Фаина Раевская - Семь божков несчастья

Из моей груди вырвался страдальческий стон:

— А без этого никак не обойдемся?

— Нет! — Лизка, как всегда, была категорична. — По инструкции не положено.

Инструкции для Лизаветы — дело святое, почти как Конституция, потому я перестала сопротивляться и завершила «туалет» спелеолога.

При взгляде на уже одетую Лизку мне захотелось удавиться от тоски: перед очами стояло существо, отдаленно похожее на гибрид шахтера, диггера и альпиниста. Знакомыми в этом монстре были только Лизкины глазюки, утомленные переодеванием. Вероятно, я выглядела примерно так же, разве только габариты поменьше.

— Что с этим делать? — я слабо кивнула на изрядно похудевшие рюкзаки. — Здесь оставим? Давай под камень какой-нибудь спрячем, что ли…

— С ума сошла, старушка! Там же остальное снаряжение, провизия… Хватай рюкзак, пошли в преисподнюю!

Преисподняя начиналась каким-то червячьим лазом. На мои хрупкие плечи легла нелегкая ноша первопроходца. Лизка, по обыкновению, взяла на себя тяжкое бремя главнокомандующего, который, по теории Василия Ивановича Чапаева, в трудный момент обязан находиться в арьергарде.

Перед погружением в лаз начальство вкратце обрисовало стратегическую задачу номер один — добраться до журнала.

— Он должен находиться недалеко от входа, — закончила инструктаж Лизка и, слегка подтолкнув к дырке, скомандовала: — Вперед, Витка!

Обреченно вздохнув, я сунула голову под здоровенную глыбу, нависшую над входом. Фонарь на каске высветил продолжение норы. Стало очевидно, что в ней нельзя не то что встать в полный рост или развернуться, но и сделать лишнее движение. Путь к отступлению преграждал суровый полководец, потому я смирилась с судьбой и, спустившись на колени, углубилась в нору.

Ползти пузом в отвратительно хлюпающей грязи с рюкзаком за спиной, пусть и облегченным, но все же довольно тяжелым — сомнительное удовольствие. Про себя я придумывала самые изощренные пытки для Лизки-экстремалки. Пожалуй, пытка голодом подойдет больше всего.

Лизка, сосредоточенно пыхтя, ползла следом за мной. Наконец, после пятнадцати минут передвижения по-пластунски я увидела впереди что-то вроде просторной комнаты, где можно было занять вертикальное положение и перевести дух. Об открытии я сообщила Лизавете.

— Отлично, — обрадовалась она. — Там должен быть журнал.

Так и вышло. Журнал являл собой потрепанную тетрадь в дерматиновом переплете. К ней прилагался огрызок простого карандаша.

— Ты, Витка, помнишь, какое сегодня число? — задала неожиданный, но разумный вопрос Лизавета, расправляя могучие плечи.

— Нет, — призналась я, потому как уже давно потеряла счет времени.

— Плохо. Ну, хоть приблизительно?

— Я уверена только, что на дворе июнь.

— Это я помню. Сейчас, погоди… — Лизавета начала что-то высчитывать, мечтательно закатив глаза. В конце концов ее мощный мозговой агрегат выдал результат:

— Шестнадцатое. Так и запиши, мол, Виталия и Елизавета вползли в Кисели шестнадцатого июня в… — подруга посмотрела на большие часы, надетые поверх амуниции, — в 15 часов 18 минут. А я покуда делом займусь.

Что за дело образовалось у Лизаветы в недрах Земли, я выяснять не стала, а послушно открыла журнал. М-да…

Последняя запись, выполненная высокохудожественными каракулями, гласила: «Касыч, Бодун и Башмак приперлись. Кто полезет следом, бери водяру, девок и топай к месту встречи».

Занятное послание! Я все-таки нацарапала текст сообщения, что продиктовала Лизавета, после чего не без любопытства приступила к чтению журнала. Все сообщения были примерно такого же содержания: про водку, девочек, мальчиков. Единственное, чем записки отличались одна от другой, это датами выброски и датами возвращения.

Одно сообщение меня особенно порадовало. Его, несомненно, оставил какой-нибудь глубокий интеллектуал:

Мною овладел полный восторг! Я обернулась, чтобы поделиться им с Лизаветой, да так и застыла на месте с отпавшей челюстью: прожорливая подружка снова сервировала «пенку». Только на сей раз вместо шампанского центральное место на импровизированном столе занимала бутылка водки.

— Лизка, ты с ума сошла! — воскликнула я изумленно.

— Это ты с ума сошла, — спокойно отозвалась подруга. — В пещерах, как и в горах, орать нельзя.

