Михаил Петров - Гончаров попадает и притон

Но рано я понадеялся. Постепенно туман развеялся, и прямо перед носом я сфокусировал красивый позолоченный колпачок дорогой авторучки. Как он сюда попал? И не мираж ли это? Я попробовал протянуть к нему руку и опять улетел в небытие.

Когда за мной пришли, я был уже в сознании. Тузик хотел тут же перевернуть меня на спину, но, услышав мой тихий мат, оставил в покое.

– Что же делать? – только и спросил он.

– Слушай сюда, – негромко, но внятно приказал я. – Поднимайся наверх, сооруди носилки. Возьми целлофановый пакет и пинцет. Потом подгони машину на пляж. Спускать меня будет легче, чем поднимать. А ты, Григорий, попробуй усадить меня на задницу. Очень больно лежать ногами вверх.

Перевернув, он кое-как придал мне сидячее положение. Во время этой процедуры меня вырвало – боль была адской. Я едва балансировал на грани новой потери сознания, зная, что это может закончиться печально. И все-таки я победил. Дождался Тузика с носилками и его долговязым шефом. Слава Богу, оценив обстановку, он вопросов не задавал, а попытался сразу водрузить меня на носилки.

– Подождите, – остановил я их, – где пинцет и пакет?

– Здесь, все принесли.

– Хорошо. Возле моей правой ноги лежит авторучка. Тузик, возьми ее пинцетом, не касаясь руками и аккуратно положи в пакетик. Хорошо. Теперь завяжи его, но воздух не спускай.

– Стой, – вдруг заорал Длинный Вован, – это же Генкин «паркер», я ему сам его дарил на Новый год. Как он тут оказался? Дай его сюда.

– Не лапай, – предупредил я. – Можешь стереть отпечатки.

– Почему? Это же его ручка, точно говорю. И отпечатки там его.

– Не сомневаюсь, но могут быть и не его.

– Да, ты прав.

К машине меня сносили долго и больно. Широкий «мерседес» шел плавно, заботливо качая меня, лежащего на заднем сиденье.

– Куда едем-то? – обернулся ко мне Вован.

– Домой.

– А может, лучше в больничку? Зелено-серый ты, Гончаров. Краше в гроб кладут. У меня в элитной больничке свой мужик есть. Нейрохирург. Я прикидываю, он тебе как раз нужен.

– Вези, – не желая помирать, согласился я. – А потом привезешь мне Николая Подвойко, эксперта из РОВД моего района. Достань его из-под земли. Только тихо. Кажется, у нас что-то получается.

– Все сделаю как надо. Притараню его живого или мертвого. Ты смотри только не помирай.

– Про нашу находку никому не говори и своих предупреди. Это в наших интересах. Если что, отдашь ручку Подвойко.

– Ежу понятно. Приехали, лежи, я схожу за санитарами и договорюсь с Самуилом Исааковичем.

Через пять минут он явился с двумя быками в белых халатах с жесткими носилками под мышкой.

– Исааковича пока нет, но я обо всем договорился с его шефом. Считай, тебе повезло, попал к лучшему хирургу лучшей больницы города. Тащите его в двадцать пятый кабинет. Да осторожней, балбесы. Коновалы, вам только быков кастрировать.

Куда я попал? Понять было трудно. То ли лаборатория, то ли операционная, то ли одноместная больничная палата. Кушетка жесткая, но удобная и широкая.

Результаты диагностики, проведенной тут же, оказались неутешительными, а в латинской транскрипции просто ужасающими. Из блиц-консилиума, проведенного у моего ложа, я понял, что повторно я сотряс свои мозги совершенно напрасно и, по медицинской логике, я должен был спокойно лежать абсолютным мертвецом. Но уж коли случился такой феноменальный факт, то я должен тихо, без движения, валяться десять дней. В ляжку мне засобачили несколько уколов, и я провалился в темную мягкую вату забытья.

То ли во сне, то ли наяву ко мне подходило множество знакомых и незнакомых людей. Кто-то с добрыми намерениями, они гладили меня по щеке, протирали влажными салфетками, осторожно поворачивали голову. Мне слышалось равномерное ласковое урчание, тихие щелчки и негромкий успокаивающий говор. Иногда появлялся длинный худой человек в темных очках с тяжелой бейсбольной битой. Почему-то он был в белом халате. Наверное, доктор. Но тогда почему он хочет меня убить? В полной темноте он замахивается на меня дубинкой. Я слышу громкий звук удара и кричу от ужаса и боли. Опять становится светло. Возле убийцы появляется женщина. В руках у нее шприц. Убийца говорит ей что-то резкое, поворачивается и уходит. Она согласно кивает головой и втыкает в мою ляжку иглу. Через несколько мгновений ни с чем не сравнимое блаженство заботливо берет меня в свои сказочные объятия. С высоты птичьего полета я наблюдаю за жизнью Земли. Я ясно вижу, как крутится планета, подставляя мне то один, то другой бок. Желтая, синяя и зеленая, она раскрашена во все мыслимые цвета. И разноцветные люди совершают разноцветные дела. Черные, белые, красные. Вскинулось к небу заминированное высотное здание, и сотни недвижимых людей лежат в руинах. Автоматная очередь, и человек, сломавшийся пополам, у ног автоматчика. Блеснул нож в руках насильника, и бьется в конвульсиях жертва, а нетерпеливый подонок уже выворачивает ее карманы. Но мне-то все равно, я уже не связан с тобой, проклятая Богом Земля. Я эфир. Я сама эйфория. Ангелы и святые окружают меня.

