Дарья Калинина - Возвращение блудного бумеранга

Разговаривали они с ними долго. Слишком долго. И результатом этого разговора стала упавшая в обморок Анька и бледная до синевы Леся, которая появилась во дворе, пошатываясь на нетвердых ногах.

— Что они вам такое сказали?

— Все очень плохо.

— Насколько плохо?

— Насколько это вообще возможно. Представляешь, эти тупицы вообразили себе, что у Аньки был мотив убить своего дядю.

— Разве он ей дядя?

— Он брат ее матери.

— Анькина мама живет в Германии со своим новым мужем.

— Знаю! Я имела в виду, что этот старый зануда дядя Нико был братом Анькиной свекрови, ее матери в законе.

— А-а-а… Ну, ладно. Убитый — брат Анькиной свекрови. Родственник, короче говоря, и что?

— И у этого дяди Нико с Анькой были весьма напряженные отношения.

— Почему?

— Дядя Нико единственный из всей семьи был категорически против того, чтобы Давид женился на русской. Всем остальным было по фигу, даже мать и отец Давида не возражали, а этот Нико уперся рогом. Мол, если в дом войдет русская невестка, то я вашего порога больше не переступлю!

— И что?

— И сдержал свое слово. Представляешь, какой вреднюга?

— Да уж.

— Вначале вообще катастрофа была! — увлеклась Леся рассказом. — Цирк и драма в одном флаконе. Если Анька с Давидом приходили куда-то в гости, где в это время был их дядя Нико, тот вставал и уходил. Демонстративно! Не желал находиться под одной крышей с женой племянника, которую не принял.

Кира удивилась.

— Что он имеет против русских? Верней, имел?

— Ничего он не имел. Просто характер у человека был такой говняный!

— И это все Анька выложила следователю?

— Да. Ты себе не представляешь! Ее словно прорвало. Говорила и говорила, какой этот дядя Нико был гад, сколько нервов он ей потрепал и что она даже не понимает, зачем расследовать смерть такого дрянного человека. Дескать, от него всем был один только геморрой. Мол, что ни делается, все к лучшему.

— Серьезно?! — опешила Кира. — Так и сказала?

— Ага!

— У нее крыша поехала?

— Видать, так.

— И что следак?

— Ясное дело, уши навострил. Слушал и на ус мотал.

— Ну, а потом?

— А под конец обвинил меня и Аньку в убийстве этого типа!

Кира ахнула.

— Тебя-то с какой стати?

— Мол, Анька меня специально из Питера вызвала.

— Чтобы ты убила ее дядю? Верней, дядю ее мужа?

— Прямо так следователь, конечно, не сказал. Но я его намеки достаточно хорошо просекла. И про билет меня расспрашивал. И почему мы приехали прямо к свадьбе Тамары. И были ли мы с ней раньше знакомы. Ну, ты понимаешь?

Кира подавленно молчала. Да уж, ситуация, хуже не придумаешь. Они находятся в чужой стране, а тут не проходит и двух дней, как убивают дядю их подруги и хозяйки. И в убийстве обвиняют ее саму.

— Но зачем Аньке понадобилось убивать своего дядюшку?! Неужели, даже после стольких лет совместной, душа в душу, жизни с Давидом, рождения у них двух мальчиков, этот вредный дядя не сдался?

— Нет. Не только не сдался, но и продолжал всячески пакостить им.

— Как это?

— К примеру, не разрешал собственным внукам играть с детьми Давида.

— Почему? Дети-то чем виноваты?

— Ну, как ты не понимаешь. Во-первых, они же наполовину русские. А раз так, значит, тоже не могут быть приняты в семью! А во-вторых… Во-вторых, сдается мне, что этот дядя Нико нарочно изводил Аньку.

— Почему?

— Не мог простить, что Давид женился не на той невесте, что он ему сватал, а на Аньке.

— И надеялся, что Анька не выдержит и уйдет от Давида?

— Возможно.

— И тот женится на прежней невесте?

— Да.

— Но это же глупо!

— Ничего другого, зачем этот человек так активно изводил Аньку, мне в голову не приходит.

Кира помолчала.

— А что за невеста была у Давида?

— Не знаю.

— Надо узнать. И заодно выяснить, был ли личный интерес в этом браке у покойника.

— И у кого мы это узнаем?

— У наших хозяев. У Аньки, у Давида, у его мамы. У кого же еще?

Но этот разговор пришлось отложить на завтра. Сегодня все в доме Аньки были слишком подавлены свалившимся на них горем. Да, покойник отличался скверным характером, был невыносим в общении, не принимал невестку и обладал злым колючим языком, но он был братом матери Давида и его родным дядей. А родственников, как известно, не выбирают. Их просто любят или хотя бы мирятся с их существованием.