После этих слов я перешла на трагический шепот:

— Ты чего же, опять собралась подкрепляться?! Да еще с водкой?! Мы так не договаривались.

— Не митингуй, Витка, — миролюбиво улыбнулась коварная Лизавета. — Это старая традиция спелеологов. Выпить перед дальней дорогой походные 150 граммов — святое дело. К тому же, как ты, наверное, заметила, здесь довольно прохладно. Так что считай водку не водкой, а лекарством и средством «для сугреву».

Я заткнулась. Во-первых, под землей в самом теле было прохладно, а, во-вторых, нарушать традиции спелеологов немного боязно — люди все-таки годами их вырабатывали. Одно волновало: слова Лизаветы о дальней дороге. Что она имела в виду? Может, дорогу домой? А что? Она ведь и в самом деле дальняя. Под землю мы уже спустились, пузом по грязи поползали, автограф в журнале оставили, пещеру осмотрели, можно со спокойной совестью убираться восвояси. Мне почти удалось убедить себя, что так оно и будет, потому трапезничать я села в приподнятом настроении.

На «пенке» стояли три пластиковых стаканчика. Два полные почти до краев, а в третьем водка плескалась примерно на одну треть.

— На троих соображаешь? — мрачно поинтересовалась я, подозрительно обнюхивая кусок сырокопченой колбасы. Она почему-то не вызывала доверия. — Мы кого-то ждем в гости? А чего пожадничала?

— Думаю, пещерным духам хватит и столько.

— Тоже традиция? — проявила я понимание.

— Нет, моя личная инициатива, — с этими словами Лизка плеснула водку на стены пещеры. После этого священного действа она подняла свой стаканчик и торжественно провозгласила: — Буде здравы, бояре!

Выпили, закусили колбасой. Лизавета заметно подобрела, и я, сочтя момент подходящим, бодро предложила:

— Ну, что, дорогая, пора домой, наверное. Успеть бы дотемна до станции добраться. Не хочется мне что-то опять у бабы Шуры ночевать…

Вероятно, я ляпнула глупость, потому что Лизаветина физиономия вдруг перестала блаженно улыбаться и приобрела выражение искреннего недоумения.

— Как это домой? — Лизка вроде бы даже не поняла, о чем я толкую. — Мы же только пришли.

— Ну… да… Но по-моему, уже все осмотрели. Можно и возвращаться.

Подруга долго на меня таращилась, но, должно быть, не «врубилась» и потребовала объяснений. С ангельским терпением я поведала Лизке свои соображения, стараясь подбирать слова попроще, чтобы их смысл достигал сознания Лизаветы. Третья попытка увенчалась успехом — подруга захохотала, как будто увидела перед собой живого клоуна, напрочь забыв о первом Правиле спелеологов: в пещерах не орать!

Должна признаться, под землей смех звучит как-то уж очень зловеще. Он вырывается из коридоров, слегка искаженный, гулким эхом отдастся под сводами пещеры, многократно отражаюсь от стен, и кажется, что в самом деле издевательски хохочут местные духи.

Наконец, приступ веселья у подруги закончился.

— Витка, я прямо вся потрясаюсь! Вот сижу потрясаюсь твоей наивности, — утерев проступившие слезы рукавом комбинезона, молвила Лизавета. — Неужели ты полагаешь, что мы проделали такой путь, чтобы выпить на брудершафт с духами, оставить запись в журнале и вернуться домой?! И ради этого мы добросовестно окончили курсы спелеологов и грохнули кучу бабла на снаряжение?!

Я неопределенно пожала плечами, дескать, понимай как хочешь, но на самом деле именно так и думала. До этой минуты. Теперь же смекнула, как глубоко заблуждалась и что это только начало.

— Налей еще водки, — с тяжким вздохом попросила я Лизавету. — Может, полегчает?

Пока я с отвращением накачивалась сорокаградусной жидкостью, Лизавета поделилась информацией об особенностях ландшафта Киселей. Разжилась она этой информацией все у того же приятеля, который снабдил нас бестолковой картой. Его способности я уже имела несчастье узнать, потому все сказанное Лизаветой мысленно умножала на два (что касалось длины маршрута) или делила на три (ширина ходов и лазов), да и остальную информацию подвергала сомнению.

В общем, картинка выходила безрадостная, но больше всего пугала протяженность пещеры. По уверениям Лизки, она составляла 10–11 километров. Проделав в уме нехитрое математическое действие, я получила пугающий результат. Неужели придется одолеть ВЕСЬ путь?! От этой мысли мой организм впал в оцепенение, впрочем, как заявила Лизка, это от водки, которую я, в принципе, не пью.