Сергей Ульев - Шерлок Холмс и десять негритят

— Догадываюсь, — кивнул Мегрэ.

Марлоу водрузил шляпу на место.

— Ну вот, а потом вылезает это чучело — в смысле, жених этой красотки — из-за стойки и замахивается на меня бутылкой отменного виски. Меня это, конечно, возмутило, и я двинул ему табуреткой по лбу, а он…

— Довольно, месье Марлоу, — нетерпеливо перебил Мегрэ. — Чем закончилась драка?

— Я им доказал, что лицо мужчины создано не только для слюнявых поцелуев. А после сел с машину и поехал.

— И приехал, — сказал Гудвин.

— Значит, случайность? — уточнил Мейсон.

— Я повстречал на дороге Пуаро с его подружкой. Подбросил их до замка, а потом и сам решил здесь переночевать. Почему нет?

Он замолчал, и все посмотрели на отца Брауна, сидевшего в сторонке, с отрешенным видом болтая ножками.

— Святой отец, — окликнул его Мегрэ. — Что привело сюда вас, святой отец?

Отец Браун потупил взор.

— Неизвестный голос известил меня по телефону о тяжелом состоянии здоровья мисс Марпл и об ее желании исповедоваться.

Старушка вызывающе засмеялась.

— Можете приступать к исповеданию всех присутствующих, святой отец, только я в этой очереди буду последней.

— Малышка тронулась, ей-ей, — шепнул Марлоу комиссару Каттани.

— Она похожа на мою жену, когда та только что проснулась, — задумчиво проговорил Коррадо. — Такая же ведьма.

— Дело не во внешности, приятель.

— Для женщины — это все!

Марлоу махнул рукой и отошел от него подальше.

Мисс Марпл пристроилась в кресле у камина. Пожевав губами, она сказала:

— Совсем недавно мы пережили весьма неприятные минуты. Некий бестелесный голос, обратившийся к нам поименно, предъявил всем определенные обвинения. Я нисколько не сомневаюсь, что нас пригласил в замок человек безумный. И, скорее всего, опасный маньяк.

— В чем-чем, а в том, что он — маньяк, из нас никто не сомневается, мадам, — заметил Холмс.

— Вы сказали «он», месье, — произнес Мегрэ. — Но это могла быть и женщина.

— Согласен с вами, комиссар, я это вполне допускаю.

Делла Стрит с опаской взглянула на мисс Марпл. Старушка, положив ногу на ногу, невозмутимо покачивала белым тапком.

Тут неожиданно приподнял голову Жюв. Его дремотное состояние не позволяло произнести длинную речь, но, собрав последние силы, он слабым голосом выдавил:

— Это француз, господа… а зовут его Фантомас, но про это — тс-с-с… — и он снова отключился, так и не успев прижать палец к губам.

— Я не привык доверять выводам полицейского, — сказал Холмс, пренебрежительно скривив губы, но, перехватив угрюмый взгляд Мегрэ, поспешил добавить: — Кроме отдельных выдающихся личностей, разумеется…

— Господа, — пошептавшись с мисс Марпл, сказал Пуаро. — Нам все-таки следует разобраться с предъявленными обвинениями.

Его слова вызвали бурю негодования. Все зашумели, перебивая друг друга. Под сводами гостиной им вторило возмущенное эхо.

Мисс Марпл подняла руку, призывая к молчанию.

— Вот что я хочу заявить. Наш неизвестный друг обвиняет меня в том, что я — старая сплетница и Синий Чулок…

— Ну что ты, Джейн, — добродушно возразил Пуаро. — Это же клевета чистой воды.

— Оставь, Эркюльчик, дай мне сказать. Так вот… — мисс Марпл выдержала выразительную паузу, в продолжение которой все смотрели на нее, затаив дыханье. — Это правда! Я всегда находила удовольствие поболтать с женщинами и никогда не допускала до себя мужчин!

Слова старой леди произвели эффект разорвавшейся бомбы.

Все снова разом заговорили, замахали руками.

— Выходит, если неизвестный оказался прав в отношении мисс Марпл, то и все прочие обвинения имеют под собой реальную почву? — высказал Мегрэ витавшую в воздухе мысль. — Что касается моей трубки, то мне безразлично, как к ней относятся всякие там мухи!

— Я даже пальцем не притрагивался к своим прихожанкам! — тонким голоском верещал отец Браун.

— Миссис Хадсон мне роднее мамы! — восклицал Ватсон.

— Но я не могу отказаться от кокаина, — пожимал плечами Холмс. — Это составная часть моего дедуктивного метода.

— Презираю и ненавижу обезьян! — кричал Дюпен. — Они убийственно кровожадны!

Филип Марлоу усмехался.

— Как пил, так и буду пить. И совать нос в чужие дела.

