Скотт Туроу - Законы отцов наших

Рассвет. В воздухе стоит противный привкус соли, хотя отсюда до воды уйма миль. Над унылым ландшафтом из приземистых кирпичных зданий, гудрона и потрескавшегося тротуара, поросшего травой, на котором валяются смятые пробки из-под кока-колы, конфетные обертки и листы старых газет, громоздятся четыре высотки. Рыбьей чешуей сверкают мелкие осколки, остатки разбитых бутылок — еще одно фальшивое обещание.

Непривычно спокойно. Ночью здесь жизнь бьет ключом: женский визг, пьяные вопли, надсадно ревущие моторы. Иногда перестрелка. День приносит с собой голоса детей, прохожих, бездельников, шаркающих ногами по мостовой или сидящих на корточках у стены… короче говоря, приносит человеческую породу и, зачастую, не в самых лучших ее проявлениях.

Поднялся ветер. Он со свистом прорывается сквозь широкие щели в заборе и бьет в кирпичные стены. Идущий по улице человек вздрагивает, резко вскидывает опущенную голову и осматривается. Однако беспокоиться не о чем. Из живых существ здесь только собака, свернувшаяся клубком на земле в проходе между домами. Безошибочное звериное чутье подсказывает ей, что лучше остаться там, где она есть, за сотню ярдов, и не встревать ни в какие разборки. На черной крыше маленького домика, на игровой площадке лежит неизвестно как туда попавшая старая автомобильная покрышка.

Орделлу скоро стукнет тридцать шесть. Он все еще не утратил силы и ловкости, приобретенных за годы тюремных отсидок или вбитых в него, как он сам сказал бы о себе, хотя со времени последней ходки прошло уже четыре года. Одет просто: черные рубашка и брюки. «Не носите золота, если вы на работе», — часто советует Орделл будущему поколению — восьми-, девяти-, десятилетним ребятишкам, которые ходят за ним гурьбой, лестно отзываются о его внешнем виде и наперебой предлагают свои услуги, когда он приходит сюда днем.

— Хардкор, — клянчат они, — принести тебе ко-о-орейской кока-колы-ы-ы? — Как будто ему невдомек, что они надеются прикарманить сдачу.

Этим утром Орделл Трент, блатная кликуха Хардкор, один-одинешенек. Здание, к которому он приближается, самое высокое из четырех, что составляют новостройку. Грей-стрит с годами стали называть Башней-IV. Причина здесь скорее всего не в чьем-то пристрастии к римским цифрам, а в мрачном юморе жильцов, имевших немалый опыт общения с полицейскими, которые между собой именовали этот дом башней из слоновой кости.[1] Открытые части башни — окна, лоджии, переходы между этажами — забраны густой сеткой из толстой проволоки. Раньше частенько случалось, что жильцы, которым по тем или иным причинам было не с руки выносить мусорное ведро из квартиры, опорожняли его с балконов. Иногда оттуда же по врагам довольно метко метали кирпичи, совсем как в Средние века, или пьяные и обкурившиеся до чертиков падали и расшибались вдребезги. Кое-кто, в частности имевшие грешки перед своими соратниками рядовые гангстеры, превращался в птицу весьма неохотно, и их приходилось слегка подбадривать путем дружеских толчков и пинков. Некоторые истории оставили ни в чем не повинные маленькие дети.

Три-четыре окна окружены языками копоти, следами прошлых пожаров, и на уровне первого этажа, на кирпичах — закругленными буквами фосфоресцирующей краской, а по краям — черной, выведена аббревиатура «УЧС» — «Ученики черных святых». Прославляется и филиал этой банды, шайка «Роллеры Ти-4», возглавляемая самим Орделлом. Оставили здесь свои метки и особо дерзкие члены конкурирующей банды под названием «Гангстеры-Изгои». То там, то здесь встречаются надписи черной или белой краской, сделанные, очевидно, с целью зафиксировать самоутверждение: «Д'Рон — классный парень», «Люцифер».

Оказавшись внутри, Орделл кивает охраннику Чаку, туповатому полицейскому из отдела вневедомственной охраны жилищного управления округа Киндл, который дежурит здесь на платной основе: сидит в бетонной будке с маленьким окошечком из пуленепробиваемого стекла. Каждый месяц Чак получает от Орделла полтину — пятьдесят долларов. И тот, ясное дело, внушает ему симпатию. «Нет, ты только посмотри, Чак даже отдает мне честь. Вот это да, черт возьми!» — думает Орделл.

