Измайлов Андрей - Время ненавидеть

– Смерть наступила от восьми до восьми тридцати утра. Трупное окоченение…

А молодежь нехай привыкает. Степа Евсеев, дурнота и бледность. Привыкай, малой!

И малой героически привыкает: вокруг да около лежака, где под простынкой покоится Зарубин Валерий Сергеевич, известен под кличкой Член. Хм, хм. Оно конечно, Степа от Гуртового ни на шаг и, преодолевая тошноту, глядеть бы куда угодно, лишь бы не на труп под простынкой. Ан – нет-нет, а глаза косятся. Кличка Член! Интригующе! Хм, хм.

– Степа, кофе?

Издеваются? Сглотнул тошноту. Хорошо им, матерым оперативникам, привычны ко всему! Тут понимаешь, труп, а они – кофе! Однако – кличка Член. Вокруг да около лежака, глаза косятся. Ай, любопытство необоримо: приподнять простынку, зыркнуть. Ну?.. Вот так рушатся юношеские иллюзии.

– До Баскакова, до восемьдесят седьмого, возил обкомовского Левичева… – не оборачиваясь, спиной, учит уму-разуму Гуртовой малого Степу. – На каждом углу кричал: «Я член партии! Я член! Член я!». Откуда и кличка.

«Черные»? Не исключено.

Но почему именно Зарубин по кличке Член? Крайнего выбрали? Не очень логично. Предупрежден – вооружен.

Резонней было бы начать с Боди, с Гуреева Бориса Ильича. Личный телохранитель и тщательно неафишируемый глава шпаны, громившей «Восток». Ранее проходил по 207-й, 210-й, 146-й. Проходил, но не привлекался – стараниями Чилингарова Юрия Аврумовича, члена коллегии адвокатов, правой руки Баскакова. Помимо тесных служебных контактов имеет… м-м… внеслужебный контакт с Гуреевым Б. И. В своей юридической практике – беспроигрышность гражданских и уголовных дел. Не обзаведись Баскаков А. М. эдаким помощником, давно бы отдыхал Баскаков А. М. в Теремке-тюряге. Впрочем, как и Гуреев Б. И., боевичок-громила. Впрочем, и самого Чилингарова Ю. А. недурственно было бы – в Теремок. Эх, статью отменили «маргариточную»!

Так что если джигиты Наджафа и начали бы войну на поражение, то начали бы не с Члена, а хотя бы с Боди.

– Кстати, Степа, вот этому Б-боде кличка Член подходит куда больше, чем Зарубину.

– Ну това-а-арищ капитан!

– Ладно-ладно. Теперь вот что. «Черные» «черными», версия работается. Но вместе с тем и кроме того…

– Товарищ капитан! Виктор Тарасыч!

– Что там еще?!

При задержании соблюдать особую осторожность…

– Ч-черт! Когда пришло?

– Сегодня. Только что.

– Ч-черт! Какого числа? Уже трое суток! Ч-черт! Бардак!

– А что? Что это нам дает? Это что-то меняет?

– Хм! Сердюков? Алло! Сердюков! Какая-такая женщина приходила в общежитие? Да, о которой Клямина тебе сообщила. Нет, не Ким. Ты докладывал: блондинка…

Теремок. Он не низок, не высок. И надежен. Мера социальной защиты. И не только защиты социума от запертых в Теремке. Но и защиты служителей Теремка от социума. СВОЯ территория.

– А с кем я разговариваю? – расплывается ряха – блин с петлицами. – Да, Юрий Аврумович. Помню- помню, как же, как же. Угу… Угу… Нет. Знаете, никак не получится. Уплочено уже. Люди, сами понимаете, серьезные, я не могу вот так ни с того ни с сего заявить им: «Кина не будет». Нет, не могу. Ну вы поставьте себя на их место… Гу-гу-гу! От сумы да от тюрьмы… Вы бы хоть объяснили. Так все было хорошо… Она же у черножопых в кабаке выкобенивается, а вы такой солидный-известный человек, Юрий Аврумович, и хлопочете за… Звиняйте, звиняйте, не так сказал. Я и говорю: вы бы хоть объяснили… А, вот так, значит, теперь. То есть она теперь под вашей… у вас… на вас… Все равно очень сложно. Н-не знаю, не знаю. Постараюсь. Зачем вы так!.. Конечно, лучше по-хорошему! Вот и я говорю. Понял. Я понял, понял… Да при чем тут я – у меня же люди, договоренность, кон-тин-гент. Вы же… уж вы-то знаете, сталкивались. Угу. Угу… Да я-то согласен. Конечно, согласен! С дорогой душой, Юрий Аврумович! Да. Само собой. Но, согласитесь, вопрос материальной заинтере…

Гудки отбоя в трубке.

– У, пидор! Гнида! Падла! – и много чего еще выпалил в сердцах ряха-блин-петлицы в коротко гудящую трубку.

СВОЯ территория, конечно. Однако начальников развелось – и не знаешь, кому лучше подчиниться, кого лучше ослушаться.

– Кина не будет! – прошелся по коридорам. – Кина не будет! Кинщик заболел!

И много чего еще выслушал из камер в свой адрес: гулко, малоразборчиво, но угрожающе, Что-что, а мести метлой обитатели Теремка умеют. Да и повод еще тот!

Ну-тк! Одно удовольствие и было: «кино» в окошке напротив! И «уплочено» за удовольствие по полной, деньгами «уплочено». И вдруг – так кинуть! И вдруг: «кина» не будет!

Эй, нача-а-альник!!!