А Коррадо Каттани вдруг уронил голову на плечо Холмсу и, всхлипывая, доверчиво зашептал:

— Синьор Холмс, признаюсь вам: у меня жена спит с кем попало, кроме собственного мужа, дочь по психушкам шляется… лучшего друга «мерседесом» задавило…

— Да что вы говорите.

— Послушайте, а Титти, герцогиня… я ведь с ней еще недавно тутти-фрутти… ну, одним словом, впрочем, не важно… она ведь из окна вывалилась в экстазе, а Ольга Комастро, представьте, графиню из себя строит… Я один как перст. А знаете, чем занимается в это время мафия?

— Догадываюсь, — печально ответил Холмс. — Мафия не дремлет.

Каттани зарыдал в голос.

— Тихо! — раздался сквозь шум повелительный окрик мисс Марпл. — Джентльмены, возьмите себя в руки! Прошу высказываться по очереди.

— И в самом деле, Делла, перепишите всех гостей в алфавитном порядке, — скомандовал секретарше Перри Мейсон. — Тогда каждый в свой срок получит слово.

Первым выпало выступить отцу Брауну.

— Братья и сестры, — взволнованно начал священник. — Покайтесь, и Господь смилуется над нашими душами…

— Следующий! — громко сказал Гудвин, но его одернули. Пользуясь проявленным к нему снисхождением, отец Браун долго вещал о первородном грехе и бессмертии души.

— Помолимся, братья и сестры, ибо Дьявол нас искушает. Но молитвою своею приблизимся мы к Господу нашему, и он простит нас и отпустит нам все грехи наши. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь!

Каттани ревел, не переставая. Холмс был уже весь мокрый от его слез.

— Мафия не дремлет, — в который раз твердил ему в ухо комиссар. — А моя дочь между тем спит с кем попало и не слушается папочку, жена из психушек не вылезает…

— Успокойте его, Ватсон, — со вздохом сказал Холмс, утерев непрошеную слезу.

Марлоу и Гудвин заученным приемом заломили Каттани руки за спину, хоть тот и не думал сопротивляться. Доктор Ватсон подошел к нему с горькой пилюлей. Коррадо принял ее как должное. И вот уже заплаканный итальянец лежал на диване неподалеку от инспектора Жюва, безмятежно дремавшего в кресле.

Остальные, помолясь вместе с отцом Брауном, терпеливо дожидались следующего выступления.

Огюст Дюпен долго не мог начать. Сперва он наблюдал, как укладывают Каттани, потом у него в горле застрял ком.

— Томас, я бы не отказался от мартини, — сказал он дворецкому.

На серебряном подносе Дюпену был преподнесен бокал мартини.

Приподняв его, Дюпен долго разглядывал содержимое бокала. В его глазах, казавшимися за стеклами очков темно-зелеными, бродили умные мысли, выстраиваясь в строгую логическую цепочку.

Так и не сделав ни глотка, Дюпен сказал:

— Я настаиваю на том, что убийство на улице Морг совершила эта гнусная обезьяна.

— Не надо на меня так смотреть, — попросил Марлоу. — Я очень обидчив.

— Простите, месье, мой взгляд зацепился за вас совершенно случайно.

— Посмотрите лучше на Деллу Стрит. Девочка старательно записывает каждое ваше слово.

Адвокат Мейсон вздрогнул.

— Кстати, мистер Дюпен, — поспешно сказал он, чтобы отвлечь внимание от своей секретарши, — какой породы была обезьяна, о которой вы никак не можете забыть?

— А какую вы имеете в виду? Которая сбежала из зоопарка?

— Нет, ту, которая вам так напакостила на улице Морг.

— Она напакостила вовсе не мне, а двум несчастным женщинам, которых разодрала в клочья… Впрочем, сути дела это не меняет… Отвечаю вам, месье Мейсон. Это был бурый орангутанг с Ост-Индийских островов.

— А та обезьяна, о которой говорилось в полученном вами письме?

— К сожалению, там не было указано.

— Я бы предпочел, чтобы это была горилла, — скромно произнес Мейсон.

— О шеф, — воскликнула Делла, — с гориллой вы справитесь одной левой!

— После того, как она оторвет ему правую, — сказал Гудвин.

— Что-то давно не было слышно ваших острот, сэр, — холодно заметил Мейсон.

Гудвин широко осклабился.

— Кто виноват, маэстро, что у вас проблемы со слухом.

Адвокат мгновенно повернулся к своей секретарше.

— Вот вам пример высококачественной риторики, Делла! Зафиксируйте нашу полемику дословно. Я обязательно воспользуюсь ее плодами, когда на предварительном следствии в очередной раз буду возить окружного прокурора мордой об стол.

— Бедняга прокурор, — сказал Гудвин, — у него, должно быть, очень плоское лицо.