Сергей Белкин - Беглец-Шоу

– А-а-а! – раздается дикий вопль, вырвавшийся, наконец, из груди черноглазого.

От этого вопля Джон вышел из оцепенения. Решение пришло мгновенно: он резко ударил орущего в печень, тот согнулся и звуки приобрели хлюпающий характер, потом Джон несколько раз ударил его по затылку. Парень стал обмякать и Джон едва успел втащить его в кабинку.

В туалет кто-то вошел. Двое, или трое. Они оживленно разговаривали. Спор шел все о том же: продержится негодяй до утра, или нет. Вспоминали предыдущую поимку преступника. Того застрелили на второй день.

Джон затаился, стараясь не выдать своего присутствия. Вдруг черноглазый стал шумно дышать и постанывать.

Посетители продолжали болтать, мыть руки, зашумел вентилятор.

Джон грохнул кулаком в темя и парень снова затих.

"Старайся не оставлять никаких свидетелей. Они-твоя смерть".

Джон достал нож и обнажил лезвие. Потом раздумал убивать этого придурка и усадил его между унитазом и стенкой, прислонив тело к сливному бачку и стене. Грохнул еще раз по башке. Парень явно был в глубоком нокауте. "Минут двадцать, а то и больше, так пролежит". Джон закрыл кабинку на засов изнутри, перелез в соседнюю, а из нее вышел.

Покинув кафе, Джон, отошел в сторону и свернул в первый попавшийся двор.

Инстинкт призывал его бежать, прятаться, зарыться в нору, но разум говорил – иди медленно, не привлекай внимания. Прогуливайся, как житель этого района.

Джон представлял себе, как тот черноглазый с усиками все еще лежит в кабинке. А, может, он уже пришел в себя, выполз из кабинки, и всем рассказывает про "монстра, который его чуть не убил".

А надо было его, все-таки, прикончить! Он-то тебя не пожалеет!!

Оставалось пройти через двор, и – в парк!

Уже стало темно, только из окон жилых домов свет пробивался сквозь листву деревьев и освещал двор. Из раскрытых окон доносились звуки телевизоров – казалось, весь город смотрит одно и то же: "Беглец-Шоу"! Во дворах не было никого.

Джону показалось, что где-то в той стороне, откуда он шел, уже раздаются возгласы. "Неужели уже его нашли?" Хотя, может, это просто воображение разыгралось?

Но в эту минуту раздался резкий окрик:

– Джон!!!

И из темноты на Джона бросилось что-то тяжелое и свалило его.

– Не пойму, что на него нашло… Такой всегда спокойный. Джонни, мальчик мой, – старушка гладила огромного черного пса по голове, – как же ты мужчину напугал. Мне за тебя так стыдно.

Старушка, чья собака свалила Джона с ног, пригласила его в дом и угощала чаем.

– Ну, как вы себя чувствуете? Уже получше?

– Да, спасибо, кажется, отошел…

– Вы уж нас простите, ума не приложу, с чего это он набросился.

– Да я, видно, сам виноват. Вышел так неожиданно из-за кустов, вот пес и бросился. У него же инстинкт.

– Да, уж. Дурак такой, – старуха шутливо замахнулась на собаку, – А вы выпейте еще чайку. Вы не слишком торопитесь? А то мне, старухе так одиноко, сам Бог вас послал. Стариковские вечера длинные, безрадостные.

– А что ж вы телевизор не смотрите?

– А я телевизор не люблю. Вон он стоит, да я и не помню, когда включала. Вот внучка если заходит, она смотрит, а мне все это не интересно. Если хотите, я включу, посмотрите, что вам нравится.

– Нет-нет, – поспешил отказаться Джон, – я тоже телевизор не люблю.

"Идеальное место, – думал Джон, – здесь можно было бы до утра просидеть в полной безопасности. Да и старушка такая милая… Но, увы, рано или поздно, но уходить придется".

– Ну, Тамара Степановна, я, пожалуй, пойду, – Джон встал и направился в коридор. – Уже первый час, так можно и на метро опоздать.

– Да не беспокойтесь, в метро до половины второго войти можно. Мне внучка так сказала: если до половины второго внутрь вошел, то уж до любой станции доберешься.

– Спасибо вам за чай.

– Ой, да за что там благодарить. Это вы меня простите за собаку.

– До свидания.

– До свидания.

Джон вышел в подъезд и стал медленно спускаться по лестнице. Старушка закрыла дверь, и Джон стал вслушиваться в тишину безлюдного подъезда. Из-за некоторых дверей доносились звуки телевизоров, но в большинстве квартир уже спали.

Джон сел на ступеньки и некоторое время размышлял о том, что же лучше всего сейчас предпринять.

Сквозь выходившие во двор окна подъезда донесся шум автомобильного мотора, потом к подъезду подъехал полицейский джип. Лучи от вращающихся на крыше фонариков забегали по стенам.

