Ирина Потанина - История одной истерии

Ох уж мне эти типичные представители нового поколения! Такое понятие, как «доброжелательность» для них считается чем-то неимоверно устаревшим. Друг с другом они разговаривают исключительно в задиристо-язвительной манере, что считается признаком уверенности в себе и остроумия. Я собственными ушами слышала, как один тинэйджер с пафосом сгорающего от обилия страсти Ромео, признавался своей подруге в самых сокровенных чувствах словами: «Машка, сука, ведь я же люблю тебя!» И ничего. Пассия ничуть не обиделась. Напротив. Ответила что-то вроде: «Ну, наконец-то ты, козел дранный, мне это сказал». Как следствие — этих деток совершенно невозможно обидеть и отшить. Любые гневные слова для них являются обычной шутливой манерой общения.

А отшить Тигру очень хотелось. Девочка, к Настасьиному восторгу и моему негодованию, вбила себе в голову, что обязана сопровождать меня. Якобы, её, Тигрина, помощь может сыграть решающую роль, как в поисках пропавших актрис, так и в убеждении председателя родительского комитета нанять меня для расследования.

Когда Зинаида Максимовна, закончив с подробностями дела, сообщила мне, кто именно является спонсором расследования, я сначала очень удивилась, потом подумала хорошенько и катастрофически расстроилась. Шумилов Эдуард Семенович, человек, создавший и издающий единственный в стране литературный журнал, печатающий произведения начинающих авторов. На какие только ухищрения ни шли мои бывшие коллеги— журналисты, дабы встретиться с этим человеком! Нет, нет, охотились они отнюдь не из соображений взять у него интервью, или как-то по-другому проиллюстрировать широкой общественности жизнь издателя известного журнала. Поговорить с Шумиловым мечтали совсем о другом. О сокровенном: о заветной рукописи, о планируемом литературном шедевре, о писательских гонорарах и возможности напечататься. Всю молодость я тоже мечтала показать кому-то из этого журнала начало моей Настоящей Книги. Как и у всякого бывшего студента-филолога, у меня таковая, естественно, имелась еще с первого курса. И, конечно же, руки так и не дошли до написания продолжения.

«Вот если б Шумилов заинтересовался моим творчеством», — закатывая тогда еще наивные глазки, мечтала когда-то я, — «Если б сказал: «Ах, Катерина, вы обязаны довести это замечательное творение до конца!»… Тогда, конечно, я бы разорвала бесконечную вереницу текущих дел и без остатка отдалась бы творчеству…» Насколько я понимаю, о подобном в определенном возрасте грезили в нашем городе все более или менее творческие личности.

Увы, те из них, у которых хватало азарта и смекалки все-таки добиться встречи с Шумиловым, особо счастливыми себя после этого не считали. Эдуард Семенович всякий раз отсылал авторов на переговоры с редакторами, отказываясь давать какие-либо личные рекомендации.

В общем, Шумилов слыл человеком до занудства принципиальным, циничным и даже суровым. Действующим всегда наверняка и никогда не отступающим от единожды установленных правил и канонов. Надлежало признаться, что убедить такого скептика, как Эдуард Шумилов, в моей профпригодности, шансов было мало. Жорика, что ли, к нему отправить?

С каждой мыслью о предстоящей встрече я всё больше раздражалась.

«Ну что за жизнь такая! Мало им, что вместо того, чтоб самим нанести визит детективу, вызвали меня, так сказать, на дом. Так еще и выставили ситуацию так, будто это мне нужно, а не им. Одно слово — театралы!» — я злилась, но все равно ехала на встречу с возможным спонсором, — «А я теперь доказывай Шумилову, что я не верблюд… Ну уж нет!»

С тех пор, как литературные бредни юности покинули мою голову, г-н Шумилов перестал представлять для меня какой-либо интерес. Встречаться с этим занудой сейчас, а тем более очаровывать его, мне не хотелось совершенно.

«Будь, что будет!» — торжественно решила я, — «Никаких улыбочек, никаких попыток «произвести впечатление»… Или примет меня такой, какая я есть, или пусть сам перевоплощается в детектива и ищет пропавших актрис».

С другой стороны, исчезнувших девочек было очень жаль. Жорик наверняка мог бы помочь в их розыске. Убедить Георгия явиться с визитом к Шумилову я, как ни посыпала трубку сотового телефона мольбами и угрозами, так и не смогла. Мой же внешний вид, предлагающий общественному вниманию легкомысленную особу слабого пола и возраста, вряд ли смог бы внушить привередливому старикашке-издателю должное доверие. (Отчего-то я была уверена, что Шумилову должно быть около шестидесяти. Видимо, как и всякая женщина, связавшая жизнь с мужчиной среднего достатка, я подсознательно утешала себя, полагая, что все богатые джентльмены — сплошь старики и страшилища.)

