Шарль Эксбрайя - Порридж и полента

– И тебе не стыдно, Пьетро, так говорить о парне, который лучше тебя в тысячу раз?

– Но ты же только что говорила, что…

– О Фортунато я могу говорить все что захочу, а у тебя нет такого права!

– Но ведь я люблю тебя, Джозефина, ты же знаешь!

– Ну и что? Да ты для меня самый последний из всех мужчин на свете, понял?

– Смотри у меня, Джозефина!

– На что мне смотреть, ничтожество?

– Я не позволю тебе любить другого!

– А что ты можешь сделать?

– А вот что!

Лифтер вынул из-за пояса нож. Джозефина посмотрела на его лезвие и почти что нежно прошептала:

– И ты сможешь меня убить, Пьетро?

– Я не смог бы смириться с мыслью, что ты можешь быть с другим…

– Тогда, может быть, лучше убить этого другого, а?

– Для тебя я сделаю и это, если попросишь!

– Обещаешь?

– Обещаю!

Рядом с ними вырос полицейский.

– Отдайте мне этот нож, я его изымаю!

– Ма ке! Имею я право…

– Отдайте мне этот нож, иначе я могу рассердиться по-настоящему!

Ворча, Пьетро подчинился, а Джозефина презрительно взглянула на него.

– И он еще считает себя мужчиной!

– Джозефина…

Он собирался ее догнать, но его задержал инспектор.

– Вы что, сошли с ума? Разве вы не видите, что она вас не любит? Сердце девушек нельзя завоевывать силой! Оставьте ее в покое! Ни одна девушка на свете не заслуживает того, чтобы из-за нее так теряли голову, и особенно того, чтобы из-за нее шли в тюрьму.

– Почему – в тюрьму?

– Я слышал, как вы только что говорили, что, если понадобится, вы убьете каждого, на кого она укажет. И я вам советую поостеречься!

– А знаете, что я могу вам посоветовать? '

– Ладно! И все же примите к сведению: вы находитесь у меня в поле зрения, так что постарайтесь ничего такого не совершать; один неверный шаг, и я вас заберу к себе!

Пока они говорили, Ансельмо догнал Джозефину.

– Чего ты так набросилась на этого несчастного Пьетро7

– Он мне надоел! Вы все мне надоели!

– И я тоже?

– И ты тоже!

– Что ты себе вообразила?

– Мне нечего воображать! Ты думаешь, я не могу понять того, что говорят твои глаза и что значат твои руки, которые ты суешь всюду, куда не следует? По ночам я слышу, как ты ходишь у моей двери. Но я никогда не забываю хорошенько ее запереть на ключ!

– Ладно же, Джозефина! Если ты продолжаешь разговаривать со мной таким тоном, я пойду к дону Паскуале и скажу ему, что ты начинаешь представлять собой опасность для спокойной жизни в "Ла Каза Гранде"!

Джозефина продемонстрировала вульгарный жест, чтобы показать, что она думает о директоре, и уточнила свою мысль вслух:

– Если дон Паскуале всегда бегает так же быстро, то тогда когда я его позову, он сможет выиграть на Олимпийских играх!

Дон Паскуале, которому администратор сообщил мнение горничной, пожаловался донне Империи, которая вызвала девушку к себе. Из всех, кто работал в "Ла Каза Гранде", лишь одной маме Фортунато удавалось укротить норовистую дочь Пампарато. Сидя перед кастеляншей и держа руки на коленях, та ожидала очередного выговора. Но Империя сбила ее с толку не имеющим отношения к делу замечанием.

– Никогда бы не подумала, что ты такая красавица… Только это еще не причина для того, чтобы так невыносимо себя вести!

– Но…

– Замолчи! Мой брат мне все рассказал.

– Ну, знаете, этот!…

– Поосторожнее, Джозефина, ведь он – мой брат!

– Ваш брат, донна Империя, такой же гусь, как и все остальные! Со мной он позволяет себе распускать руки, шепчет мне на ухо отвратительные предложения, а по ночам ходит у моей двери в надежде, что я ему ее открою!

– Я поговорю с Ансельмо… Позволь мне все же сказать, что если бы ты была с мужчинами построже, они бы не бегали так за тобой! Ты пожинаешь то, что сеешь, девочка моя! Какая тебе надобность по утрам проходить через холл и вертеться там на глазах у ребят? Ты считаешь, что ведешь себя как порядочная девушка? И после этого ты еще удивляешься, что к тебе пристают?

– Я захожу туда только для того, чтобы увидеться с Фортунато.

– И что тебе нужно от моего сына?

– Я люблю его!

– Ты его любишь? А кто давал тебе на это право?

– Чтобы полюбить, не требуется разрешения, донна Империя. Я люблю Фортунато.

– Давно?

– Очень давно!

– А он?

Вместо ответа Джозефина расплакалась.

