виталя, деньги тебе только завтра смогу отдать, — извинительным тоном сказал он.

Гранкин почувствовал, как лицо заливается краской.

— Спасибо, Петрович, — буркнул он и хотел выскочить из кабинета, но вдруг подумал, что такое поспешное бегство будет подозрительным. Он замер на пороге, обернулся и, пряча глаза, спросил:

— А чего тебе бабулька спела?

— О! — оживился Петрович. — Мою любимую! «Ты не шей мне, матушка, красный сарафан»! И как только узнала?! Ты, дружище, заходи ко мне завтра утром, я деньжат тебе подкину.