Определиться с планируемой манерой поведения в кабинете у главы журнала я так и не смогла. Без умолку тараторящая о чем-то незначительном Сестрица и неуклонно догоняющий нас на светофорах зеленый мотороллер никак не давали сосредоточиться.

Упрямое Существо, похоже, задалось целью довести меня до белого каления. При выходе из ДК я наткнулась на Настасью, которая расспрашивала Тигру о подробностях исчезновения девочек. Сестрица при этом с таким восторгом ловила каждое слово Существа, что я даже задалась вопросом, не проколоты ли случайно у Тигры гланды. Иначе чего бы Настасья с таким интересом заглядывала в рот рассказчице? Услышав, что я направляюсь на «смотрины», Тигра понимающе закивала, небрежно бросила что-то вроде: «А. Ну этого типа я беру на себя», и уселась на свой мотороллер. С тех пор я пыталась убедить её, что «брать на себя» никаких типов не стоит. А стоит как раз не брать на себя слишком много и оставить меня в покое. Хотя, не скрою, в глубине души мне было жутко интересно узнать: что же Существо, спрашивается, с «этим типом» собирается делать?! Конечно же, допустить встречу почтенного издателя с Тигрой (с этим Ужасом, с этим концентратом идей прогрессивного сумасшествия!) я никак не могла. Даже ради собственного многоуважаемого любопытства.

Парковка стоила мне одну гривну и массу растраченных нервов. Нет-нет, парковщик был чрезвычайно мил, и место для Форда подобралось вполне приличное. Но Существо! Тигра и не думала бросать преследование. Теперь она кружила на своем зеленом жеребце вокруг уже пешей меня.

— Исчезни! Испарись! — вяло взмолилась я, уже потеряв всякую надежду на ответную реакцию Существа.

— Послушайте, всему есть предел! — вдруг заговорила Тигра, остановив мотороллер и даже перестав улыбаться, — Я понимаю, что в вашем образе и при вашей профессии полагается быть крутой. Но ведь только для дегенератов крутизна измеряется степенью грубости, правда?

Признаться, я слегка оторопела. Где-то с полминуты ушло на осознание того факта, что Существо может изъясняться столь изысканными словесными конструкциями, а потом еще столько же на переваривание смысла сказанного.

«Вот тебе и «двух слов связать не может», вот тебе и «язвительная манера»…» — мягко прошелестела в мозгу ужасная догадка о собственном несправедливом отношении. Конечно, я прогнала её, отказавшись слушать. Исключения лишь подтверждают правила. Может, у Существа случилось временное помутнение рассудка и от этого оно вдруг разговаривать научилось.

— Видишь ли, — неуверенно начала я, понимая, что стоит все-таки что-то ответить, — Я не…. Не то имела в …

Тьфу! Ну вот, теперь я разучилась разговаривать. Может, это вирус? Точно! Существо стало нормально формулировать мысли, а я мямлить… Переходящий вирус.

Тигра вместе с Настасьей звонко хохотали, когда я пыталась объяснить им свою теорию. Похоже, даже обернись я сейчас хладным трупом, происходящее показалось бы им прекрасной шуткой. Относиться ко мне всерьез эти особы и не собирались. Пришлось прибегнуть к некоторым ухищрениям.

— Значит так! — очень серьезным тоном сообщила я, — Игры в сторону! Хотите помогать, отправляйтесь ко мне домой, точнее, в офис, точнее, в дом, который днем служит офисом, точнее … Впрочем, неважно. Разыщите Георгия. Он там наверняка где-то в районе холодильника. Настасья знает, о ком речь. И расскажите ему все, что знаете об этом деле.

— Но я могла бы помочь в разговоре с Шумиловым… — начала Тигра.

— Исключено! — почти закричала я.

— Что ж, — Существо обиженно пожало плечами, надуло большой жвачный пузырь и шумно втянуло его обратно внутрь себя, — Тогда я пас. Пойду на свои четыре стороны. В вашем офисе мне делать нечего. Все что могла, я уже рассказала Кроне.

— Кому?

— Ну… Вашей сестре.

Тигра с удовольствием надула еще один жвачный пузырь и, не прощаясь, уехала прочь.

— Как она тебя назвала? — по возможности сильнее сдвинув к переносице брови, я строго глянула на Сестрицу.

Настасья мило улыбнулась, привычным жестом нащупала что-то в своем рюкзачке и извлекла это наружу.

— Вот!