– Костя, Костенька, как же это ты? – спрашивает милый далекий голос, так давно ко мне не обращавшийся.

– Все хорошо, мама. У нас все хорошо. Где отец?

– Я приду к тебе завтра.

– Где отец?

– Я приду, и мы вместе к нему пойдем. Все будет хорошо, котенок.

Она целовала мой лоб, губы, и горячие слезы, родные и забытые, стекали по дорогому милому лицу.

– Достаточно, уходите, идет доктор, мне влетит!

Я очнулся, не сразу сообразив, что мой бред состоит из действительности. А плачущая женщина реальна и телесна, но, к сожалению, это не моя мать, да ей и невозможно оказаться здесь, в этой жизни, если десять лет назад вслед за отцом она покинула этот мир. Но кто же тогда эта плачущая женщина?

Я открыл глаза, что-то очень знакомое и желанное узнавал я в ее лице. Но что? Вполне вспомнить я этого не мог.

– Уходите скорее, он уже идет, – властно торопила медсестра.

– Подожди! – крикнул я, но даже сам не услышал своего голоса.

Незнакомка встала. Вошел длинный доктор, моя посетительница вздрогнула. Нет, мне не показалось, она именно вздрогнула.

– В чем дело? Почему посторонние?

– Простите меня, Самуил Исаакович, она на секундочку попросилась.

– Соня, это первое предупреждение. Гражданка, покиньте палату. Соня, да что с ней? На ней же лица нет. Быстро нашатырь и кардиограмму. Замерь давление.

– Нет, нет, не надо, – почти закричала женщина. – Оставьте меня. Не прикасайтесь.

Стремительно и испуганно она скрылась за дверью.

– Кто такая?

– Не знаю, доктор, я увидела ее уже перед палатой.

– Зачем ты ее пустила?

– Не знаю, она очень просила, плакала.

– Сколько она тебе заплатила?

– Нисколько… Хотя вот, крестик золотой с цепочкой. С себя сорвала и сунула в мой карман. Я сейчас хотела ей отдать.

– Можешь оставить его себе, ты уволена.

– Но… Самуил Исаакович… – захлюпала девица-сестрица, – куда же мне?

– Куда хочешь! В обычную клинику. В нашей ты оказалась случайно. Ты хоть знаешь, сколько стоит вот этот пациент с отбитыми мозгами? А вдруг бы с ним что-то случилось? Может быть, она сюда явилась, чтоб удушить его? Кто ее вообще пустил там, внизу?

– Не знаю.

– Пойди и узнай.

– Хорошо. Я все разузнаю.

Доктор подошел ко мне вплотную. Сквозь сомкнутые веки шестым чувством я следил за ним, почему-то интуитивно подозревая опасность. Хотя и подозрение это было абсурдно.

– Ну-с, что скажете, господин Гончаров?

– А вы? – не открывая глаз, ответил я вопросом.

– А я поздравляю вас с благополучным возвращением с того света и желаю как можно дольше не бывать там хотя бы потому, что удовольствие это дорогое.

– И сколько попросил Сатана за мой выкуп?

– Полтораста долларов в сутки.

– А сколько я пробыл у него в заложниках?

– Неделю. Точнее, шесть дней.

– Значит, я должен вам шесть «лимонов»?

– Немного больше, но за вас платят, не волнуйтесь.

– Кто?

– Для вас, как и для меня, это не важно.

– Док, мне, наверное, вредно волноваться.

– Волноваться вредно даже дятлу, а уж вам тем более.

– Давайте сделаем так, чтобы я не нервничал.

– Давайте.

– Не прогоняйте девчонку.

– Какую?

– Медсестру.

– Хм, она берет взятку у вашей… вашей…

– Сестры, – подсказал я первое, что пришло на ум.

– Да, у вашей сестры, а я должен этому потакать?

– Сестра у меня верующая, и предложить взятку предметами религиозного значения ей бы не пришло в голову. Скорее всего, моя сестра этим поступком хотела сказать: «Возлюби ближнего и будь милосердна».

«Во куда меня занесло!» – подумал я, сдерживая улыбку.

– А вы богослов или мозги еще не вполне в своей тарелке?

– Я смиренный блюститель нравственности и моральных догм.

– А в перерывах между проповедями ловите убийц и насильников, так? Отец Браун?