Трудно сказать, какие чувства испытывали Давид и все прочие к дяде Нико при его жизни, но теперь, когда он умер, они подчеркнуто горевали об этом человеке. Мать Давида побежала в дом к брату с соболезнованиями. Анька наглоталась снотворного и легла спать. А Давид ходил по дому с таким мрачным, отрешенным выражением лица, что девушки просто не рискнули к нему сунуться.

— Что это с ним?

— А тебе бы понравилось, если бы твоего родного дядьку вдруг пришили, а менты обвинили бы в этом твою супругу!

— У меня не может быть супруги! Только супруг!

— Ну, супруга! Какая разница?

В ответ Леся хотела напомнить подруге анекдот о том, как один горячий кавказский мужчина приходит в магазин и просит показать ему трусы. Молоденькая продавщица, увлеченная разговором с приятельницей, не глядя, достает и бросает на прилавок несколько пар женских трусов.

— Э! — говорит мужчина, оскорбленно двигая усами. — Девушка, ты что мне дала? Трусы ведь женский!

— Да какая разница? — небрежно отвечает продавщица, не прерывая увлекшего ее разговора.

На что окончательно выведенный из себя мужик стучит кулаком по трусам и орет:

— Какая разница! А вот я сейчас эту разницу из штанов вытащу и тебе в глаз суну!

Хотела напомнить Леся этот анекдот. Но не стала. Слишком все утомились за сегодняшний день. Да еще и закончился он убийством. Очередным убийством, которое случилось в присутствии двух подруг. Регулярность, с какой происходили возле них убийства, мягко говоря, настораживала. И в первую очередь самих девушек.

— Поневоле задумаешься, в чем тут дело. Это с нами двумя что-то не в порядке или просто мир вокруг нас такой? — пробормотала Леся, устраиваясь на ночлег.

— Ты это о чем?

— Ну, вот дядьку нашей Ани убили. А ведь жил себе человек, особо не тужил.

— И что?

— А потом мы с тобой приехали, и его убили. Тебя лично этот факт не настораживает?

Нет. Киру этот факт не настораживал. Она была прагматиком. И считала, что если это не они лично прикончили дядю Нико, то и волноваться им совершенно не о чем. Совесть их чиста. А что преступник активизировался, когда они приехали, это на совести только самого преступника. К подругам это никакого отношения не имеет.

— Мы тут ни при чем! — твердо заявила Кира. — Так что ложись спать и не выдумывай разной чепухи!

Подруги уже прилегли на свои кроватки, когда внезапно за окном их комнаты раздался чей-то голос и стук.

— Эй! Девочки! Вы спите?

— Кто там?

— Это я! Давид.

Девушки мигом передумали засыпать. И подскочили к дверям.

— Заходи! Что случилось?

Глупый в подобной обстановке вопрос. Много чего случилось сегодня — и все по большей части неприятное. Но оказалось, Давида интересует, что именно видела Леся. Поэтому он и пришел. Не мог уснуть, мучали тяжелые мысли.

— Леся, скажи, ты ведь все время была с моей женой?

— На свадьбе? Нет, иногда мы разлучались.

— Я имею в виду потом. Когда вы нашли тело дяди Нико. Вы были с ней вместе?

— О да!

— И ты видела, как она подошла к телу дяди?

— Конечно!

— Она к нему приближалась?

— Да, когда он отпустил изгородь и упал.

— А он был в это время уже мертв?

Все эти вопросы насторожили подруг.

— К чему ты спрашиваешь, Давид? — удивилась Леся.

— Так он был жив или мертв?

— Откуда мне знать! Он упал и не шевелился.

— А кровь?! Кровь на нем уже была?

— Да. Рубашка была вся мокрая.

— Мокрая. Но это была кровь? Или вино? А кровь появилась на нем уже позднее?

Постепенно до подруг дошло, что выпытывает у них Давид. Его интересует не само убийство, не последние слова убитого, а причастна или непричастна его собственная жена к убийству. Когда до подруг это докатило, они возмутились.

— Как ты можешь?! — закричала Леся. — Подозревать собственную жену!

— Это низко!

— Это гнусно!

— Это отвратительно!

— Так я же только вам! — оправдывался Давид. — Я никому больше о своих сомнениях не говорил.

— И нечего вообще говорить!

— Твоя жена ангел!

— Чистая и светлая душа!

— Умница!

— Красавица!

— Добрый человечек! Она не способна никого убить.

Давид окончательно поник.

— Да, вы правы! А я осел!

— Кретин!

— Негодяй!

— Предатель!

Этого Давид уже не стерпел.