Ольга Степнова - Изумрудные зубки

– У меня урок, у тебя планерка, а ты, милое создание, куда? – обратилась Таня к Татьяне.

– У меня там вещи, – Татьяна виновато кивнула наверх.

– Ну-ну, – усмехнулась Таня-жена.

– Ну-ну, – усмехнулась Танюха-любовница.

Они развернулись и стали спускаться вниз – нога в ногу, плечо к плечу.

Татьяна поежилась от пробравшего ее холода и пошла наверх.

Дверь оказалась не заперта.

Татьяна толкнула ее и шагнула в квартиру, где витал запах кофе, дорогого трубочного табака и любовных страстей.

Глеб на кухне жарил яичницу. Яйца громко шкворчали в избыточном количестве масла.

– Черт, не успеваю, – буднично произнес Глеб, отдернул рукав пиджака и посмотрел на часы. – Дожарь и поешь, – обратился он к Татьяне.

Татьяна подошла к печке и убавила чересчур рьяные языки пламени.

– Еж... я уезжаю сегодня.

– Да? Почему? – Кажется, он искренне удивился. Она посмотрела в его черные, насмешливые глаза.

– Как ни странно, я все еще люблю тебя, Еж.

– Ты хочешь сказать, любовь зла?.. – усмехнулся он и опять посмотрел на часы.

– Я хочу сказать, что сейчас не самый легкий период моей жизни.

– Хочешь совет?

– Нет.

– Хочешь! Не бери в голову ничего, что может усложнить твою жизнь. И мою тоже.

Яйца сгорели. Как-то сразу, внезапно, кружево белка почернело, приобрело несъедобный вид. Татьяна отставила сковородку в сторону и выключила газ.

– Жаль, что ты не озвучивал свои принципы раньше, – сказала она.

Он засмеялся и опять посмотрел на часы – на этот раз на настенные, с суетливым маятником.

– Раньше! – воскликнул он. – Да мы знакомы-то были неделю. Очнись! Я никогда, ничего от тебя не скрывал! Говорил, что люблю женщин, говорил, что они любят меня, говорил, что превыше всего ставлю свою работу и свой личный успех, говорил, что не собираюсь обзаводиться детьми, потому что они забирают массу времени, денег и сил. Я всегда говорил, что не собираюсь связывать свою жизнь только с одной женщиной!

– Говорил, – кивнула Татьяна, – только, кажется, я этого не слышала.

– Очнись! Ведь именно за это ты стала называть меня Ежом! – он попытался обнять и поцеловать ее в висок.

– Любовь зла, – отстранилась Татьяна. – Ты прав, именно это я и хотела сказать.

Он мигом нацепил маску равнодушия, повернулся спиной, ушел в коридор и уже от двери крикнул:

– У меня планерка с утра! Приеду часикам к трем. Приготовь что-нибудь на обед! Учти, я предпочитаю пасту с морепродуктами и фруктовые тортики на десерт! Если у тебя мало денег, возьми в серванте, в шкатулке. Пока.

– Пока, – тихо сказала Татьяна.

Она позвонила ему с вокзала.

– Еж, я уезжаю.

– Что?!

– Я уезжаю, Еж! Насовсем. Взяла на поезд билет.

– Ну и дура, – буднично сказал Глеб и Татьяна представила, как он посматривает на часы и пыхтит своей трубкой. – Мы совсем не насладились друг другом. На фига было приезжать?

– Еж...

– Еж, Еж, – передразнил он, – тебе нужно было заводить тюленя, а не ежа! Слушай, а может, передумаешь? У меня тут случилась неприятность и мне понадобится твоя поддержка. Моральная и сексуальная, разумеется. И потом... я же все-таки, люблю тебя! А когда у меня еще случится командировка в этот Новосибирск! И вообще, по твоей вине тут ...

– Нет, Еж. Прощай. Не пиши мне и не звони. – Она нажала отбой и зашла в вагон.

В купе уже был полный набор тетушек, которые разворачивали на столике копченых куриц, готовясь к длинной дороге. Татьяна забросила чемодан, гитару, этюдник на верхнюю полку, вышла в коридор и прижалась лбом к прохладному, оконному стеклу. Поезд тронулся, перрон поплыл, многочисленные провожающие слаженно замахали руками.

Татьяна закрыла глаза.

Кто сказал, что Москва – холодный, недружелюбный город? Холодными и недружелюбными могут быть только люди.

– Девушка, вы из какого купе? – раздался над ухом мальчишеский голос.

Она повернулась, перед ней стоял белобрысый парень. У него были круглые, голубые глаза и лицо в веселых, крупных веснушках.

– Из того, где куриц копченых жуют, – сказала ему Татьяна.

– Значит, из моего, – засмеялся парень. – В остальных наворачивают чипсы и гамбургеры. Меня Паша зовут.

– А меня... Маша. – Татьяна неожиданно поняла, что не в состоянии произнести свое имя, что ее тошнит от него, что впору паспорт менять.

