Наталья Александрова - Хранитель Чаши Грааля

Дмитрий Алексеевич остановился и огляделся.

В одном из углов комнаты он увидел расположенную под потолком резную каменную раковину – михраб, оставшийся от мечети, на месте которой построили собор. Старыгин не был специалистом по мусульманской культуре, но, конечно, знал, что михраб – изобретение арабских архитекторов, каменный резонатор, усиливающий голос проповедника. Мулла, совершающий богослужение в мечети, встает под михрабом, и резная раковина так усиливает его голос, что он слышен в самых отдаленных концах храма.

В знаменитой мечети Кордовы могло поместиться во время богослужения до пятидесяти тысяч мусульман, и все они слышали усиленный михрабом текст Корана.

Кроме древнего михраба, в помещении находилось несколько старинных картин на евангельские сюжеты – «Благовещение», «Поклонение волхвов»… Раннее Возрождение, определил Старыгин, вероятно, северное… скорее всего, фламандская школа.

Картины потемнели от времени, красочный слой частично пострадал от неаккуратного хранения, но в композиции и рисунке чувствовалась рука мастера, и Старыгин почувствовал профессиональный зуд – он представил себе, как мог бы отреставрировать эти холсты.

Особенно хороша была Мадонна в «Благовещении» – удивленное лицо, немного приподнятые углы глаз, кроткая улыбка на губах… Она вся светилась надеждой и ожиданием, и еще – в ней было слабое недоверие к той чудесной вести, которую принес ей юный женственный архангел… Краски картины поблекли от времени, но Старыгин почему-то не сомневался, что легкие волосы Мадонны отливают в закатном освещении темным старинным золотом.

– Простите, сеньор, я вас задержала… – раздался у него за спиной негромкий голос.

Дмитрий Алексеевич обернулся – и сердце его невольно пропустило один удар.

В дверях стояла высокая молодая женщина.

Это лицо… оно словно сошло с картины, которой только что любовался Старыгин. Те же удлиненные янтарные глаза, немного приподнятые к вискам, те же полные, чуть приоткрытые губы, на которых играла кроткая неуверенная улыбка. Те же высокие скулы, смуглая нежная кожа и легкие, свободно распущенные волосы, отливающие темным старинным золотом в неярком свете, пробивавшемся через небольшое окно.

– Я угадал этот цвет! – пробормотал Старыгин, справившись со своим голосом.

– Простите, сеньор, вы что-то сказали? – переспросила незнакомка.

Она удивленно взглянула на посетителя, и ее янтарные глаза словно рассыпали по полутемной комнате сноп золотистых искр.

Голос у нее был немного низкий, хрипловатый, и от его звука сердце Старыгина снова пропустило удар.

– Нет, ничего… – смущенно пробормотал Старыгин. – Я хотел бы осмотреть собор…

Усилием воли он призвал себя к порядку. Что все это значит? Он уже не мальчик, чтобы приходить в неумеренный восторг от прекрасных глаз. Девушка, конечно, хороша, просто обворожительна, но он ведь прибыл в Ронду по делу…

– Конечно, сеньор! – женщина прошла за столик кассы. – Обычно билеты продает Тереза, но у нее что-то случилось дома, и она попросила меня подменить ее…

Дмитрий Алексеевич протянул девушке деньги, взял у нее картонный квадратик билета и вошел в собор, чувствуя спиной удивленный взгляд янтарных глаз. Ему понадобилось вспомнить о своем хорошем воспитании, чтобы не обернуться.

Собор поразил его.

Огромное внутреннее пространство с двух сторон замыкалось двумя алтарями – строгим и величественным готическим и пышным ренессансным, напоминавшим знаменитый алтарь Гранадского собора. В ренессансном алтаре стояли деревянные изображения святых, облаченные в настоящие средневековые костюмы, поражающие воображение пышностью отделки и роскошью золотого шитья.

Стены собора украшали фрески в странном, непривычном Старыгину стиле – все изображенные на них люди – волхвы и пастухи, римские легионеры и простые землепашцы – отличались какими-то дикарскими, первобытными чертами лиц, и в выражении этих лиц проступали столь же первобытные, первозданные страсти – ярость, голод, страх, ненависть, презрение…

Старыгин с подлинным восторгом разглядывал убранство собора. Ему казалось, что никогда прежде архитектура и живопись не производили на него такого сильного впечатления. Но, может быть, всему виной была встреча с удивительной девушкой, напоминавшей средневековую Мадонну? Должно быть, взгляд ее янтарных глаз перевернул что-то в душе Старыгина, очерствевшей за последние годы, и она снова, как в молодости, открылась красоте мира, красоте природы и искусства.

