Сергей Нуриев - Идолов не кантовать

Ученик великого мага был не из тех людей, которые могут довериться первому встречному. Более того, тайны, подобные той, что держал при себе Мамай, обычно не открывают и второму, и даже третьему встречному. В противном случае можно нажить смертельного врага. Но Гена был не просто первым встречным; он был первым встречным иностранцем, имеющим к тому же уйму недостатков. Для конкурента он был слишком труслив, неопытен и, пожалуй, глуп. Но как подручный эфиоп был незаменим. Нет, все-таки их встреча не случайна. Сам бог послал этого простофилю Потапу в помощь.

— Ну, хорошо, — сдался Потап, задушив в себе последнее сомнение. — Не в моих правилах открывать карты до конца игры, но тебе, так и быть, я их покажу. Как партнеру. Тем более что все козыри в моих руках. Кроме главного — туза. Но я знаю, где его искать, и я его найду. Сейчас я сообщу тебе такое, в чем нормальные люди не признаются даже под легкими пытками… Приготовься. Если у тебя есть валидол, то глотай сразу.

Но Тамасген отнесся к совету товарища с явным пренебрежением. Он по-прежнему преспокойно сопел в край одеяла и не засыпал, казалось, из любезности. Задетый за живое младший пророк представил, как затрепещет, зарыдает сейчас от зависти африканец, пораженный невероятным известием.

Шепотом, для пущего эффекта, Мамай сказал:

— Я ищу клад.

Он замолчал, давая фармацевту возможность выплакаться, но тот продолжал молчать.

— Эй, — позвал Потап, — ты что, спишь?

— Нэт, — тихо отозвался Эфиоп.

— А чего молчишь?

— Слюшаю.

— А ты расслышал, что я только что сказал?

— Слышаль.

— Я ищу клад! Клад! Понимаешь?

— Я поняль.

— И ты ни о чем не хочешь меня спросить?!

— Хочу. А Клад — это кто? Твой родственник?

— Да-а-а, — протянул Потап, — недоценивать тебя труднее, чем я думал. Ещe минуту назад я колебался, вверять ли тебе свою тайну. Но теперь я спокоен. Ты меня не подведешь. Учитывая твое происхождение, общую смекалку и прочие черты характера, я могу с твердостью заявить, что вреда от тебя не будет никакого. Разумеется, умышленного. А вот пакостей по простоте своей ты наделать можешь много. Поэтому если ты когда-нибудь захочешь меня надуть или у тебя возникнут какие-либо иные тайные замыслы, то сразу же мне о них сообщи. А я, в свою очередь, помогy тебе не совершить глупость. Ну, продолжим. Я, конечно, понимаю, что первые слова, которые ты выучил на русском языке, были матерные, но, может быть, тебе известно значение слова "золото"?

— Известно, — напрягся Тамасген.

— Так вот, под словом "клад" я и имею в виду этот благородный металл…

— Ты?! Ищешь… золота?

— Да, — хладнокровно продолжал Потап. — Девятьсот девяносто девятой государственной пробы.

— Нэт… — выдавил пораженный негр.

— Да!

— Нэт.

— Да, мой друг, да.

— Врешь.

— Что?! Где ты этому научился? Я вру? Нет! Вы только посмотрите на него! Может, ты и вправду думаешь, что такой человек, как я, будет зябнуть в этом задрипанном городишке только для того, чтобы заработать себе на пропитание сомнительными операциями? Да? Ты так думаешь? Ты думаешь, что за твою морду нам дадут много денег?

— Нэт.

— Правильно, не обольщайся, много не дадут.

Тамасген уставился на кредитора испуганными влажными глазами.

— Ну кое-что мы из народа выжмем, — поспешил успокоить его Потап, — негры здесь в диковинку. — Главное — умело взяться за дело, показать товар лицом. В общем, тебе понадобится моя сноровка, а мне — твоя физиономия. Симбиоз, так сказать.

— Чего?

— Да это неважно, — отмахнулся Мамай, — главное — клад найти.

— А где ми его найдем?

— Не — мы, а — я. И не исключено, что я его уже нашел, — сказал Потап, многозначительно погладив бронзовую макушку вождя. — Ты до сих пор не понял?

Он одарил напарника убийственным, полным презрения взглядом, извлек из-под подушки бумажник, вынул из него аккуратно сложенную бумажку и протянул ее Тамасгену.

— Читай, студент.