– Ой, здорово! – восхитился белобрысый. – Мое любимое имя! У меня мама Маша, сестра Маша, и любимая девушка тоже Маша... была. Она меня из армии не дождалась.

Татьяна рассмеялась, снова лбом прижавшись к стеклу.

Колеса стучали, деревья мелькали, куда она едет? Зачем? Ведь дома у нее нет!

– А вы почему из Москвы уезжаете? – опять привязался парень.

– Я не уезжаю, я убегаю.

– И я убегаю! Провалил экзамен в строительный техникум, проболтался в Москве еще два месяца, пока деньги не кончились, и вот – убегаю! Еле денег собрал на билет! Вы в какой вуз провалились?

– В самый главный.

– В МГУ что ли?! – изумился парень. Он был болтлив чрезвычайно, от него уже трещала башка, но все же он был лучшей компанией, чем тетки с копченостями.

– Можно сказать, и в МГУ.

– Ой, да не расстраивайтесь вы так! В следующем году поступите. Подготовитесь получше и обязательно поступите!

– Поступлю, – кивнула Татьяна и снова подумала: куда она едет? Отец так оскорблен ее непослушанием, что даже если и пустит на порог, то поедом съест, житья не даст, ежеминутно будет твердить, что она шлюха.

– Вы в Новосибирск едете? – не отвязывался парень.

– А куда же еще? – удивилась Татьяна. – Мы, вроде бы с вами в одном поезде находимся.

– А я не в Новосибирск! – словно бы похвастался белобрысый. – Я в Болотном живу! Это сто восемьдесят километров от города. Там, знаете, красотища у нас, и лес и речка, природа, можно сказать, а главное – никакого птичьего гриппа!

– Извините, у вас сигареты не найдется? – перебила Татьяна парня.

– Не курю и вам не советую.

– Я не совета у вас прошу, а сигарету. Я, кстати, тоже не курю, но вдруг захотелось попробовать! – Она развернулась и пошла вдоль коридора, балансируя от легкой качки. Каждого встречного она останавливала вопросом: «Простите, у вас нет сигареты?» и было в этом занятии что-то преступно-запретное, отчего в горле першило и казалось, что теперь отец с большим основанием будет называть ее шлюхой.

В тамбуре курили две густо накрашенные девицы. Они презрительно осмотрели Татьяну, остановив взгляд на ее стоптанных, не совсем чистых кроссовках. Татьяна собралась с духом и только хотела попросить у девиц сигарету, как вдруг зазвонил мобильный.

Она глянула на дисплей – Глеб.

Ну буду отвечать, решила Татьяна и тут же ответила:

– Слушаю. – Голос дрогнул, сорвался, краем глаза она увидела, что девицы затушили окурки и бросили их в жестяную баночку на полу. Дверь лязгнула, девицы ушли.

– Слушаю, – повторила Татьяна на сей раз звонким, нормальным голосом.

– Вешалка! – закричала трубка голосом Сычевой. – Вешалка, Глеб у тебя?!

– Где это у меня? – растерялась Татьяна.

– Ну я не знаю – где! Тебе лучше знать! В постели, в ванной, под юбкой, на люстре... Он любит на люстре.

– Я в поезде еду, домой, – перебила ее глупые шутки Татьяна.

– Едешь?!! – заорала соавтор.

– Слышишь, колеса стучат? – Татьяна поднесла трубку к окну, чтобы лучше слышался стук колес. – Так что скорее он с вами на люстре, тем более, что вы... Танюха, звоните с его телефона.

– Черт, – прошептала соавтор. – Кажется, что-то случилось!

– Что?!

– Не знаю! Глеб не пришел на планерку! Главный орал, как резаный, мы ведь должны были сдать материал, а диск остался у Афанасьева. Я стала звонить Глебу, но его мобильник не отвечал. Тогда я рванула к нему домой. В подъезде, на втором этаже, я нашла его сотовый! Последний вызов – твой! Вот я и решила, что ты позвонила ему, когда он был в пути на работу и Глеб, роняя тапки, помчался к тебе, позабыв про планерку. И-а-а-а-а! – вдруг завизжала Сычева.

– Что случилось? – закричала Татьяна. – Что?!!

– Тут кровь!

– Где?!

– На телефоне! На стенке! И-и-а-а!! – Визжать Сычева умела нечеловеческим голосом. – Она свежая! Блин, брызги на ступеньках, на мусоропро... А-а-и-и-и!

Сердце у Татьяны заколотилось как у кролика, который точно знал, что его несут на убой.

– Таня... соавтор, как вас там... Танюха! Я совсем недавно говорила с Глебом! Он был жив, здоров и весел! Поднимитесь к нему в квартиру, позвоните в дверь!

– Поднималась! Звонила! Не открывает! Его нет дома!!! Его...его...грохнули?! – шепотом спросила она у Татьяны.

– Почему грохнули? – тоже шепотом спросила Татьяна, чувствуя, что стоять она больше не может и сползает по холодной тамбурной стенке вниз.