Однако, напомнил себе Дмитрий, он пришел сюда вовсе не за этим – если верить его догадке, именно здесь он должен был что-то найти или кого-то встретить… Пока что он шел точно по следу, который оставил ему Педро Гарсия Мендес.

Обойдя собор по кругу, он увидел надпись:

«Книгохранилище».

Стрелка под этой надписью указывала вниз, и Старыгин увидел лестницу, ведущую в крипту – в подземелье собора.

Педро Гарсия Мендес специализировался на реставрации книг, поэтому вполне логично было предположить, что именно в книгохранилище он мог оставить Старыгину свое послание.

Дмитрий Алексеевич спустился по мраморным ступеням и оказался в сводчатом подземелье. Вдоль его стен стояли ярко освещенные стеклянные витрины книгохранилища. В каждой из этих витрин было выставлено по одной книге – драгоценные средневековые манускрипты или древнейшие печатные издания, так называемые инкунабулы. Каждая книга была раскрыта на одной из страниц. Старыгин шел от витрины к витрине, разглядывая изящно выписанные буквы, яркие живописные миниатюры, украшавшие заголовки и начала абзацев. Чудесные краски – глубокая небесная лазурь, пламенеющая киноварь, темное старинное золото. Ему пришло в голову, что над этими книгами наверняка поработал в свое время Педро, восстанавливая в первозданном виде эти тонкие рисунки и яркие краски.

Здесь были богослужебные книги, старинные молитвенники и часословы, жития святых и теологические трактаты. Их латинские тексты Старыгин свободно мог прочесть, а тонкими иллюстрациями он невольно залюбовался. Святые и разбойники, грозные воины и величественные монархи, дикие звери и мифологические чудовища были выписаны с удивительным искусством.

Попадались и мавританские книги, с изысканной вязью арабских букв, бегущих справа налево, словно в зеркальном отражении. В отличие от латинских книг, украшенных изображениями людей и животных, птиц и цветов, в арабских книгах были только орнаменты – ведь Коран запрещает изображать живые существа и предметы реального мира, поскольку это дозволено одному Аллаху.

Медленно переходя от витрины к витрине, любуясь старинными манускриптами, Старыгин прошел подземелье до самого конца и уже хотел было повернуть назад, но вдруг увидел приоткрытую дверь, ведущую еще в одно помещение.

Заглянув туда, он увидел большую прямоугольную комнату с таким же сводчатым потолком. В отличие от остальной части крипты, здесь царил привычный Старыгину рабочий беспорядок. На огромных столах были разложены пергаментные страницы, стояли банки с кистями, лежали скальпели и мастихины – острые инструменты, которыми пользуются художники и реставраторы для того, чтобы снимать с холста или доски излишек краски.

В общем, своим профессиональным взглядом Старыгин узнал в этом помещении мастерскую реставратора.

Над одним из ярко освещенных столов склонилась изящная женская фигура.

Женщина что-то соскабливала с листа старинного пергамента. Она стояла спиной к двери, но даже эта узкая, хрупкая спина, острые беззащитные плечи вызвали в душе Старыгина прежнее волнение. И эти волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам, волосы цвета темного старинного золота…

Эта была она – та девушка, похожая на средневековую Мадонну.

Почувствовав спиной взгляд, девушка обернулась.

Старыгин снова увидел ее удивительные янтарные глаза.

В подземной мастерской словно стало светлее от этого удивительного взгляда, как будто девушка и впрямь осыпала комнату тысячами золотистых искр.

– Я могу вам чем-то помочь? – проговорила она, вопросительно взглянув на Старыгина, и вдруг нахмурилась: – Ах, это вы, сеньор!

Как видно, от нее не ускользнули его пламенные взгляды, когда она сидела за кассой, и теперь она посчитала его назойливым приставалой-туристом, который хочет пофлиртовать с хорошенькой местной жительницей.

Старыгин в первый момент почувствовал острое смущение и стыд оттого, что девушка так плохо о нем подумала, но преодолел себя и проговорил:

– Так вы реставратор! А я подумал, что вы торгуете билетами и путеводителями…

– Я говорила вам – Тереза попросила подменить ее. Теперь она вернулась, и я могу продолжить свою работу.

– А над чем вы работаете, если не секрет? – Старыгин вошел в мастерскую, с интересом оглядываясь по сторонам.