Не будет. Шторы задернуты.

Глухо. Темно.

– Баксик. Я. Отзвонил. Зайчик может пока отдыхать. Договорились мы, А как иначе могло быть, обижаешь, Баксик. Я персоналу Бодю упомянул… Короче, персонал Зайчика теребить не будет и ждет дальнейших указаний. Но, конечно, следует подкормить. Члена послать или как?

– Юрия! Ка-акого… Члена?! Где он вообще?! Я же сказал: в семь. И – никого! Так дела не делаются, Юрия! Я недоволен, ты меня понял?

– Баксик! Извини, не в курсе. Я распорядился, как ты сказал, На меня-то зачем кричать, голос повышать?

– Ну-ну, Не дуйся. Разыщи Члена. И Бодя пусть в три часа к «Востоку» как штык. Ты помнишь, надеюсь? У нас встреча с дорогим Виктором Тарасычем. Не дуйся, сказал!.. Да! Зайчику можешь отзвонить порадовать: пусть отдыхает, Бакс сказал – Бакс сделал.

– Кто-кто сделал?

– Куда ж я без тебя!

Отбой. И набор номера. Гудки. Длинные.

Никто не подходит, чтоб порадоваться. Нет никого? Или трубку не снимает?

Шторы задернуты. Глухо. Темно. «Кина» не будет.

Меры воздействия на окружающих разнообразны и неисчислимы: будь то кнут, будь то пряник.

Бодя – кнут. Понадобится – задействуют.

А пока потеет, «грушу» околачивает в зале Стасика Ли, на тренажерах качается. Для него – быть в хорошей форме это не просто вопрос престижа, но и производственная необходимость.

Впрочем, представление о хорошей форме у каждого свое. У Боди – свое, у Стасика Ли – свое. Вот и глядит Стасик Ли опасливо, но снисходительно: хорошая форма! груда мяса! туловище бессмысленное!

– Чё уставился, китаеза! Каратэ, каратэ! Ка-ак вдарю – и никакое каратэ! У, не люблю я вас всех, черножопых-узкоглазых! Я б вас всех… и-иех!.. и- иех! – и качает, качает тренажерную пружину, наглядно демонстрируя, как бы он, Бодя, их всех: недвусмысленно, оскорбительно, с натягом, с присвистом, по самое некуда!

За такое и пяткой в лоб можно схлопотать. Запросто!

– Чё буравишь! Давай-давай! Мало тебе одного трупешника? Да-авай налетай! Только теперь загремишь на полную катушку. Второй раз мы тебя отмазывать не будем. Наешься грязи по уши, Тот же Юрий Аврумович постарается, будьте нате.

Потух Стасик, обмяк. Прав Бодя. Скотина полная – но прав. Повязан Стасик Ли. По рукам и ногам.

– То-то!

Обтерся Бодя, облачился, хлопнул дверью.

Солнышко. Припекает. О, мороженое! Извлек пачку пятитысячных. Хочу мороженого! Поче-о-ом? Двести тридцать? Тогда одно-о-о.

Пока сдача шелестелась-отсчитывалась, повертел башкой, стопанул мотор:

– Ща, мастер! Момент!.. Ну, ты! Долго считаешь! То-то! Все точно? Не обманываешь? Ладно, живи!.. Двинули, мастер! На Бордюрную. Откусить хочешь? Вкусно, говорю! Кусай. Кусай, говорю! То-то!

Добря-а-ак…

Щелкнул замком, вошел. Пожрать бы! Мороженое – разве еда? Баловство! Второпях хлопнул дверью – не захлопнулась, отъехала на десятисантиметровую щель.

Сунулся в холодильник, извлек чего-то съедобного, хлопнул дверцей. И, откусывая от копчености, хозяйски уставился в окно, на двор: пацаны сцепились – неумело, но зло.

Хмыкнул, дернул окошко, высунулся:

– Мудак! Хук дай слева! Хук! С-сопляшня!

Зря окошко открыл – сквозняк. Тюль взметнулся, зацепил стекляшку-безделушку на телевизоре, поволок – разбил в мелкие брызги.

Бодя вздрогнул непроизвольно: чё? кошка? мышка? привидение? Резко обернулся: а-а, стекляшка, ветер, тьфу!

– Ё!

Пнул-запер дверь в прихожей как следует. Ну и заодно тогда надо бы зайти рядышком – отлить.

Отжурчал, откряхтел с удовольствием. Вышел, застегивая мотню на ходу, и…

… оторопел на пороге комнаты:

– Ё! Ты чё, в окно, что ли? Ты как? А-а, понравилось? Я-а-а знал, что тебе понравится! – и не стал больше возиться с мотней. А чего? Сойдет! Не впервой. Считай, свои люди – сочтемся.

Не испуг, а оторопелость. Кого пугаться-то?! Эту?!

Мало ей было? Наверно. Если опять заявилась. Сама. Значит, мало ей было тогда – три дня назад.

Сочтемся!

А было так. Три дня назад, когда Бодя охапкой затащил ее к себе на Бордюрную из «попутного» мерседеса.

Она пыталась сопротивляться. Вывернулась даже. Даже мазнула пяткой чуть ли не в пах.

Бодя воспринял поначалу все как игру. Кто же, какая нормальная баба откажется, если он та-акой мужик! Бодя сначала ничего и не предлагал – втащил, как было заранее обговорено, хотел с ней по- доброму, по-хорошему. Разве что разок легонько вдарить – легонько… ну… ну, как бабу. Это если крик поднимет невзначай. Он же, по сути, добря-а-ак!