Джип остановился напротив подъезда, из него вышло двое полицейских с собакой. Обойдя весь двор по периметру, заглянув под каждый куст, они вернулись к машине. Затем один из них подошел к двери подъезда и стал дергать за ручку.

Джон проверил на месте ли пистолет и с грустью представил себе ужас и разочарование милой старушки Тамары Степановны, когда после стрельбы в подъезде она в трупе убитого бандита узнает ее сегодняшнего гостя…

Но полицейский, подергав запертую дверь, что-то негромко сказал своему напарнику, и они вернулись, наконец, в машину.

Джип медленно переехал в соседний двор.

Только когда полицейские отъехали подальше, Джон почувствовал, в каком напряжении он был все это время.

Накатила усталость, и Джон всерьез решил остаться в этом подъезде до утра. Мягко ступая по ступенькам, Джон решил обследовать все этажи. Когда он снова проходил мимо двери старушки, пес оглушительно залаял, бросаясь на дверь. "Ну, да что с тобой сегодня, Джонни, – услышал Джон знакомый голос, – а ну, ложись спать немедленно, а то я тебе сейчас как дам!"

Джон поднялся до последнего, девятого этажа и обнаружил, что лестница идет еще выше: там оказался вход на технический этаж. Легко сломав старый висячий замок, Джон проник внутрь и довольно скоро заснул на пачках старых пыльных газет.

Дуня Поц лежала в шезлонге у бассейна на крыше 35-этажной башни, известной, как "Башня Кенгольца". Кенгольц – ее покойный муж – построил на крыше своего небоскреба двухэтажный дом в колониальном стиле, окружил его лесными деревьями, не забыл и про бассейн, оформив его как пруд в сосновом лесу. Здесь было уютно, как на загородной вилле, и, в то же время, это был центр Москвы.

Дуне здесь нравилось. С одной стороны – покойно и безопасно, с другой – подойди к краю, и панорама огромного мегаполиса заставит трепетать.

А трепетать Дуня любила больше всего. Родившись в благополучной семье "юсфул-пипл", она могла бы прожить вполне спокойную и размеренную жизнь: возможно, даже и работала бы на какой-нибудь фирме, или просто обзавелась семьей, растила бы детей… Но бес в нее вселился в раннем детстве. Ей нужны были острые ощущения. В школе она ненавидела девочек, презирала мальчиков, ссорилась с учителями, а преподавателя автовождения просто-напросто упекла за решетку. Сначала она в него влюбилась и пыталась соблазнить. Но это не удавалось сделать – учитель был корректен и неприступен. Тогда она отомстила и устроила провокацию: во время занятий по вождению порвала на себе одежду, исцарапала себя и сказала, что он пытался ее изнасиловать прямо в машине. Учитель оправдаться не смог и его отправили на каторгу куда-то в Страну. Это Дуне понравилось.

Постепенно она поняла, что власть – самое сильное наслаждение. Она унижала продавцов и водителей, дворников и рабочих – всех, кто был беззащитен и не мог ей ответить. Рано повзрослев, она погрузилась в бурные пучины секса, нащупав и здесь самое привлекательное – власть над партнером. Ей было необходимо его унижать, бить, измываться и мучить до тех пор, пока ее плоть не насыщалась.

Но когда она вкусила высшей власти – власти над жизнью…

Охота стала любимым увлечением.

Она полюбила убивать. Она трепетала, когда, ей удавалось успеть потрогать бьющееся в предсмертных конвульсиях подстреленное ею тело лося, успеть взглянуть в его потухающие глаза, ощутить, как жизнь уходит, и сильное тело могучего зверя превращается в труп…

Она лежала в шезлонге и вспоминала свою первую охоту на человека. Это было в Африке.

Негр знал, что его застрелят, и убегал лишь потому, что ему об этом сказал вождь. Он отдал вождю свою жизнь не задумываясь. Как только вождь получил деньги, негр отправился в огороженную часть саванны, где его должны были выследить и убить. Так уже делали его односельчане, и вождь говорил, что они сразу попали на небо.

Прятаться негру не очень-то и хотелось, поэтому Дуня быстро нашла его, подъехала к нему на лошади, прицелилась в правый глаз и выстрелила. Потом она спешилась, и некоторое время трогала умирающего негра, обнаружив при этом немало интересного и возбуждающего.

И, все-таки, чувство неудовлетворенности оставалось, потому что не было сопротивления – негр просто дал себя убить.

Следующая охота была получше. Во-первых, не негр, а белый. Во-вторых, этот крестьянин вовсе не хотел умирать. Его приговорили за невозвращенный долг. Да и сценарий был поинтереснее. Надо было вместе с местными проводниками-охранниками подкрасться к нему, когда он работал в поле, потом поскакать к нему, а когда он начнет убегать, дать ему забежать в орешник и там только выстрелить. Первая пуля попала в ногу, он пытался ковылять, потом упал… Тут уж Дуня оттянулась по полной программе. Прикончила его со вкусом, не спеша.