– Понимаю… Он тебя не любит?

Девушка тряхнула головой, не отрывая платка от заплаканного лица.

– Послушай меня, Джозефина… Не стоит мечтать о том, что не по тебе. У Фортунато другое призвание, чем быть мужем дочери плохого повара.

Глотая слезы, сеньорина Пампарато встала на защиту отцовской чести.

– Вы говорите о моем отце? Да лучшего повара нет на всем побережье!

– Значит, так считаете только вы вдвоем!

– Это неправда!

– Во всяком случае, этот куродер никогда не войдет в мою семью, даже через свою дочь, запомни это!

– Я пожалуюсь дону Паскуале! Вы не имеете права…

– Оставь в покое бедного дона Паскуале! Если бы здесь не было меня, я думаю, он ушел бы в монастырь! Смерть Луиджи Маргоне стала для него страшным ударом… Он считает, что обесчещен. А теперь, Джозефина, можешь идти, и оставь в покое Фортунато, иначе – берегись!

Раздираемая чувствами ненависти и отчаяния, Джозефина направилась было рассказать обо всем матери, но в коридоре она наткнулась на инспектора Паоло Кони.

– Куда это вы так быстро бежите?

– Не ваше дело!

– А вот это не так! Представьте себе, мне как раз нужно было с вами поговорить!

– Со мной?

– Да, с вами. Так что, может, пройдем в комнату, которую директор предоставил в наше распоряжение?

Когда они устроились в креслах роскошного номера, полицейский начал с вопроса:

– Вы действительно из-за чего-то переживаете, синьорина?… Или это угрызения совести?

– О чем это вы говорите?

– Синьорина, я и вправду всего лишь инспектор полиции, по при этом я не настолько глуп… Что бы ни думал комиссар Прицци, не только он один бывает прав!

– Ма ке! Какое мне дело до ваших отношений со своим начальником?

– В этой истории вы не так уж ни при чем, синьорина.

– Час от часу не легче!

Полицейский самодовольно улыбнулся.

– А мне, наоборот, все легче и легче!

– Вам?

– Да, мне… Я не верю, синьорина, что Луиджи Маргоне был убит из-за наркотиков.

– Вот как?

– Предположение о любовной истории кажется мне куда более вероятным… Вы были его любовницей?

– Вы добиваетесь того, чтобы я дала вам пощечину?

– Такая шутка может вам дорого стоить, синьорина! Я вам не мальчишка, поняли?!

– Может, вы и не мальчишка, но зато круглый дурак! Как вы могли подумать, что я могла быть любовницей Маргоне? Ма ке! За кого вы меня принимаете, а?

– За красивую девушку, которая умеет вскружить слишком горячие головы… Например, этого Пьетро Лачи?

– О, как он мне надоел!

– Надоедливый ревнивец может легко превратиться в убийцу, красавица моя.

– Значит, по-вашему, Пьетро повесил Маргоне потому, что ревновал его ко мне? Если бы я не была так расстроена, то просто бы сейчас рассмеялась от ваших слов!

– Вы хотите сказать, что были совершенно незнакомы с Маргоне?

– Конечно, знакома! Он бывал со мной очень любезен… Впрочем, вас это не касается! Надеюсь, до нескорой встречи!

– Боюсь, синьорина, вашим надеждам не суждено будет оправдаться. Когда Паоло Кони нападает на след, его нелегко сбить, а мне кажется, вы можете вывести на след убийцы Маргоне.

– Идиот!

Джозефина выбежала из комнаты и поспешила к материнской юбке, чтобы облегчить свое сердце. Она рассказала маме о том, как с ней обошлась донна Империя, и о том, как ее оскорбил полицейский. Альбертина Пампарато и так достаточно натерпелась от мужа, чтобы позволить другим оскорблять себя или свое дитя.

– Ма ке! Что она себе воображает, эта Империя, а? Она всего лишь вдова повара, так? Только зачем тебе понадобилось влюбляться в ее надутого Фортунато, который подметки твоей не стоит?! Ты могла бы выбрать себе кого бы только захотела, а тебя угораздило найти именно того, кто мизинца твоего не стоит! Посмотри, как ты неправа, деточка моя!

– Я люблю его, мамма миа!

– Любишь, любишь! Если бы ты посмотрела на себя сейчас со стороны, ты бы поняла, насколько глупо выглядишь! Как бы я была рада, если бы ты больше не думала об этом чертовом Фортунато!

– Это невозможно, мама!

– Увидишь, как еще возможно! Заболела твоя тетя Селестина. Так что собирай вещи: ты поедешь к ней на две недели в Падую.

– А как же Фортунато?…

– Я сама этим займусь! А полицейским, который тебя оскорбил, займется отец!

Джозефина была так несчастна, что сразу же поднялась к себе в комнату, чтобы исполнить приказание матери. Альбертина тем временем направилась к кастелянше.