В фойе сумрачно, единственный источник света, и притом очень тусклый, — автомат, который продает пепси. На нем тяжелый замок. Все электрические детали освещения либо украдены и проданы за крошечную дозу какой-нибудь самодельной дряни, либо их вывел из строя какой-то «Святой», предпочитающий вершить свои дела в темноте. Со стен пучками свисают оборванные, оголенные провода. Затхлый воздух насквозь пропитан острым запахом испражнений — следствие прохудившейся и давно не ремонтировавшейся канализации. Трубы с облупившейся краской, пятнами ржавчины и следами сварки проходят под потолком. Такое впечатление, будто ты в сильно обветшавшем бункере, сооруженном лет сто назад на случай атомной бомбардировки. Бетонный пол, шлакобетонные стены. Все поверхности — нет ни клочка свободного пространства — исписаны буквами, словами, кличками, эмблемами, означающими принадлежность к банде. Нимб «Святого», «4» — знак группировки «Ти-4», «Роллеры» и имена: Д-таун, Майк-о-Майт, Бэйби Фейс, Прист — написаны школьными маркерами или, что гораздо чаще, копотью на штукатурке или краске с помощью зажигалок.

Лифт — их тут несколько — сегодня работает, и Хардкор поднимается на семнадцатый этаж. Первые пять этажей здания практически пустуют. Они брошены жильцами, для которых тридцать восемь с половиной долларов в месяц — слишком высокая цена за жизнь, когда приходится стелить на полу, чтобы в тебя не угодила шальная пуля во время перестрелки, да и вообще самое безопасное спальное место — ванна. Входя в квартиру, Хардкор слышит хриплое дыхание старухи, у которой в горле, натруженном слишком долгой жизнью, скопилось столько мокроты, что старуха вечно хрипит и булькает, даже когда спит. Хардкор сдает ей две задние комнаты.

Себе он оставил две передних, из которых наблюдает. Отсюда сверху видна вся операция. Иногда «тик-таки» — так «Святые» называют опергруппу муниципальной полиции округа Киндл, — те, кто не берет у Хардкора деньги, и те, кто поступает наоборот, сидят внизу и наблюдают. Он знает, что они удивляются. Почему это проклятый ниггер так хладнокровно, нагло обделывает свои делишки, когда все замирают при первом же намеке на появление полиции? Да потому что Орделл видит. Отсюда. Все эти маленькие гангстеры — соглядатаи, как их обычно называют, — у него в руках. Они землю роют носом, высматривают и вынюхивают. Стоит любой полицейской машине, агентам в штатском или какой-либо еще подозрительной твари направить свои стопы в сторону высоток, Хардкору тут же донесут.

На улице, которая подходит сюда перпендикулярно, стоят два трехквартирных дома, и около них на ступеньках постоянно сидят маленькие гангстеры, которые обслуживают подъезжающие автомобили. У них есть крэк, виски, травка, иногда таблетки. В машинах гангстеры высшего ранга, ветераны «УЧС», все они отмотали самое малое пару сроков. Ребята ушлые, берут у них по одной-две унции. Парням нужно подзабалдеть немного, чтобы быть в форме. Да и вообще — это все, что им нужно.

Но не Орделлу. У него есть дома́́́, и женщины, и блейзер, и «БМВ-755», классная тачка. Черт, у него есть золото, но он не хочет оплывать жиром и прирастать задницей к креслу, когда в руках есть настоящее дело. Все раскручено и поставлено. Диджеи смешивают эту хрень, скрэмблеры толкают ее и получают зарплату натурой, мулы занимаются доставкой: подвозят наркоту два раза в день из гаражей и квартир, где она хранится. И его артиллерия — Хонго, Горго и вооруженные до зубов тупые мудилы, чтобы ни у кого и в мыслях не шелохнулось покатить бочку на Орделла. Семьдесят пять человек, а иногда их число переваливает за сотню. Хардкор присматривает за ними: поди туда, мать твою, иди сюда, держи ухо востро — везде полно полицейских осведомителей! — не нюхай и не ширяйся, падла; не напяливай на пальцы никаких колец, не обвешивайся золотом; видишь деньги, парень, делай их! Вот что ему надо — чтобы дело двигалось и чтобы результаты были каждый день.