Студент робко развернул листок. Это оказался обычный бланк телеграммы, в который были вклеены обрывки телеграфной ленты. Кусочки были разной длины, и в каждом из них не хватало либо букв, либо целых слов. Истерзанный текст имел следующее содержание:

… секретно… азываю обеспечить… груза 468/1 согласно… ому маршруту… секрет… приказ… ю… отгрузку груза 468/2 (копию)… в городе Козяки… ой области и торжественно вручить… вожд… революции в честь… летия… Об исполнении доложить. Совершенно секретно… грузы приказываю не перепутать… о ходе… следования груза 468/1 (оригинала)… прика… ю докладывать еже… но…

Тамасген перечитал телеграмму несколько раз и, понизив голос до почтительности, спросил:

— А это что?

— Расшифрованные шифровки, — так же тихо пояснил Мамай, — точнее, их остатки.

— А что там било зашифровано?

— Да зачем тебе знать, что было зашифровано, если есть то, что расшифровано! И так почти все ясно, нужно только дописать слова и расставить знаки препинания. Дай сюда. — И, отобрав листок, Потап прочитал вслух: — Вот. Совершенно секретно. Приказываю обеспечить… м-м… доставку груза четыреста шестьдесят восемь дробь один согласно… м-м… или указанному, или еще какому-то маршруту. Совершенно секретно. Приказываю… м-м… произвести отгрузку груза четыреста шестьдесят восемь дробь один в городе Козяки. Понимаешь? В этом городе! Дальше. И торжественно вручить… м-м… Вот тут не сохранилось главное слово. Неясно: бюст вождя или памятник вождя? Из-за этого вся задержка. Ну ладно, в общем, вручить вождя… м-м… должно быть, Октябрьской революции. Но вот кому и в честь чего? Из-за этого тоже будет заминка. Дальше. Об исполнении доложить. Совершенно секретно… грузы приказываю не перепутать. И последнее: о дальнейшем следовании груза-оригинала приказано докладывать еже… еже… ежечасно, наверное. Все. Вопросы есть?

Африканец глотнул комок и заторопился:

— А что?.. А откуда?.. А почему?..

— Стоп, стоп, стоп. Слишком много вопросов. Тебе интересно знать, откуда у меня эта шифровка?

Потап сел на кровать, по-турецки скрестив ноги. Разжигая нетерпение напарника, не спеша закурил. Лишь после третьей затяжки, глядя сквозь дым прищуренным глазом, он заговорил:

— Я — бывший сотрудник одного ведомства, слишком широко известного, чтобы тебе о нем знать.

— О-о… Я зналь, что здесь видно политику-у…

— Не ной. Я ведь говорю, что бывший сотрудник, бывший.

— Выгнали?

— Под сокращение попал. Так вот. Однажды, неважно как, через мои руки прошли остатки секретной информации, из которой следовало:

а) для некоего зарубежного друга, возможно компартии, изготовлен специальный груз, известный нам теперь под номером 468/1;

б) груз представлял собой слиток золота 999 государственной пробы;

в) слиток выполнен в виде изваяния вождя революции, то бишь Ленина;

г) драгоценный вождь замурован в другой, менее ценный материал;

д) для дезинформации вражеских спецслужб была изготовлена точная копия Ильича, получившая номер 468/2;

е) копию предполагалось подарить какому-нибудь городу, оказавшемуся на пути следования груза 468/1;

ж) запутав таким образом следы, подлинник нужно было переправить дальше, по назначению.

— Гена, ты еще жив?

Не подавая признаков жизни, эфиоп застыл в постели черным камнем. С трудом оторвав от подушки голову, он попытался подтвердить свое наличие, но его пересохшее горло извергло лишь глухой хрип. Мамай был удовлетворен.

— В ваших глазах, гражданин Малаку, я по-прежнему вижу множество немых вопросов. У меня они тоже были. Некоторые из них мучают меня до сих пор. Например, кто являлся получателем груза? Сие кануло в Лету. Братская помощь оказывалась всем, кто недолюбливал милитаристский блок НАТО. Ну, с отправителем ситуация более ясная. Хотя лично я не исключаю возможности, что золотой истукан был личным имуществом кого-нибудь из членов Политбюро и направлялся в один из швейцарских банков. Но все это выяснению пока не подлежит. И наконец, главный, чисто риторический вопрос: а на сколько, собственно, тянул упомянутый слиток? По моим подсчетам не меньше чем на полцентнера. Меньше бы не посылали — неприлично. А знаешь ли ты, чужеземец, что такое пятьдесят килограммов золота?

— Что? — спросил недогадливый эфиоп.

— Все! — добил его чекист и, потянувшись, мечтательно подложил под голову руки.

Но африканец оказался живуч. Не осилив всей глобальности произнесенного местоимения, он начал придираться:

— А если там сорок девять килограмм?

— Значит, это будет почти все.

— А если…

— Хватит! Если там окажется больше чем пятьдесят, — значит, это будет больше, чем все.